Бессилие напрягало и Милу. Как с ним бороться? Никакие артефакты не спасут, ведь был же у профессора нож, но и с ним не получилось ничего хорошего.

Если бы не Соловьев, не его поддержка, она бы снова впала в отчаяние. Но Вик сидел рядом – теплый, уверенный, желанный – и одним своим присутствием вселял в нее уверенность, что все будет в порядке. Уж он-то об этом позаботится. Он это мог!

- Кстати, а что вчера со мной произошло? Ведь произошло же, да? – с жадным нетерпением спросил Загоскин. – Я снова умер?

- Стоит ли? – высказал сомнение Соловьев. – Для вас это как бы не сбылось, зачем знать подробности?

- Я, можно сказать, коллекционирую свои смерти. Так что это было?

- Вы неудачно упали и стукнулись головой.

- Шутишь? – Загоскин моргнул. – Стыд какой! Упал! С лестницы?

- С кровати.

- Стыд, - повторил он и снова сжал кулаки.

- Но это случилось не вчера, а неделю назад, - добавил Соловьев. - Мы еще точно не знаем, с чем связаны временные промежутки. Иногда они занимают миг, иногда больше. Я знаком с человеком, который воскрес спустя два года.

Профессор наклонил голову к плечу, оценивающе смерив его взглядом:

- Вот что! Теперь твоя очередь исповедоваться. Кто ты такой и что это за «мы»? Кто поручил тебе найти меня и забрать артефакт? И что вам вообще известно об этих… странных изменениях реальности и открывающихся порталах?

- Я начну с последнего вопроса, - ответил Вик. – Про порталы, правда, ничего не знаю, но изменения мы отслеживаем. Мы называем их «диффузиями». Диффузии производит древнее устройство, которое вы знаете под именем «Чаши». Работающая Чаша неисправна, ее сломали, когда пытались запустить без Ключа, поэтому такие последствия.

- Так это Черное солнце нахулиганило в Антарктиде? Не астероид?

- Падение астероида усугубило, конечно, такого никто не предвидел, - Вик вздохнул и продолжил: – Мы знаем, что предметы, которые путешествуют из мира в мир вместе с инициатором пробоя, в первый раз меняют одну из своих характеристик, но затем, во все последующие скачки, остаются без изменений. Причина этого пока непонятна. Мы называем их «точка привязки», но название чисто условное.

- Шкатулка, книга, моя клюка, - Загоскин бросил взгляд на прислоненную к стене трость. – Я обращал на них внимание, но тоже не знаю, что это такое. Я зову это маркерами. По ним можно ориентироваться, но почему, к примеру, маркером стала именно шкатулка? Или вот эта палка? Хотя… если я, как вы говорите, упал с кровати, то трость выглядит злой шуткой. Как ты считаешь, Мироздание умеет шутить?

Вик пожал плечами:

- Если это управляемый хаос, то почему бы и нет? У того, кто управляет, может наличествовать чувство юмора.

- Допустим, - кивнул Загоскин. – Что еще скажешь хорошего?

- Еще мы знаем, что избежать неприятных последствий при диффузном расслоении помогает древнее устройство в виде тибетского трехгранного кинжала, - осторожно продолжил Соловьев. - Я не физик, но в лаборатории есть целая команда, которая этим занимается. Надеюсь, что к настоящему времени они существенно продвинулись вперед.

- А ты их об этом не спрашивал что ли?

- Это весьма специфическая материя, - скупо улыбнулся Вик, - боюсь, что все равно ничего не пойму.

- Выкрутился красиво.

- Я не выкручивался. Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом.

- Еще скажи, что тебе наплевать на теорию, ты типа практик, - Загоскин закашлялся и махнул повелительно рукой, требуя продолжать. Сквозь кашель выдавил: - Что за лаборатория?

- Это научная лаборатория «Яман-четыре». Расположена в районе горы Ямантау, в заповеднике. Там ведутся исследования разной направленности, в том числе и работы по созданию аналогов известных вам артефактов. Мы исходим из того, что это не какие-то оккультные и мистические вещи, а технические устройства, которые можно воспроизвести и улучшить.

- И как далеко продвинулись, ты якобы не в курсе? Ну-ну. Только место вы выбрали злое. Тебе известно, что в переводе с башкирского «яман тау» означает «плохая гора»?

- Зато работа там кипит хорошая, праведная, - сказал Вик.

- А это как посмотреть… Впрочем, - Загоскин резко сменил тему, - мы болтаем битый час, и я совсем забыл про обед. Мне ведь нельзя нарушать режим. Диабет, знаете ли… Отведаете моих щей? Приглашаю!

- Ты голодна? – спросил Вик у Милы, снова поглаживая ее ладонь под столом.

Девушка смутилась и осторожно потянула руку на себя. Хорошего понемножку.

- Нет, не очень, - пролепетала она, - но…

Ее прервал требовательный звонок в дверь. Точно так же, наверное, звонил недавно Соловьев, пытаясь заставить профессора открыть им.

Загоскин вздрогнул и дернулся на табурете, а чтобы не упасть, вцепился в край стола.

- Вы ждете кого-нибудь? – спросил Вик.

- Нет… - пробормотал старик. – С меня и вас достаточно! Сделаем вид, что никого нет дома.

- А если это ваш сын приехал из Америки?

- Буди? – Загоскин изумленно уставился на Соловьева.

Звонок повторился.

- Почему бы и нет? Мир-то изменился. Но если не откроем, то так и не узнаем, для чего его меняли.

- Буди тут при чем? Это не он его менял!

- Но он способен принести новости, которые окажутся полезными.

Загоскин сидел прямой, как струна, и не двигался, а в дверь звонили и звонили.

- Надо принять решение, - поторопил его Вик. – Плыть по течению – не самый лучший вариант, а прятаться вечно невозможно. Пора учиться действовать.

- Знаешь, как уязвить, - буркнул профессор и поднялся.

Мила подскочила и подала ему тросточку. Профессор оперся на нее и сделал нетвердый шаг. Потом оглянулся на Соловьева:

- Но если ты ошибся, если это не Буди… Эх, лучше бы тебе не ошибиться!

Глава 10. Вик. 10.1

Глава 10. Юнгдрунг бон

Виктор Соловьев

10.1

Отправляясь по адресу Загоскина, Вик надеялся, что он на верном пути. Интуиция подсказывала, что любые изменения, пусть и выглядящие хаотичными, на самом деле подчиняются глобальной стройной системе, учитывающей все, в том числе и так называемые «случайности».

В смерти старого профессора Соловьев не видел ни малейшего смысла. Пока Загоскин не выдал тайну, убивать его не стали бы, но за те минуты, что Вик провел в сторожке, никто бы не успел вырвать признание, да и на теле старика не было следов насилия. Вор, проникший в комнату, устроил обыск после смерти, а раз так, если эта ниточка в старом мире никуда не привела, оборвалась, то, чем черт не шутит, она могла продолжаться в новой реальности.

По убеждению Соловьева, вселенная все-таки устроена разумно и потому первым делом старается восстановить искаженные связи и отрезать случайные флуктуации. Смерть профессора была «неправильной», внезапной. В жизни так бывает, но в этом случае сразу после нее запустилась характерная цепочка событий, что настораживало. А если пойти дальше и предположить, что именно незапланированная гибель владельца артефакта послужила стартовым сигналом для диффузии, то получалось интересное: Загоскин был настолько близок к тайне, что с его гибелью она теряла значимые основы, становилась пустой и подлежащей срочному переформатированию.

Тайна не могла стать пустой ни при каких обстоятельствах, слишком много людей имело к ней отношение. Секретные общества, существовавшие много веков и тщательно ее оберегающие; военные и связанные с ними главы корпораций нескольких стран, желающие поставить ее на службу своим интересам; ученые, включая Патрисию, бьющиеся над разгадкой диффузии, и, наконец, сама эта проблема распадающейся реальности – все это нельзя было взять и отменить одной единственной смертью. И если эта нелогичная смерть все-таки что-то отменила, если Загоскин был неотъемлемой частью чего-то большего, а его миссия оказалась абсурдно незаконченной, то новый мир просто обязан был заполнить лакуну.

Чем заполнить? Либо сам профессор в очередном своем воплощении, либо его сын, спешащий в столицу Башкирии на всех парах – кто-то из них, образно выражаясь, должен был подхватить падающее знамя из рук «случайного» мертвеца. Оставалось выяснить кто и каким образом станет «подхватывать знамя». И по возможности положить начало сотрудничеству.