- Последователи Юнгдрунг Бон практиковали жертвоприношения. Это не секрет.

- Однако антаркты придумали несколько устройств, - напомнил Семенченко. – Кроме Ножа, есть еще Зеркало и Чаша. Каковы их функции?

- Про Чашу я знаю только, что она умеет очень многое, - сказал Загоскин. - Она и лечит, и защищает, и прорубает окна в иные миры, и делает еще кучу самых разнообразных вещей. В рукописях говорилось, что Чаша способна возродить из мертвых. В том числе и при неудачном переходе. Чаша – это, пожалуй, самый уникальный объект, когда-либо созданный человеком.

- А зеркало? – задал вопрос Белоконев.

- Зеркало указывает путь, - ответил Загоскин. – Открывать порталы надо с умом. Надо видеть, куда ты перемещаешься. А иногда можно не вмешиваться и не рвать ткань Мультивселенной, достаточно просто поговорить с кем-то на той стороне, чтобы уточнить последствия грядущего выбора. Предугадать все невозможно, но можно ознакомиться с вариантами и выбрать лучший, ведь Зеркало позволяет заглянуть не только в настоящее, но и в прошлое, и в будущее параллельных миров. Время – это человеческая условность.

- Любопытно, - протянул Семенченко.

- Весьма. Но поскольку я владел одной только пурбой, львиную долю усилий я посвятил, чтобы добыть информацию про нее. Допускаю, что моих познаний в физике недостаточно, и я во многом ошибся, но у меня создалось впечатление, что древние писали о тонком уровне материи, невидимой глазу, подразумевая физические поля, излучения и волны. У пурбы в рукоятке встроена ваджра. А ваджра – прибор, улавливающий отраженные от предметов сигналы, усиливающий их, преобразующий и перенаправляющий в нужное место.

- Как в радиолокации? – заинтересованно уточнил Кир. – Сигнатура объекта как некоторый набор характеристик отражённого целью сигнала, принятого радаром? Только ваджра не радар, ее функции шире!

- Может быть, - не стал спорить Загоскин. – Для меня это темный лес. В те дни да и сейчас для меня куда важней практика. Я читал манускрипты, чтобы понимать, как пользоваться пурбой осмысленно. И я выяснил, что выгравированные символы на рукоятке – это что-то наподобие градуированной шкалы. По идее, они должны светиться, указывая на очередность процессов и интенсивность излучения меток. Ну, или как-то иначе себя обозначать. Было написано, что с помощью этих указателей следует выстраивать стратегию общения с другим миром. Однако сразу скажу: я ни разу не видел, как они светятся. Светились только глаза на лице демона.

- Глаза демона светятся? – вскричал Кир. – Невероятно! В рукоятке спрятан источник энергии или это индуцируется человеком-оператором?

- Тише, парень, - одернул его Семенченко. – Физический механизм пусть разгадывают физики, это их работа. Нас же интересует кое-что иное. Иван Петрович, я понимаю, что в первый раз, в Анкаратре, вы были немного растеряны, но на раскопках острова Явы, когда вами был открыт портал второй раз, вы использовали кинжал вполне сознательно. Даже если представить, что сам ритуал вы провели по наитию, вы должны были как-то взаимодействовать со шкалой и символами. Иначе бы вы не спасли свою будущую жену, как не спасли своего друга Расамюэля.

- Мне было малость не до того, - повторил Загоскин. – Я не смотрел на кинжал, я просто сжимал его в руке и надеялся, что он поможет.

- Быть может, импульсы мысленного посыла передаются в пурбу через ладонь? – предположил Белоконев. – Когда держишь кинжал, рука как раз обхватывает демона, и знаки оказываются прикрыты. А вот глаза его расположены выше, и потому их свечение становится заметно. Для лучшего управления надо, скажем, представить нужный значок и удерживать его в воображении.

- Врать не буду, - сказал Загоскин, - в бонских рукописях мне не попадалось описаний, как это работает. Только общие и весьма пространные намеки. До многого я дошел своим умом и не гарантирую, что все понял верно.

- Папа, если бы ты позволил мне изучить пурбу в лаборатории, - неожиданно заявил Михаил, - то все встроенные в нее механизмы были бы давно изучены. Ты сделал большую глупость, что прятал ее ото всех.

- Ну-ну, поучи меня! – вспылил старик, сразу же костенея от охватившего его негодования. – Вам бы только добраться до волшебных предметов и препарировать их, как лягушек. Да только кто бы вам позволил?

- А тебе кто позволил решать, что будет для человечества хорошо, а что плохо?

- Да уж позволили! Нашлись люди, которые разыскали меня и вправили мозги.

- Пресловутые хранители? Но почему же тогда они не отобрали кинжал?

- - Потому что они ему не хозяева! Это владелец имеет право что-то забрать, отобрать, подарить или продать - оно же собственность, ей можно свободно распоряжаться. А хранители всего лишь несут ответственность за доверенное им наследие. Время отобрать у людей пурбу, видимо, тогда еще не пришло.

- И когда оно придет?

- Может, завтра, а может, послезавтра. Как только три древних артефакта соберутся на алтаре последнего Храма Обоих Солнц, произойдет Событие, предсказанное и описанное задолго до нашего рождения. И вот когда это сбудется, тогда они и явятся. И заберут все лишнее. Человечеству незачем владеть такими опасными вещицами.

- Куда они заберут, папа? И зачем?

Профессор вздохнул, резко сникая:

- Я просто делаю, что должно. Мне позволено собирать артефакты. А хранить баланс вселенной заповедано другим. И я уверен, что они-то как раз прекрасно знают, что делают.

- Да, было бы печально, если бы и хранители двигались на ощупь, - вздохнул Семенченко.

- Надо в это верить! - пылко заявил Белоконев. – Если не верить в осмысленную волю Хранителей, то все теряет смысл. А так у нас будет хотя бы надежда…

18.3

18.3/8.3/1.3

- Давайте вернемся к шкатулке, - попросил Семенченко, все еще вертевший сей предмет в руках, – и к надписям на ее крышке. Три знака из двенадцати, идущих по кругу, соответствуют тем, что начертаны на рукоятке пурбы. Еще две пиктограммы встречаются в текстах, высеченных на стене Антарктического храма. Эти символы я могу худо-бедно идентифицировать и перевести, но вот остальные...

- Интересно послушать, - подстегнул его Белоконев, - что тут написано. Прочтете вслух?

- Не вслух, только переведу. Верхние два знака, вот эти, - палец Семенченко скользнул по кругу «мандалы», - повторяются на пурбе и регламентируют порядок действий в ритуале: как и где встать, о чем подумать или, скорей всего, вознести молитву. А вот эта идеограмма обозначает «Черное солнце», то есть Чашу. Остальные же символы совершенно уникальны, и нам не с чем их сравнить.

- Текст на храмовых скрижалях относится к идеографическому письму, и это могут быть неизвестные нам редкие понятия, - подсказал кто-то из лингвистов.

- Или более древние элементы пиктограмм, - вставил другой.

- Я вообще поражаюсь, как вам удалось расшифровать хоть что-то, написанное на мертвом языке, - сказал Загоскин. – Вы проделали уникальную работу.

- Благодаря стечению многих факторов, - ответил Семенченко. – Во-первых, мы пользовались неограниченным машинным временем для анализа текстов. Во-вторых, этих текстов накопилось немало. В-третьих, здесь собралась прекрасная группа единомышленников. Ну, и наконец, у нас имелась рукопись из Лхасы с переводом сотни идеограмм на известный нам диалект амдо (*Сноска: один из тибетских языков).

- Хе-хе! – трескуче рассмеялся старый профессор, оценив шутку. – Со словаря и следовало начинать. Однако вы везунчики! Мне всегда представлялось, что символы на шкатулке – это язык искусственно созданный, имеющий исключительно письменную форму. Он служил средством передачи для посвященных в тайну Зеркального лабиринта, но на нем никто и никогда не говорил свободно.

- Логично, - одобрил Семенченко. – Идеография лучше передает заложенную идею, поскольку отображает смысл, а не звучание. А если это искусственная система, то ее изначально создавали с таким расчетом, чтобы она пережила тысячелетия и смерть нескольких цивилизаций. Она должна быть проста в использовании. Собственно, что-то подобное мы и видим, это помогает нам в дешифровке, но многого нам и не хватает.