Из джунглей к дороге выходили винторогие антилопы, слоны и бегемоты. Из непроходимой зеленой чащи доносились крики горилл.

Дорога, поднявшись склонами гор Адамава, привела на плоскогорье, занятое саванной. Тут безмятежно бродили стада буйволов, за ними следовали жирафы и носороги. От полуденного солнца укрывшись под сенью деревьев в ожидании ночной охоты, нежились львиные прайды и леопарды.

Наконец показались люди племени нконгхо-мбо, пасущие крупный рогатый скот. Казалось, на родине Адама царил безмятежный мир. Лишь Бонами постоянно с тревогой в немигающих глазах осматривал окрестности, словно застывшая антилопа, напуганная треском сухой ветви под чьей-то крадущийся лапой.

– Днем тут спокойно, – рассуждал Бонами, – но лучше нам уехать отсюда до наступления темноты.

– Неужели все так серьезно? – спрашивал Николай, укладывая пробирки с анализом ДНК в контейнер. – Внешне тут абсолютная идиллия.

– Надеюсь, обойдется, – Бонами, постукав ногой о покрышки, проверил давление в шинах и с загадочной улыбкой добавил: – От хищников в саванне животных спасают чуткие уши и быстрые ноги. А нас в горах Адамава могут спасти только крепкие руки и зоркие глаза.

– Как же здесь красиво, – стонала Изабель, касаясь ладонями груди.

Плато парило над девственным экваториальным лесом, как поднятая из тумана ладонь Творца, однажды поместившего здесь Адама, общего предка всех ныне живущих на планете Земля людей.

– Тут многое сошлось, – забыв про усталость, осматриваясь, рассуждала Мелиса. – И курящийся конус вулкана Камерун на юге, зеленое море лесов, скрывающих полноводные реки, изобилие пищи и сверкающее солнце. Идеальное место для рождения Адама.

– И эти виды, – изнемогая от наслаждения, стонала Изабель. – Все картины Лувра – скромная тень этого великолепия.

– Однако, в самом деле, – едва слышно шептал Николай. – Уж как-то все очень хорошо. В этом экваториальном раю в самом деле растворена до поры незримая опасность. Чем дальше, тем более я ее ощущаю.

Деревня племени нконгхо-мбо представляла собой десяток хижин, укрытых от частых осадков пальмовыми листьями, и походила на сосредоточие птичьих гнезд и звериных лежек. Время тут остановилось полторы сотни тысяч лет назад. Обитатели деревни казались сущими детьми.

– Вот истинные синтоисты, – качала головой Изабель, касаясь уголков глаз платком. – Поклонники сил природы. Весь африканский континент представляется мне лишь широкой ступенью к этому нерукотворному храму жизни.

– Значит, не только взаимная любовь, – Мелиса, говоря, подписывала фломастером контейнер: «Германия, доктору Майеру». – Но и красота места, изобилующего всеми дарами планеты, обусловила мутацию АОО.

– Да, окно возможностей для младенчества современного человечества однажды отворилось здесь…

Фраза Изабель повисла в воздухе. В деревню на огромной скорости ворвались два джипа с пулеметами в кузове. Носители генетики Адама в сгущающихся сумерках, прижавшись к земле, расползались в траву, как напуганные большой злой собакой коты. Бонами побледнел, покрывшись испариной.

Абсолютно черный, с мясистыми чертами круглого лица, в громадной фуражке с кокардой, в погонах с отливающими медью громадными звездами персонаж, окинув наших героев взглядом готового к прыжку хищника, подошел к Николаю.

– У вас есть разрешение на посещение гор Адамава? – глаза вопрошающего производили жуткое впечатление. Зрачки были белесые, белки налиты кровью. Мясистые губы тряслись.

У Мелисы и Изабель в груди что-то оборвалось. Николай ощутил, как его ладони покрылись влагой. В следующее мгновенье Николай увидел, как на головы Изабель и Мелисы зашедшие сзади незнакомцы надели мешки. Перед собой Николай рассмотрел занесенный над переносицей коричневый приклад знакомого со школьной скамьи автомата Калашникова. Дальнейшее заняло не более пяти секунд. С львиным рыком Николай, уклонившись от удара, носком ботинка ударил толсторожего между ног, вложив в нехитрый прием всю энергию переживаемых эмоций. Автомат оказался в руках Николая.

– Русский с автоматом, – заорал на языке банту долговязый парень в крапчатом берете с кокардой, трясущимися руками заправляя ленту в пулемет.

На мгновенье все вокруг замерло. Николай, прицелившись в бензобаки джипов, дал короткие очереди. Древние горы Адамава на вечерней заре осветили два шара гудящего огня.

Бонами повернул ключ зажигания. «Лендровер» плавно тронулся с Николаем на багажнике крыши и с потерявшими сознание Изабель и Мелисой на заднем сиденье.

– Я их узнал, – Бонами говорил отрывисто. – Они из Чада.

– Надеюсь, туда и отправятся, только теперь пешком, – Николай пересел в кабину и, отстегнув рожок, считал патроны. – А я из России. У реки останови. Вернем сознание девушкам.

Между Анной и доктором Майером по завершении семестра установились, как им казалось, отношения доверительной дружбы, и однажды погожим весенним днем студентка оказалась на яхте преподавателя. Поводом для встречи послужила необходимость обсудить детали курсовой работы, посвященной строению человеческой головы.

Яхта, покинув порт Гамбурга, руслом Эльбы выступила к ее устью. Целью был выход в Северное море. Навстречу изящно очерченному лакированному корпусу шли сухогрузы, уставленные железными контейнерами выше судовых рубок. Плыли громадные танкеры. Традиции Ганзы и большой межконтинентальной морской торговли эпохи колониализма в Гамбурге живы как нигде в Северной Европе, и рожденная в Баварии Анна с удовольствием вкушала романтичный дух морских ворот Германии.

Оснащенная парусом и мачтой яхта была невелика, а линии ее были совершенны. Шла яхта на моторе. Каюта вмещала два спальных места и стол. Доктор Майер объяснил Анне, как распознать фарватер, как управлять судном с помощью большого руля, похожего, по мнению Анны, на колесо телеги с фермы ее дедушки. И Анна уверенно вела яхту, внимательно сверяясь с картой и буями. Доктор Майер на газовой плите готовил утку с яблоками. Речь о ней шла с осени, и оба мечтали об утке, как о вожделенном лакомстве.

На закате солнца яхта встала на рейд, бросив якорь в ста метрах от песчаных отмелей Северного моря. Обрамленная печеными картофелинами утка на широком расписном блюде украсила центр стола, полного фруктов и сладостей. В потолок каюты оглушительно выстрелила пробка шампанского, знаменуя начало ужина.

Как обычно, утка была необыкновенно вкусной, но мяса в ней едва хватило, чтобы распробовать. Шипя в бокалах, пенилось шампанское. Палуба была полна чаек, ожидавших своей порции долгожданного торжества.

К обсуждению намеченной темы приступили издалека.

– Какое красивое слово «аллели», – Анна коснулась бокалом губ, заглядывая в его донышко. – Что оно означает?

– Аллели – это разные формы одного гена, расположенные в одинаковых участках – локусах одинаковых хромосом. Аллели определяют альтернативные варианты развития одного и того же признака.

– Вы специалист по высокопроизводительному секвенированию, – Анна повернула голову вправо, смотря при этом прямо. – И мою митохондриальную ДНК вы определили гаплогруппой R.

– Да, – доктор Майер с сожалением посмотрел на то немногое, что осталось от утки. – Чайкам, впрочем, кое-что достанется. А секвенирование нового поколения полногеномное. Секвенатор автоматически параллельно определяет миллионы последовательностей, представляя весь геном.

– Значит, моя праматерь R – дочь европейской Евы N, – Анна, помолчав, добавила: – Однако о голове. У младенца она составляет четверть от длины тела.

– С годами превращаясь в одну восьмую, – усмешка исказила канонически выверенные мужские черты лица. – Мужая, человек глупеет.

– В генетике я еще весьма нетверда, – пожимая плечами, Анна склонила голову набок, складывая на груди ладони. – Насколько я понимаю, клетки человека в разных частях тела копируют с ДНК белки из разных участков ДНК и человек отстраивается во всем своем разнообразии, от нейронов мозга до пальцев ног.