– Да хранит его Господь, – тут же отозвалась Катрина. – Я вовсе не желаю смерти генералу Уолтону, просто переживаю из-за всего, что случилось, и…

– Катрина, – Бартоломью неожиданно снова обратился к ней по имени, в последний момент одернув себя, чтобы не сказать Кэт, – лучше возьми ребят и найдите Дэймона. Ему нужна поддержка.

На секунду ему показалось, что нижняя губа Катрины слегка задрожала, но ученица быстро кивнула, подошла к Луизе, и, взяв ее за локоть, потащила к выходу, кивком головы показывая остальным следовать за ними.

Заспанному Чизвику в пижаме – патологоанатому Организации – раздраженному такой расхлябанностью Бартоломью, ведь тот почти час добирался до рабочего места, передал приказ произвести вскрытие тела и предоставить отчет как можно скорее. После измученный Бартоломью направился к лестнице, ведущей из подземелий, чтобы затем проделать долгий путь, добираясь до седьмого этажа, где находится зал заседаний Совета.

– Барт! – слишком эмоциональный женский голос настиг Бартоломью, когда тот уже вышел в холл первого этажа. Роза, расположенная над дверьми у входа в замок, причудливо пропускала лунный свет в огромное каменное помещение, освещая главную лестницу. Вниз по ступеням к Бартоломью спешил женский силуэт. Мысленно он поморщился, так как узнал ее еще по голосу и догадывался, что сейчас будет. Двое молодых парней, которые отвечали за дежурство в холле, с интересом косились в их сторону, но подходить ближе не решались.

– Это правда? Я заходила к дежурному врачу, он мне все рассказал! Неужели Бонни и вправду себя убила?! Барт! – нервно поправляя едва не распахнувшийся, длинный шелковый халат, Беатрис вглядывалась в лицо Бартоломью, надеясь, что он начнет все отрицать.

– Мисс Говард, немедленно успокойтесь. Да, Хармон действительно убила себя под действием пока неизвестных нам факторов. Это происшествие будет расследовано, поэтому волноваться нет нужды.

Беатрис уже около пятнадцати лет была одним из психотерапевтов Организации и, хотя срок пребывания в стенах замка был не мал, она позволяла себе такую чуждую им эмоциональность и чувствительность.

«Вероятно, все дело в том, что она, в отличие от меня, пришла сюда в зрелом возрасте, так что перевоспитать ее не удалось». Бартоломью в душе гордился тем фактом, что был не просто воспитан, но и рожден в Организации, так что смог с молоком матери впитать в себя ее идеи и правила.

Члены Организации делятся на три категории в зависимости от того, каким образом они здесь появились: те, кого брали на воспитание с пяти лет; те, кто присоединился к ним в поиске убежища, покровительства или по иным причинам; те, кто родился уже в самой Организации от ее членов (таких было меньшинство, по многим причинам завести ребенка, будучи частью Организации, было проблематично).

– Нет нужды?! – Беатрис задохнулась от возмущения. – Бедняжка убила себя, Барт!

Занимая должность психотерапевта, Беатрис не имела права обращаться к управляющему замка и секретарю Совета так панибратски, однако она была старше Бартоломью, поэтому попытка убедить Беатрис обращаться к нему соответствующе провалилась еще несколько лет назад.

– И паникой мы ей не поможем, – не сдавал позиции Бартоломью. – Лучше займитесь детьми, мисс.

Психотерапевтом Организации Беатрис стала не столько из-за своего профессионального опыта, сколько из-за способности манипулировать чувствами и эмоциями людей. В основном она применяла ее, чтобы сдерживать, успокаивать и поддерживать членов Организации, что позволяло быстрее возвращать их в строй и обеспечивало собранность и готовность к работе.

– Я хотела ее увидеть, – к раздражению Бартоломью в голосе Беатрис звенели сдерживаемые слезы, – а затем отправиться к ним. Как они? Как Дэймон?

Среди выпусков, закрепленных за ней, был и выпуск 2010 года, поэтому Беатрис чувствовала за них еще и личную ответственность, если не сказать, привязанность, сходную с материнской. Причем такое отношение Беатрис распространяла на всех выпускников, кто был младше нее. В ответ на заботу и поддержку дети отвечали тем же, ласково называя ее «Беа». Хоть Бартоломью и признавал, что на детей такое отношение оказывает благотворное влияние, но не мог не раздражаться от такого проявления слабости.

– Держатся, но Каваками и Грея я еще не видел. Моран и Эрсана тоже, они у генералов должны быть. Я направляюсь сейчас туда, – ответил Бартоломью и, не дожидаясь новых вопросов и потоков сожалений, поспешил к парадной лестнице.

Эта ночь закончится еще не скоро.

Июль, 2020 год

Марк иногда ненавидел людей. И это нормально.

Те, чья должность обязывает работать с клиентами, часто ненавидят людей. Им ненавистна вся их сущность, эгоистичная, направленная в первую очередь на себя и свои желания, стремящаяся выражать эмоции, порой вываливая их на незнакомых людей, временами тупящая, не слышащая других, хамящая, обладающая мерзким характером… Конечно же, в каждом правиле есть исключение и найдется тот энтузиаст, которому просто необходимо живое общение и новые знакомства, но даже его когда-нибудь должен будет вывести из себя этот поток человеческих лиц. И не просто довести, а высосать все жизненные соки, всю энергию, все силы… «Люди те еще ханжи, – любил размышлять Марк. – Травят клопов, но сами являют собой типичнейшую форму паразитизма. И ладно бы они паразитировали на других видах существ, но как будто в доказательство собственной тупости, люди додумались отравлять жизнь друг другу. Даже на восьмой круг Ада по Данте не тянет, разве что у входа толпой собраться2».

Разумеется, чувство ненависти приходит и уходит, подтачивая нервы и оставляя несчастных искать способы успокоения и утешения: хобби, вечеринки, прогулки, друзья, семья, любимые, алкоголь, психологи, таблетки, а может, и все вместе. И ведь это можно было бы перетерпеть, если бы из привычной серой массы подчас не вылезали особые экземпляры, этакое коллекционное издание кунсткамеры, воплощение человеческой сущности.

– Вы уже что-нибудь выбрали, сэр? – вежливость в голосе Марка была настолько очевидно ложной, что ему стоило бы вручить «Золотую малину»3 за худшую мужскую роль без проведения церемонии. Однако мужчина, который уже минут двадцать стоял у кассы Joe & The Juice, даже бровью не повел.

– Пока нет, – скучающим голосом ответил клиент. Он продолжал смотреть на меню позади Марка пустым взглядом, словно погрузился в себя или мысленно перенесся далеко отсюда. Что же, он был далеко не самым странным посетителем кафе. К ним однажды забежал парень, который стал настойчиво звать замуж Келли, вторую официантку, ведь ему только что отказала его девушка. Угомонился эксцентричный ухажер, только когда они пригрозили вызвать полицию. Сегодняшний мужчина ничего плохого или странного не делал, но пока он стоял и пялился в меню, Келли успела обслужить одного посетителя и делала фреш для второго, а Марк продолжал терпеливо ждать заказ. Очень терпеливо.

Те, чья должность обязывает работать с клиентами – хорошие актеры.

Вы представляете, как сложно тем же официантам терпеть хамство, а иногда и домогательства посетителей, не имея права постоять за себя? Каково кассирам, пропускающим через себя сотни людей и не имеющим возможность отойти в туалет в любой момент? Какие вообще права есть у тех, кого презрительно именуют «обслуживающий персонал», хотя в самой их работе нет ничего унизительного?

Марк не считал свою работу унизительной, но и не любил ее. Просто это был переходный момент, когда он, почти восемнадцатилетний парень, пробовал взрослую жизнь с самостоятельным заработком, а также оттягивал момент принятия решения о своем будущем. Однако с посетителями все это Марк должен был скрывать, как это делают другие его коллеги, улыбаться в недовольные лица клиентов, задвинув на задний план беспокоящие и раздражающие мысли. У Марка это пока получалось не всегда хорошо и вместо того, чтобы с фальшивой улыбкой задать дежурный вопрос – «могу ли я вам что-нибудь подсказать», – он предпочел уставиться в витрину за спиной застывшего мужчины и рассматривать в ней прохожих, машины, припаркованные рядом с Caparo House велосипеды. Эх, как же Марк завидовал Ингрид – своей неродной по крови сестре, – которая додумалась найти себе работу в книжном магазине. Пожалуй, затерявшись среди книжных полок, Марк чувствовал бы себя более комфортно. Он был бы как Минотавр в лабиринте, которого посетители беспокоили раз в девять лет.