- Кирилл Андреевич, - вдруг произнес Азиат на чистом русском, хотя перед этим спрашивал по-английски, - чем дольше вы будете валять Ваньку, тем больше времени проведете в застенках. Вы разве не хотите вернуться домой, к маме?

- Хочу, - с готовностью откликнулся Кирилл. И тоже по-русски. – За что меня вообще задержали? Я ничего не сделал!

- Вы нарушили законы страны, куда приехали. Вы – хакер, а преступления, совершенные в цифровом мире, караются у нас строже, чем традиционные проступки. Вы сломали уличные камеры, вы повредили исторический памятник, вы украли деньги из национального банка…

- Чего? Это неправда! – искренне возмутился Кир. – Я не крал никаких денег!

- То есть первые два преступления вы не отрицаете?

- Где мой адвокат? Мне положен адвокат!

- Вы не желаете с нами сотрудничать, - с грустью констатировал Азиат.- Прискорбно. А ведь от вас всего-то и требуется сказать, что вы видели в Зеркале.

- Я не знаю, о чем вы говорите. Я ничего не видел в зеркале и самого зеркала тоже не видел.

- Как хотите, - Азиат встал и постучал в дверь.

Она тотчас с лязгом распахнулась. Один охранник остался караулить у порога, словно бы собираясь ловить пленника, если тот пойдет на прорыв, а второй забрал из камеры стул.

- Мы гуманные люди, Кирилл Андреевич, - заявил Азиат напоследок, - мы дадим вам время осознать, в каком скверном положении вы оказались.

- Адвокат и консул! - крикнул Кир в закрывающуюся дверь. – Без них и слова не скажу!

Он был в себе уверен. Он – иностранец, не сделал ничего крупней мелкого хулиганства. Про кражу денег и хакерство – все это херомантия (*ерунда). Его просто пугают. Демидов-Ланской не будет сидеть без дела, поднимет на ноги всех. Потом, конечно, Кириллу от него влетит по самое не балуйся, но это тоже ерунда. Ночь, конечно, придется провести в КПЗ, но завтра его отпустят. В крайнем случае – послезавтра (Кир сделал скидку на южнокорейскую бюрократию). Разберутся и отпустят.

Мухин лег на койку, заложив руки за голову и прикрыв глаза. До утра оставалось совсем немного, скоро все придет в движение, в участок приедут его товарищи, представитель из посольства, и его освободят – как иначе?

Через минут сорок, когда Кириллу только-только удалось задремать, в камеру снова заявился Азиат.

Мухин сел, наблюдая, как охранник ставит стул и уходит, а в камеру заходит знакомый «человек в черном».

- Вы подумали, Кирилл Андреевич? – спросил он, закидывая ногу на ногу и совершенно по-европейски при этом обхватывая колено руками. – Вы ответите на вопрос, что видели в каменном зеркале?

- Я уже ответил: ничего не видел. И где российский консул?

Не отвечая, Азиат достал из внутреннего кармана уловитель напряженности поля гравитационного магнита, который Кирилл, перед тем, как идти на дело, стащил у физиков.

- Вы ведете себя очень глупо. Что это за прибор?

- Я не знаю, что это такое. Нашел на улице, - стараясь скрыть отчаяние, Кир повысил голос: - Вы сообщили кому-нибудь о моем задержании?

- Если вы пообещаете с нами сотрудничать, мы отвезем вас обратно в гостиницу немедленно. Никто из ваших спутников даже не узнает, что вы отлучались. И не узнает о краже ценнейшего и, между прочим, секретного оборудования.

- Кажется, вы плохо понимаете по-русски, - Кирилл перешел на английский и повторил все еще раз. – Я не знаю, что это за устройство. И ничего вам не скажу без представителя российского посольства.

Азиат ушел, а Кир снова улегся. Хорошо было бы поспать, но он был на взводе. Да к тому же через пятнадцать минут его опять потревожили.

На сей раз к нему пришел европеец, представившийся Федором Михайловичем Достоевским, работником посольства. Говорил он на правильном русском языке, возможно, даже на слишком правильном и даже слегка устаревшем. Это, вкупе со слишком известной фамилией, Мухина и насторожило.

Успел бы посол так быстро приехать в участок, учитывая, что добираться ему сюда предстояло из Сеула, а это несколько часов ночной дороги? Кир прикинул и ответил себе, что нет.

- Ну, Кирюша, рассказывай, - сказал Достоевский-Два, улыбаясь ему по-отечески светло. – Что с тобой, горемычным, приключилось?

- Недоразумение, - заявил Кир. – Сделал глупость, решил дотронуться до мегалита, что было категорически запрещено. Я же не знал, что выйдет такой переполох.

- Эх, молодость! И кто же тебя надоумил?

- Никто. Сам дурак. Что мне грозит?

- Думаю, ничего. Ты отвечал на их вопросы?

- Нет.

- И правильно. А что они спрашивали?

- Да фигню всякую. Я не понял ничего.

- Ясно, - Достоевский поднялся и махнул ему рукой: - Чего сидишь, пострел? Подъем и на выход!

- Меня отпускают?

- Разумеется.

Кириллу вернули вещи, включая гравимагнитный уловитель (что его порадовало), заставили подписать ворох бумаг и посмотреть в глазок видеокамеры, фиксирующей процесс от и до. Мухин вышел из участка вместе с Достоевским и приостановился, вдыхая полной грудью утренний воздух свободы.

- Я тебя подвезу. Общественный транспорт спозаранку не ходит, - сказал ему то ли работник посольства и любитель русской классики, то ли переодетый засланец темных сил.

Мухин поколебался немного, но все же уселся в его машину. Ну вдруг их там, в дипкорпусе, спецом обучают замшелым речевым оборотам? Из тюрьмы ведь его выпустили? Выпустили. А вот такси вызывать… не известно еще, кто приедет. Не на это ли расчет? Небось машина с водителем уже караулит за углом.

Достоевский, улыбаясь, завел мотор.

- Тут совсем недалече. Аккурат к завтраку и поспеем. Я позвонил твоему начальнику Ивану, он нас ждет в условленном месте.

- Иван Иванович сильно ругался?

- Совсем немного. Я вступился за тебя. Главное, что все закончилось хорошо.

Успокоенный ровными интонациями и обыденностью происходящего, Кир не заметил, как задремал.

Вот только Достоевский оказался насквозь фальшивым. Зря Мухин не прислушался к своей интуиции. Проснулся он не во дворе гостиницы, а в глухом лесу. Там, за голыми деревьями маячил старый дом, больше похожий на заброшенную крепость – без окон, с толстыми обитыми железом дверьми и внутри холодный до черта.

В этой новой тюрьме, в камере размером в пять квадратных метров, без мебели и окна (матрас лежал прямо на цементном полу) Кир провел шестьдесят четыре дня.

Он не знал (хотя и верил), что все это время Демидов-Ланской предпринимал попытки его разыскать, прочесывал с полицией окрестности. Ему предъявили запись, как Мухин выходит из участка, а куда он делся потом, никто, вроде как, и не догадывался. Пропал человек! Трагедия, конечно, но при чем здесь полиция и власти? Южная Корея – спокойная страна. Здесь почти нет преступности. Водители спокойно оставляют на парковке машины с торчащими в замке ключами, и никто их не угоняет.

- Но человек – не машина, - заявлял Демидов-Ланской, - и если он пропал, его следует разыскать. Как и злоумышленника, его похитившего.

- Мы делаем все возможное. Ждите! – отвечали ему.

А в это самое время Кириллу внушали, что все его бросили, и ему не стоит хранить верность тем, кто предал его и забыл.

Мухин, однако, упорствовал в своих «заблуждениях». Он был готов вытерпеть любые физические пытки (ну, он так думал, что вытерпит), но не откровенничать со своими захватчиками.

Впрочем, пытать его не пытали и, по всему, не собирались. Никаких «испанских сапог» и «железных дев», утыканных иголками. Только бесконечные разговоры, однообразные вопросы, минимум еды и максимум психологического давления. Азиат и Достоевский сменяли друг друга, выискивая слабые точки и меняя тактики. От обещания пряника переходили к угрозам, но Кир держался. Заподозрив, что они добавили ему что-то в еду, объявил голодовку.

- Я ничего не видел. Я ничего не знаю, - твердил он упрямо, - Сокгён не работает.

- Ну, а если бы работал, - однажды спросил Азиат, - что бы вы посоветовали предпринять, чтобы Зеркало откликнулось на призыв? Ведь вы обсуждали приемы внутри вашей группы. Не могли не обсуждать. Поделитесь ими.