Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED

В оформлении использована иллюстрация:

© Anton Vierietin / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

Дорогой друг, в наше время, когда удивить чем-то новым довольно сложно, я осознанно беру на себя смелость заговорить о том, что перестало быть откровением еще много лет назад.

Мир не стоит на месте, и искусство вторит своему времени, вбирая в себя волнующие его проблемы. Кинематограф, мультипликация, интерактивное искусство и литературные произведения полны историй о чувствующих синтетиках, андроидах и роботах, непризнанных обществом на официальном уровне, и мне, как человеку, добровольно притронувшемуся к такой, казалось бы, набившей оскомину теме, хочется вставить пояснительную ремарку. В этой истории Вы не увидите выведенной на глобальный уровень проблемы взаимоотношений человека и его нано-творения, вы не увидите людей-андроидов, толпой бегущих отвоевывать себе права, или погонь на летающих машинах из разряда фантастики. История совсем не об этом. Её масштаб у́же, чем можно себе представить, и шире, если говорить об изображении человека, как обыкновенной единице нашего вида.

Конечно, речь идет об Энзо. Его отличительной чертой является то, что его никогда нельзя увидеть целиком. Я не единожды пыталась уловить его чёткий образ, проникнуть в его голову и выудить что-то, что сделает его более понятным и легким для стороннего восприятия, но вовремя остановилась и прекратила поиски. Он тот персонаж, который должен быть на виду, но при этом частично запечатан для нас в попытке до конца его постичь. Как ни странно, это делает главным героем именно его. Если хотите, это делает его главным героем наравне с Винсентом, который на протяжении всей книги является самой достоверной для нас призмой восприятия, приоткрытым окошком, позволяющим нам видеть Энзо насколько это возможно кристально, пускай и с небольшой толикой, как признается сам Винсент, «справедливого субъективизма». И вот тут начинается Ваша важная роль, дорогой читатель. Она действительно важна, потому что Вы решаете для себя, кто такой Энзо, Вы участвуете в окончательном его «становлении», помогаете обрасти деталями, которые можете увидеть только Вы, помогаете ему быть, точно так же как я когда-то помогла – родиться. Это наш совместный, коллективный труд, хотите Вы того или нет.

Я сочла нужным создать с Вами этот первый, пробный контакт во избежание неоправданных ожиданий, и если Вы готовы идти с героями рука об руку в этом пространном меланхоличном путешествии, то я буду ждать Вас на последней странице.

«До Эдема было рукой подать. В подрагивании устало смежающихся век – миллисекунда, в появлении нужного образа перед глазами – чуть больше. И вот он здесь».

Обладая неслабым поэтическим дарованием, Винсент мог только в простых словах описать въевшуюся в изнанку век картину, не прибегая к излишним прозаическим опусам: «всегда было дерево». Именно так. Ростом всего шестнадцать футов, с густой копной вечно зеленых листьев и крепким запахом старой древесины. Оно было не слишком высоким, но невероятно большим в том смысле, когда придаешь какой-нибудь маленькой вещи несоразмерно большое значение. Винсент просто знал, что когда закроет глаза, обязательно проложит мысленный путь по каждому листу, по каждой ветке, пока по трещинкам не спустится почти к самому низу, где было самое важное. Там была история. Целая история о том, что было, о том, как надо было, и о том, как могло было быть, но улыбка у неё такая, что все эти условные «если бы» забывались непростительно быстро для него.

Возвращаясь назад, он чувствовал один и тот же привкус момента, когда силуэты, лица, события бликовали где-то совсем рядом знакомым оттенком присутствия. Для Винсента этот оттенок разбивался на сотни других, в сотни дней и мгновений с одним общим лейтмотивом гремучей меланхолии, которому он с покаянным терпением предавался. Его история жила во вчерашнем дне, улыбалась, дурачилась, незримо тосковала и, при всей неприхотливости к жизни, смотрела на него прихотливо и умно. Сейчас она жила у Винсента под придирчивым пером. Он трясся над каждой буквой и скрупулезно менял витиеватое мастерство слова на простую суть, где это было необходимо. И, хотя не видя в своих попытках передать суть ничего, кроме потуг, он знал, как непреложную истину, что есть такие истории, которые должны быть рассказаны.

Неожиданно для себя, в один день, Винсент как назло споткнулся о черту той губительной добропорядочности, которая диктует быть в высшей степени poli[1], и, как следствие – принял щедрый подарок от своей сестры. Первое воспоминание о том дне – это покачивающийся на ухабинах фургон службы доставки, который он наблюдал через зеркало заднего вида; следующее – собственный скептичный взгляд в сторону «подарка» на протяжении двух дней, потому что иногда в сердце закрадывалась абсурдная радость того, что этот подарок хотя бы не смотрит на него.

Сестра, его милая Тесса, насмотревшись всяких телепередач наподобие «Век полезных технологий» и «В ногу со временем», и будучи обладательницей плоского юмора, но сметливого ума, в худшем случае называла Винсента издержкой общества; в лучшем же прятала закатанные глаза за единственным атавизмом, который могла себе позволить, учитывая ее тягу ко всему новаторскому – за еженедельной газетой, которую обязательно читала, когда приходила к нему в гости. И она – о, чудо! – не выискивала новости про очередную новую модель синтетиков, а с головой зарывалась в рубрику о культуре и искусстве.

Как «издержка современного общества» Винсент мог даже не утруждаться в объяснении своего отношения к синтетикам, ему было достаточно просто того факта, что он их на дух не переносил.

У всех были одинаковые лица. У всех до единого. Они выходили из-под одного «принтера», и, закрепленная на молекулярном уровне бездушность, объединяла их вне зависимости от размера губ, носа, цвета кожи и параметров тела. Они разные и одновременно одинаковые. Винсент никогда не перепутал бы их с людьми.

Широкий коридор посещенного им в первый и последний раз магазина-склада изображал собой бесконечную даль. Винсент помнил, что там пахло густой стерильностью с легким разбавлением цветочного шипра, шлейфом тянувшимся за уходящей покупательницей, и что синтетиков там было прискорбно много. Выстроенные в несколько рядов, они вполне могли составить небольшое, но безропотное войско с опрятно сотканной бирюзовой формой вместо экипировки и неосмысленно пальпирующим взглядом вместо оружия. Новоприбывшую партию на глазах посетителей подвергали показательному осмотру (и коммерчески продуманному, надо сказать): включали, выключали, заставляли совершать набор стандартных действий, проверяли на наличие дефектов.

Винсент испытал ровно то удовольствие от своего пребывания там, какое испытывал, когда чесал зудящую коленку.

– Чек, инструкция по применению и дополнительные инструменты будут лежать в коробке. С этого дня вы полноправный владелец синтетика. Ознакомьтесь с вашими правами на использование здесь, – консультант протянул ему документы. – Если вы заметите производственный дефект или товар испортится непосредственно во время эксплуатации, вызовите мастера из нашей компании, и тогда он либо починит объект, либо отправит его на утилизацию. Гарантия три года. У вас есть какие-нибудь вопросы?

И он сказал тогда:

– У меня нет вопросов.

Тесса ждала его возле дома – жутко довольная и сияющая. Ей не терпелось узнать, понравился ли ему её подарок, и наконец услышать, как его полное скептицизма отношение к синтетикам звонко треснет. Это было несколько наивно с её стороны – всех их Винсент видел только в общей выгребной керосиновой яме, имея все основания испытывать неприязнь, как каждый третий член пока еще относительно здорового общества.