– Я ничего не видел, – промямлил мистер Брури – очевидно, думать дважды он попросту не умел.

– Ну разумеется.

– Нет, сэр, правда! Пять часов, говорите? Я тогда был сильно занят. Точил ножи. Да тут и не особо отвлечься можно – поднимешь глаза от круга и… хвать!

Мистер Брури продемонстрировал два сточенных почти до самого основания пальца на левой руке. Зрелище констеблю показалось отвратительным, и он поморщился.

– Так что, как я уже сказал, я ничего не видел, – продолжил точильщик, но тут же, отметив растущее негодование служителя закона, поспешно добавил: – Может, мистер Перабо что-то видел? Я ведь ему ножи и точил, а он тем временем стоял вот прям там, где вы сейчас стоите. Ну, может, не прямо там, а чуть левее…

– Мистер Перабо? – Констебль записал имя в свой блокнот.

– Да, бывший моряк. Живет в Клетчатом переулке – это тут, за углом…

Не теряя времени даром, констебль Бэнкс встал на подножку самоката и покатил к мистеру Перабо. Он быстро нашел указанный точильщиком адрес и, прислонив к ржавому гидранту свое служебное средство передвижения, постучал в дверь. Толстяк бесцеремонно заглянул в окно, но не увидел ничего, кроме клетчатых занавесок.

– Кого это там прибило приливом, а? – раздался хриплый возглас, и дверь распахнулась.

На пороге стоял широкоплечий бородатый мужчина в рубахе с закатанными рукавами и в черных штанах на подтяжках; под левой подтяжкой была зажата свернутая трубочкой газета, под правой – кисет. Лицо мистера Перабо было сильно обветрено и растрескалось, как старый пень. Кустистые брови бывшего моряка, казалось, просто не умели не хмуриться, а стоило ему увидеть полицейского, как к весу его и без того тяжелого, как якорь, взгляда будто добавился еще и вес якорной цепи.

В Тремпл-Толл к представителям полиции обычно относились с почтением – констебли себя в этом убеждали, но на деле их попросту боялись. Впрочем, изредка попадались и такие вот типы, закаленные морем, штормами и боцманскими «кошками», которые не испытывали никакого трепета перед безжалостными синемундирными блюстителями закона.

– Чего надобно? – спросил мистер Перабо.

Констебль Бэнкс поджал губы и перешел сразу к делу:

– Мистер Перабо? – Бывший моряк промолчал, и толстый полицейский продолжил: – Вчера в пять часов вечера в квартале отсюда было совершено преступление. Вы были замечены поблизости от того места.

– Эй-эй-эй! – Мистер Перабо упер волосатые кулаки в бока. – Давай только без качки, флик.

– Качка еще не началась, – угрюмо проговорил констебль, ненавидевший, когда его называли фликом. – Есть свидетели, утверждающие, что вы точили свои ножи у подъезда дома номер двенадцать. В это время в одной из квартир на этажах была совершена кража.

Как и все отличающиеся крайней грубостью натуры люди, бывший моряк плохо умел скрывать свои эмоции. И у него на лице тут же появилось весьма красноречивое признание: он прекрасно понимал, о чем речь.

– Не понимаю, о чем речь, – тем не менее заявил он. – Меня вам за это не причалить.

– Мистер Перабо, я бы не советовал вам юлить и изворачиваться.

– Хех! Думаешь, боюсь каталажки, флик? Я, было дело, пять лет отсидел на гауптвахте – что мне ваши уютные фликовские апартаменты!

Констебль Бэнкс уже понял, что грубой силой от этого нахального Перабо ничего не добьется, и решил даже не пытаться пролезть в игольное ушко. Зачем, когда при помощи хитрости можно добиться нужного гораздо быстрее?

– Нет, мистер Перабо, – угрожающе сказал Бэнкс. – Я не буду вас «причаливать», а просто сообщу вашей дражайшей супруге, что вы ходили в паб. Вряд ли она так уж этому обрадуется.

Взгляд бывшего моряка тут же переменился – из него ушла былая уверенность. Было видно, что констебль попал в самую точку.

Бэнкс сперва даже не поверил, что его блеф сработал. Он сделал ставку на то, что раз мистер Перабо моряк (пусть и бывший, сути это не меняет), то он частенько проводит время в пабе. При этом он отметил, что занавески в окне как следует выглажены и накрахмалены, из чего напрашивался вывод, что это – работа женщины, которая привыкла держать дом в чистоте и порядке. Еще он предположил, что жена у мистера Перабо, как и жены у большинства моряков, злобная и склочная и что вряд ли она поощряет его посещения паба. Что ж, он был весьма близок к истине.

– Ну да, – хмуро процедил мистер Перабо. – Я видел кое-что. Чудны́м мне это показалось – знал, что не поверит никто, вот и не болтал особо.

– Что именно вы видели? Вора?

– Можно и так выразиться. Это был шустрый коротышка, совсем крошечный. Такой примерно.

Мистер Перабо нешироко развел руки, и констебль Бэнкс тут же записал в свой блокнот: «Рост подозреваемого: примерно 1,5 фута».

Бывший моряк продолжал:

– Коротышка вырядился как джентльмен: раздобыл где-то костюм и маленький цилиндр… н-да… Вообще, это была какая-то уродливая тварь с длинным носом, мелкими цепкими глазками и острыми треугольными зубами. Оно как зыркнуло на меня, так у меня все внутри похолодело. После чего уродец проворно рванул вдоль дома, несмотря на то что кукла, которую он волочил, была больше него самого. Коротышка направился в сторону Сиротского моста. У моста его поджидал тот тип.

– Что еще за тип? – оживился Бэнкс.

– Не знаю, обычный тип. В пальто и котелке. Держал зонт под мышкой.

– Действительно, самый обычный тип, – проворчал констебль. – Тогда почему вы сказали «тот тип»?

– Я его заприметил, еще как только отдал ножи мистеру Брури. Он стоял там и все глазел на меня. Ну, я думал, что на меня. Это потом я понял, что он своего этого мелкого высматривал.

– Что было дальше?

– Коротышка подбежал к нему, отдал куклу и взял что-то взамен. Какую-то бумажку.

– Что еще за бумажка?

– Да мне откуда ж знать? Может, заплатил ему тот тип, может, еще что… В общем, коротышка схватил бумажку и ринулся прочь. А человек с зонтом сунул куклу в бумажный пакет, в какие бакалейщики складывают покупки, и двинул в сторону Неми-Дре. Вот и все, что я видел. Подивился и забыл. Эй… – Мистер Перабо вдруг вспомнил: – Зонт у того типа мне тоже чудны́м показался!

– Чудной зонтик?

– Да, как будто газетой обтянутый.

Констебль Бэнкс встрепенулся. Это было уже любопытно. Дело, которое еще полчаса назад казалось ему глупостью и тратой времени, обрастало все более интересными подробностями. Кажется, он знал, кому принадлежит описанный мистером Перабо зонтик. И если он прав, то это не просто кража у сумасшедшей старухи какой-то ее дурацкой куклы – нет, здесь кроется что-то большее.

– Жене только не говорите про паб, господин констебль, – вымученно проговорил мистер Перабо.

Бэнкс усмехнулся – куда только подевалось это дерзкое «флик»?

Толстяк взобрался на самокат и, насмешливо поклаксонировав пристыженному бывшему моряку на прощание, покатил прочь.

Настроение констебля заметно улучшилось. Его ждало дело, которое, если чутье ему не изменяло, должно было все исправить.

Ну кто бы мог подумать, что к долгожданному повышению, о котором Бэнкс так мечтал, сама того не зная, его приведет какая-то нафталиновая старуха-кошатница… И хоть до упомянутого повышения было еще ой как далеко, шестереночки в голове констебля уже принялись вовсю вращаться. Его нос учуял запах подвернувшегося под руку шанса, и упустить его Бэнкс позволить себе не мог.

Кажется, жизнь налаживалась…

Тоскливых мыслей совсем не осталось. Ну а уже почти подкравшейся беспросветности было строго велено отвалить и заткнуться, и она была вынуждена послушаться – еще бы: вряд ли даже беспросветность хотела огрести полицейской дубинкой и отправиться в застенок.

Железный рынок грохотал.

Он не только раскинулся в глубине Шестереночной балки, но и занимал также довольно обширное пространство по обе ее стороны. Здесь можно было купить все что угодно: как простые детали вроде шестеренок, цепей и колес, так и разнообразные сложные механизмы. Парочка последних, к слову, как раз расхаживала меж кучами лома, громыхая огромными ножищами, скрежеща сочленениями и выдыхая из многочисленных выхлопов зловонный дым. Грузовые шагатели достигали высоты двухэтажного дома – их было видно издалека: темные фигуры, ворочающиеся в буром мареве.