Акил поднялся, вытащил из-под накиданных на спальный матрас одеял небольшой мешочек и протянул Борецкому:

- Я хранил это много лет, а до этого его хранил мой отец, а ранее мой дед и прадед. Однако сегодня настал день, когда я понимаю, что реликвии пора перестать быть музейным экспонатом и вновь превратиться в рабочий инструмент.

- Что это? – спросил Тим, беря в руки мешочек.

- Дри атонг или «Солнечный нож». В нем заключена сила божественной ваджры. Теперь он ваш, Тимур-джи. Откройте чехол, смелее!..

Тим потянул завязки и извлек из мешочка некрупный нож с клиновидным лезвием. Он был тяжел и, сразу чувствовалось, очень-очень стар. Его хранили бережно, чистили от ржавчины и полировали тряпочкой регулярно, но при этом изделие все равно дышало стариной.

И силой. Нечеловеческой. Жуткой.

Нож холодил руку, и Борецкому показалось, что по клинку скользнул отблеск, похожий на ледяную молнию. Тим даже не успел понять, было ли это эффектом от светодиодной лампы, подвешенной под потолком палатки, или он уловил это благодаря обновленному зрению.

- Я научу вас пользоваться ваджрой, - сказал Акил. – Техника проста, если вы понимаете, что именно делаете.

- Нож, кажется, управляет диффузией? Он один из предметов Триады.

- Без него при переходе из мира в мир умножается хаос. Нож, который правильней все-таки называть «пурбой», упорядочивает структуры и гасит лишнюю энергию, вбирая ее в себя, чтобы потом владелец употребил ее с пользой.

- Я смогу с его помощью защитить невинных людей? Вопрос непраздный, - уточнил Борецкий, - поскольку я сам стал источником опасности. Даже для моих ребят.

- Да, вы сможете их защитить. А еще, как я надеюсь, вы поможете Юрию Громову сокрушить «Прозерпину» изнутри.

- Даже не сомневался, что вы давно уже все придумали. Как же, по-вашему, мы сокрушим «Прозерпину», Акил-джи?

Гималайский Страж стал предельно серьезным:

- «Прозерпину» сотрясают внутренние дрязги. Она лишь кажется монолитом, однако ее создатели вдруг обнаружили, что ими движут разные мотивы, и это ослабляет каждого из них. У Доберкура в приоритете месть и жажда личного бессмертия. У Трейси – возрождение из небытия проигравших поклонников «Наследия предков» с их утопической идеологией превосходства элиты над чернью. У Д'Орсэ – реальная политическая власть и желание наказать выскочек, сумевших неожиданно подвинуть старую аристократию и тем самым нарушивших заведенные правила. Ваш Громов, как «глаз урагана», вобьет последний клин между тремя семействами, а вы поможете ему в этом.

- Как?

- Для начала поработаете под прикрытием в массиве Орвина. Я это устрою, организую новые документы вам и вашим парням. Потом, когда Громова вывезут из Антарктиды на вторую базу, основанную д'Орсэ втайне от двух других партнеров, вы полетите с ним. Наконец, настанет момент, когда они соберутся открыть портал в параллельную реальность, и тогда вы выступите на первый план. Д'Орсэ мечтают прорубить дорогу в мир, где их семейство станет самым главным на планете. Они используют силу «Черного солнца» из храма на Мадагаскаре, для чего с помощью Зеркала свяжутся с параллельным миром, где Чаша – третий элемент Триады – окажется на храмовом алтаре. Вам придется ваджрой подкорректировать каналы.

- Хорошо, Акил-джи. Задачка, кажется, не из легких, - качнул головой Тим, - но решать ее будет нескучно, это факт.

- У нас впереди еще двое суток, мы успеем обсудить детали, - пообещал Акил. – Да и после моего отъезда у вас будет возможность связаться со мной, чтобы уточнить непонятное.

Борецкий склонил голову:

- Я благодарю вас за доверие, хотя и признаю, что все это для меня неожиданно, особенно ваш выбор, но я постараюсь никого не подвести.

- Вы не подведете, - ответил индус. – И это ваша судьба, а не мой выбор...

26.5

26.5/6.5

Прошло два дня, настало утро отъезда.

Индийцы погрузились на два вездехода, куда накануне сложили личные вещи и добытые образцы, и, обнявшись на прощание с Борецким и Куприным как со старыми верными друзьями, направились в сторону оазиса Ширмахера. Прогноз погоды накануне пришел нерадостный, поэтому они спешили убежать от надвигающейся бури.

Тимур тоже первым делом проверил натяжение растяжек, удерживающих палатку, в которую им предстояло переселиться. Он собственноручно натаскал к ней побольше камней, чтобы понадежнее прижать края стенок.

Зиновьеву настолько полегчало к этому времени, что он, стоило звукам моторов затихнуть вдали, сразу же выскочил из «Бурлака» и принялся наворачивать круги по лагерю. Закончив разминку, он постоял немного у машины, опираясь на нагретый солнцем бок. В пока еще чистом небе над ним кружили поморники, вспугнутые его шумной активностью со своих насиженных мест.

- Раз ты вылез, то помоги перенести вещи в палатку, - сказал Борецкий.

- Запас консервов тоже брать?

- Нет, пусть останутся в машине. Бери одеяла, одежду, посуду – все то, без чего не обойтись в ближайшие два-три дня.

Напихав в два мешка, обнаруженных в шкафу «Бурлака», все необходимое, Анатолий дотащил их до «индийской юрты». Что удивительно, свое моментальное выздоровление он принял как должное и неудобных вопросов командиру не задавал. Борецкий тоже помалкивал, хотя и понимал, что вечно отмалчиваться не выйдет. Но у них впереди было несколько недель, чтобы обсудить все что угодно, тем более, погода ухудшалась. Будут сидеть в палатке и отшлифовывать план действий до блеска, ну, и «волшебство» всякое перетрут.

Оглядев расписанную национальными мотивами палатку изнутри, Зиновьев жизнерадостно поинтересовался, долго ли им в ней куковать.

- Пока Акил Ядав сделает нам новые документы, - ответил Тимур. – Их должны доставить самолетом из Дели. Не переживай, запасов нам хватит. Да и лето на носу, не так мерзко будет тут торчать.

Лето, конечно, в Антарктиде своеобразное. Пусть и не в глубине континента они находились, а совсем рядом с океанским побережьем, но надеяться на курортные условия было глупо. Хорошо, если морозы не ударят, хотя стабильный минус по ночам был ожидаем. Вторую половину суток лагерь полностью оказывался в тени гор. Их склоны почти отвесно вставали над озером, отбрасывая холодные отблески на промерзшую землю даже в самый яркий полдень, поэтому почва вокруг прогревалась плохо.

Предсказанная синоптиками с «Майнтри» буря разразилась ближе к вечеру. Это был просто ветер, без осадков, но выл он в печной трубе так зловеще, так неистово хлопал натянутой тканью, что поневоле думалось о наступающем конце света. Шквальные порывы осыпали палатку песком и мелкими камнями, словно желая похоронить притаившихся в ней людей заживо.

К ночи и без того сильный ветер усилился до ураганного. Тимуровцы прятались в походном убежище, не решаясь высунуться наружу. Выйти по нужде представлялось проблемой, бешеный воздушный поток спирал дыхание и валил с ног. Палатка трещала и ходила ходуном, но валуны, достигавшие метровой высоты (Тим постарался на славу), удерживали ее на месте.

Такая погода продолжалась трое суток с небольшими передышками. Делать тимуровцам было особо нечего, даже физкультурой в тесноте не позанимаешься, поэтому Борецкий медитировал по совету Акила и учил этой технике других. Вынужденная передышка на самом деле была нужна ему, чтобы сполна овладеть новым телом, наполненным непривычными, но мощными энергиями.

Тимуровцы топили печь, готовя на ней незамысловатые блюда. У индусов в запасах оставался даже хлеб – пропитанные спиртом лепешки, запаянные в целлофан. Когда-то, в первые годы освоения Антарктиды, с хлебом тут была беда, замерзшие буханки приходилось пилить ножовкой, а затем размачивать в кипятке, выходила тюря. С тех пор проблема разрешилась: для выездных экспедиций станционные повара научились делать «походный хлеб». Рецептура варьировалась от страны к стране, но неизменным оставалось одно: пропитанный алкоголем мякиш, запаянный в индивидуальную упаковку, не черствел даже на самом лютом морозе.