- Как исчезла?! - воскликнула Мила.

- Да вот так… Словно и не было никогда. В ее квартире живут другие люди. В ее офисе никто о такой не знает. Общие знакомые о ней не помнят. Буди находился в полной растерянности. Он меня спросил: «Папа, что происходит?» Я, конечно, подозревал кое-что…Сердце у меня екнуло и сразу нехорошо стало. Говорю таксисту: останови возле отделения. Зашел в полицию, пригласил с собой участкового. И не ошибся: мы приехали на пепелище, а там странная компания в развалинах мародерствует. Конечно, участковый их спугнул. Они в машину – и деру. Сейф успели только из стены выколупать, но не вскрыли. Хитрый замок был, не поддался с наскоку. Уж участковый меня ругал! И меня, и сына помянул. «Хоть вы и не вменяемые после трагедии, - выговаривал, - а надо ж было догадаться сейф с ценностями в разрушенном доме оставить!» Но когда увидел, что в сейфе помимо пустой шкатулки нет ничего, плюнул с досады. Да и я, признаться, был шокирован. Те негодяи точно до кинжала не добрались, но ведь он пропал! Не иначе злые духи-вазимба утащили...

- А неизвестные искали точно именно его? – спросил Вик. – Не просто деньги или драгоценности?

- А что там еще было искать? Все знали, что мы миллионами не ворочаем.

Соловьев потер лоб, разглаживая морщины. Миле показалось, что он не больно верит словам профессора. Точней, не хочет верить.

- Ваш сын мог взять нож из сейфа, не сообщив вам?

- Буди ничего не знал, - отрицательно ответил Загоскин. – Я считал, не стоит его впутывать, все равно ничем помочь он не мог, только бы подверг себя опасности.

- А как же его пропавшая невеста? – поинтересовалась Мила.

- Он ее и без меня нашел – в Америке. В каком-то смысле это была уже не та девушка, которую он любил. Ее жизнь изменилась, и сама она тоже изменилась. Не сложилось у них в итоге ничего путного. Буди расстраивался, но потом утешился, забыл… Что, разочаровал я вас? Вы же ко мне за пурбой приехали, так? А ее и нет!

Загоскин пристально взглянул на Вика из-под насупленных бровей. Тот покачал головой:

- Опустить руки я не готов. Возможно, артефакт не утерян безвозвратно, и на его след можно напасть.

- Ну, бог в помощь, - Загоскин усмехнулся. – Я и Москалеву так сказал, когда тот приехал ко мне с этим вопросом. Наглец сначала денег сулил, потом угрожать начал, но я сказал, что он опоздал. Вот честно, ребятки, продал бы я ему этот нож без возражений, но покупатели явились слишком поздно.

- Но зачем ему? – Мила беспомощно посмотрела на Виктора. – Зачем Дмитрию пурба? У него уже была одна такая. Он, конечно, собирал разные безделушки, но покупал их не с рук, а через посредничество крупных торговых домов. И как правило, он брал только вещи с документально подтвержденной историей.

- Интересно, как Москалев узнал о том, что пурба именно у вас? – спросил Вик.

- Наверное, из статьи, которую я когда-то написал, - мрачно ответил Загоскин. – Больше неоткуда. Я знал, что попытка с ограблением сгоревшей дачи к чему-нибудь приведет, и ждал визита. Он и последовал – не прошло и года. Москалеву я не стал все столь подробно описывать, как вам сейчас. Просто сказал, что да, было это у меня, но сплыло. Они ушли, а я сел за написание книги. Если тайна вышла наружу, обратно ее уже не затолкаешь, и обязательно найдутся другие охотники. Меня об этом предупреждали в Непале. Истинные Хранители не болтают направо и налево о том, что хранят, но я – Собиратель, мне никто не запрещал. Я решил написать полуфантастическую книгу. Пусть лучше думают, что я выжил из ума, гоняются за своей жар-птицей вдали от моей семьи и не пристают к сыну. Специально, чтобы защитить его, я и придумал, будто пурба исчезла еще до его рождения.

- А что произошло с вашей книгой? – вдруг вспомнила Мила. – Вы тогда мне сказали, что остался последний экземпляр.

- А это уже совсем другая история, - слегка оживился профессор. – Я подозреваю, что кое-кто настроился окончательно переделать наш мир. После астероида многое поменялось, но не сразу. Они крадут у нас реальность кусками, по очереди.

- Кто крадет? – встрепенулся Соловьев.

- Те, кто открыл портал в Антарктиде, конечно, - убежденно ответил Загоскин. - В этом январе вот снова украли. И сегодня тоже. Мудрят они там чего-то с неизвестной мне целью.

- В январе? – Мила подалась вперед, стремительно бледнея. – Что случилось с вами в январе?

- Моя книга исчезла. Я как раз успел издать ее за свои кровные, за вырученные от сдачи в аренду квартиру. Так было быстрей, чем пороги издательств обивать, а времени, я это чувствовал, мне уже мало оставалось. Из типографии прислали десять авторских экземпляров, они дошли в пансионат после Нового года. Курьер принес посылку аккурат в Сочельник, и я решил это отметить. Договорился с Айратом, с санитаром нашим. Он хоть и мусульманин, а горькую пьет будь здоров, все время навеселе. Я ему сунул деньжат, и он мне тайком в апартаменты пузырь беленькой пронес. Благо праздник был, и он лишних вопросов не задавал. Пил я, значит, горькую, поминал Катю, смотрел на книгу, лежащую на столе… Кстати, не так много и выпил я, всего один стакан. А утром обнаружилось, что не только следы моей попойки из комнаты испарились, но и упаковка с книгами. Посылка стояла возле телевизора. Все накануне меня поздравляли, радовались, а наутро ни одна душа о мемуарах не вспомнила. Я скандалить стал. Ладно, водку сперли, но посылку-то мою куда дели? А сестрички лишь плечами жмут, директриса лепечет невнятное. Все исчезло! О книге моей не осталось никаких упоминаний ни на сайте агентства, ни в интернет-магазинах. Даже договор с подписями из ящика пропал. Уцелел только вот этот экземпляр, что был отдельно от остальных. Под подушкой у меня лежал.

Загоскин снова взял паузу, а Мила застыла на своей табуретке, преисполнившись суеверного ужаса. Ей было жаль старика, претерпевшего страшные удары судьбы, но в то же время она понимала, что это не только его история – это и ее история тоже. В эту Рождественскую ночь она бежала из дома. И если верить новостным сайтам, то Дима ее не отпустил, догнал...

Ее муж каким-то образом был замешан во всем этом. Он был у Загоскина, искал пурбу и потом купил какую-то на аукционе… Нет, все это не было совпадением!

Почувствовав ее смятение, Вик взял ее руку в свою. Незаметно взял, под прикрытием стола, но Мила чуть не выдала его, задохнувшись от неожиданности. А когда он ласково погладил ее ладонь большим пальцем, то и вовсе покраснела, как девчонка.

- Как вы переместились из пансионата в свою квартиру? – подал реплику Вик, продолжая держать руку Милы, отчего по ее телу стремительно бежали одна за другой волны удовольствия, усмиряя тревоги.

- Я покинул пансионат в феврале, когда стало нечем платить, - откликнулся профессор, который их переглядываний и манипуляций под столом не замечал. – Буди перестал переводить деньги, а жильцы, которым мы сдавали квартиру, съехали, и новых поступлений на мой счет не предвиделось. Старые же я отдал за печать и корректуру. Я был вынужден вернуться сюда, чтобы помереть в родных стенах.

- Я слышала о ваших финансовых затруднениях, - произнесла Мила, припоминая разговор работниц на кухне пансионата. – В моем недавнем прошлом с вами случилось то же самое. Но почему ваш сын так поступил, никто из нас не понимал.

- Кто-то сообщил ему в Америку, что я коней двинул, - ответил Загоскин с непонятной злостью. – И не просто позвонил, а выслал документы и свидетельство о смерти. Этим бумажкам он сразу поверил, даже сомневаться не стал!

- Вы разве не пытались с ним связаться и сказать, что живы?

- А разве я жив? Милая девушка, перед тобой сидит мертвец. Да-да, я живу лишь милостью Андрианаманитры, который ждет исполнения данного мне поручения. Я обязан привезти в старый мадагаскарский храм Черное Солнце – Чашу. Годы минули, но где ее искать, я все еще понятия не имею. Вот и вынужден умирать раз за разом, а потом воскресать. Это мне такое наказание. И самое паршивое, что я бессилен что-либо изменить.