- О чужеземец, удостоенный чести стать «Рукой Бога»! Ты стоишь в главном хранилище наших древних сокровищ, под сводами которого не ступала нога белого человека вот уже двести лет. Дух великого Андрианаманитры, создателя всего сущего, захотел открыть тебе эту тайну. Я, его верный слуга, подчиняюсь и готов показать тебе дверь в его небесную обитель. Ключ от нее, как и сам волшебный замок хранятся на этом алтаре. Их вернули в храм два твоих соотечественника, связанных с тобой узами крови.

Мписикиди, сделав мне жест следовать за ним, бесстрашно поднялся по ступеням, и я поспешил сделать то же самое, предвкушая удовольствие от встречи с неведомым языком. Трон оказался алтарем, то так даже было интереснее.

Однако подойдя к параллелепипеду вплотную, я заметил, что сверху в специальных углублениях на нем помещались две деревянные шкатулки из темного дерева. Они смотрелись необычно, тем самым перетягивая на себя мое внимание как исследователя. Вместо того, чтобы немедленно заняться символами на боковинах алтаря, я принялся разглядывать шкатулки.

Правая шкатулка была примерно 25-30 см в длину и около десяти сантиметров в высоту, точнее определить было невозможно, так как ямки почти соответствовали ее размерам. Деревянные грани украшала тонкая резьба, но рассмотреть возможно было лишь крышку.

Левая шкатулка была пошире и побольше на десяток сантиметров, и ее тоже покрывала причудливая резьба.

В центре алтарь был пуст, но по третьему углублению было понятно, что и там некогда помещался какой-то затейливый предмет.

- Когда-то на этом каменном столе стояла треугольная чаша, из которой пил бессмертный владыка подлунного мира Андрианаманитра, - сообщил мне жрец, указывая на пустующую ямку. - Чаша давно утеряна. Мы ждем ее появления через сорок пять лет. С западной стороны и с восточной находятся вещи, принадлежавшие великому создателю сущего – его кинжал и зеркало. Кинжал хранится в западной шкатулке, зеркало в восточной. Так было не всегда, но однажды твой предок привез в храм первый дар и тем самым положил начало к восстановлению славы Андрианаманитры. Второй твой предок привез второй дар. Тебе же суждено привезти третий дар – Поющую чашу. Именно поэтому, повинуясь воле высших сил, я привел тебя сюда, под священные своды. Я обязан сегодня явить тебе смысл наших грядущих побед.

Жрец медленно, словно сомневаясь, что это стоит делать, прикоснулся к шкатулкам и одновременно поднял их крышки. Я подался вперед, вытягивая шею, чтобы ничего не пропустить.

Внутри правой шкатулки покоился тибетский ритуальный нож. Трехгранная пурба с рукояткой в виде ваджры. В левой лежало круглое каменное зеркало вроде докё с непонятными символами, высеченными по краю и с крупным черным корундом в центре.

От удивления мой рот раскрылся, но я не смог вымолвить ни слова. Как это тут оказалось?! Да не просто оказалось, а стало «священным сокровищем», национальным достоянием мальгашей, оберегаемым веками?! На Мадагаскаре не могло быть ничего подобного!

Довольный моей реакцией, которую он принял за почтительное благоговение, Мписикиди изрек:

- Имя божественного оружия – Анвадхадроти. Оно выковано небесным кузнецом из застывшего солнечного света и хранит в себе его силу. Имя зеркального замка к нему – Белое солнце Андрапанагуны, оно показывает отражения, посланные в наш мир Белым солнцем.

Мое натренированное ухо уловило искаженный санскрит. Анвадхадроти могло когда-то произноситься как «Авадхья джьоти» - «неуязвимый свет». Андрапанагуна напомнило выражение «дарпана гуна», то есть «зеркальная сеть». Осознав это, я поразился пуще прежнего.

- Анвадхадроти отсекает любые тени, - пояснил жрец. – Солнце бывает белым и черным, оно заключает в себе доброе и злое, сильное и слабое, холодное и горячее. Солнце светит не только днем, но и ночью, когда мы не видим его. Магия древних богов способна проявить в зеркальном лабиринте невидимое. Я покажу тебе, чужеземец, как это происходит. Каменный зеркальный диск будет нашим проводником по лабиринту из миллиона путей, а нож будет нашим защитником.

Жрец приказал мне достать из шкатулки зеркало, сам же взял пурбу. Держа его перед собой на весу, он начал осторожный спуск в зал, туда, где у подножия нас все это время дожидался умбиаси Расамуэль.

Я двинулся следом как загипнотизированный, точно так же на вытянутых руках неся загадочное «Белое солнце».

Зеркало оказалось очень увесистым и теплым. Камень в его сердцевине сверкал в льющемся сверху свете подобно черной звезде о восьми лучах. Я забыл, как страстно мечтал только что перерисовать себе в блокнот знаки, выбитые на пьедестале. Сияние драгоценной звезды полностью подчинило меня своей воле. Наверное, это был черный алмаз или сапфир, но размеры его были просто устрашающими. Только ради того, чтобы его не украли охотники за сокровищами, следовало держать в тайне местоположение пещерного храма.

Вокруг корунда, заключенного в рамку из волнистого орнамента, вился по спирали другой узор, состоящий из всевозможных видов свастик – простеньких и усложненных. Символы повторялись, причем произвольно, и я рискнул предположить, что это не просто украшение, а некое послание. Знаки, похожие на свастики, возможно, являлись неизвестным науке видом пиктографического письма или его предтечей.

Но серьезно думать на эту тему я боялся. Все это требовало ясной головы и системного подхода. Впопыхах, на волне эйфории не следовало строить смелых гипотез.

С пурбой на руках, Мписикиди обходил пещерный зал по кругу. Я – за ним. Расамуэль присоединился к процессии последним. Так мы и шли, совершая некий ритуал, наматывая круги – первый, второй, третий… Постепенно я пришел в себя и не только хорошенько рассмотрел свой артефакт, но и с любопытством начал поглядывать по сторонам.

Сокровищница была великолепна! Настоящий дворец внутри горы, созданный неведомой цивилизацией. Строители не насиловали природу, не вгрызались в нее резцами, уродуя согласно собственным чертежам, а умело вписывались в то, что было создано до них. Резцы лишь поправляли существующее, отсекая лишнее и придавая линиям законченное совершенство. И даже то, что было возведено заново – пьедестал, ступени, рисунки и надписи на стенах, все это тоже гармонировало с дикой естественной красотой.

Нигде и никогда на острове я до сих пор не встречал ничего подобного и, наверное, переживал те же эмоции, что и французский путешественник Анри Муо, наткнувшийся в джунглях Камбоджи на затерянный храм Ангкор-Ваг.(**)

Понимая, что, скорей всего, никогда больше не смогу попасть сюда (а так хотелось! Хотелось привести в пещеру студентов, других исследователей – историков, археологов, лингвистов), я старался запомнить окружающее великолепие как можно тщательнее.

Зал тайной сокровищницы выбивался из малагасийских канонов. Мадагаскар заселялся в древности не африканцами (которые, казалось бы, совсем рядом, через пролив), а выходцами из современной Индонезии, жившими за тысячи километров от острова, поэтому и язык сегодняшних обитателей этих территорий принадлежит не к африканской, а к малайско-полинезийской языковой семье. Однако этот древний памятник культуры, как и тибетский нож, никак не могли принадлежать потомкам индонезийцев. Совсем не тот стиль, не тот размах и не тот культурный код. В каком-то смысле храм напоминал индийские и непальские аналоги, но не был им идентичен. Из общего, пожалуй, лишь расположение внутри горной пещеры и ряд колонн.

Эти колонны, поддерживающие «дырявый» свод, носили видимые следы обработки и были покрыты письменами на высоту, превышающую рост человека. Ровные стены являли миру барельефы, слегка оплывшие из-за поздних наростов, но все еще угадываемые. Там были слоны, бегемоты, черепахи и люди, всевозможные деревья и ступенчатые пирамиды, притаившиеся среди пальм. Пол под ногами был гладким, и кое-где, сквозь вековую пыль и наносы на нем проступали узоры, то ли нанесенные краской и потрескавшиеся, то ли выложенные мозаичным способом – я не успел наклониться, проверить. Мписикиди буквально тащил нас все дальше и дальше, ускоряя свой шаг, и я, боясь прерывать церемонию, надеялся, что у меня все же будет время все хорошенько зарисовать, а то и сфотографировать, если разрешат.