— Ты помогла мне прожить это время, спасибо! Когда ты вернешься, я буду с ней, тебе лучше бы об этом не знать… Прощай, моя хорошая! Я должен нести это сам.

— Я желаю тебе удачи! Ты сильный, ты выдержишь! Я верю, что у тебя все еще будет впереди.

Через неделю мы с Соней и Татьяной Андреевной улетели на Мальту. У меня горели глаза. Я представляла, как мы будем там жить на берегу, загорать и купаться, изредка ездить в Ла-Валетту и бродить с Соней по крепости, по старинным соборам, заходить в маленькие магазинчики для туристов, чтобы поглазеть на пестрые сувениры… Я немного почитала о Мальте, в доме оказались только туристские проспекты, но и этого на первое время хватило. Прилетели мы вечером. В суете город я почти не разглядела. Когда мы погрузились в такси и я проследила, чтобы ничего не было забыто и Соня со своим медведем усажена, я повернулась наконец вперед и увидела дорогу, обсаженную цветущим кустарником, петляющую между белых каменистых холмов, поросших зеленью, слева, то далеко, то совсем близко, синело совершенно неправдоподобное море и среди цветущих деревьев белели беломраморные виллы. Такси свернуло с шоссе на подъездную дорогу и остановилось перед такой же виллой, сложенной действительно из белого мрамора.

— Катерина! — оживилась Соня, — наш дом знаешь, как зовут? «Соня»! Как меня! Я тебе все покажу, я помню!

Но мы отложили это на другой день, потому что нужно было накормить девочку и уложить спать, глазки ее уже слипались от усталости. Татьяна Андреевна милостиво разрешила заняться вещами завтра, мы поели на кухне, в холодильнике оказался набор консервов, фрукты и овощи на первый случай, молоко, в шкафу — чай, кофе и детское питание. Готовить для себя и Сони я должна была сама. Потом Татьяна Андреевна, которой самой не терпелось, предложила спуститься к морю. Мы пошли по саду среди камней, под темнеющими соснами и вышли на берег.

— Искупаемся? — предложила Татьяна Андреевна и побежала вперед, сбрасывая с себя одежду.

— Но ведь нет купальников, я еще не распаковала! — крикнула я вслед, но она уже стояла на кромке прибоя обнаженная и, обернувшись, рассмеялась:

— Да кто ж увидит! Здесь же никого нет. Это частный пляж, моя собственность! Раздевайся.

Я быстро скинула одежду и побежала в воду, вскрикивая от восторга. Сладостное ощущение! После Москвы, аэропорта, самолета, такси, непривычной жары — легкие касания волн, свежесть воды, ласкающей обнаженное тело. Это первое впечатление от моря так и осталось самым сильным.

Утром опять началась моя работа. Я приготовила завтрак, накормила Соню и мы, по указанию матери, провели весь день в тени, сидя под тентом в саду с книжками и играми. После пятичасового молока мы наконец вышли к морю. Пляж был не песчаный, а из мелкой гальки. С одной стороны он граничил с таким же соседним, а с другой стороны к морю выходило живописное маленькое ущелье, которое пересечь можно было только по самой кромке прибоя и там сразу был еще один пляж, куда спуститься можно было от виллы по другую сторону ущелья. Эти три пляжа образовывали маленькую бухточку и мы были посередине. Вчера в темноте я не разглядела, что на пляже есть тенты, шезлонги и прочие предметы роскоши. Татьяна Андреевна уже лежала на солнце, блестя смазанной маслом для загара кожей. Я повела Соню купаться и мы плескались на мелководье с надувными игрушками и мячами. Дня два Татьяна Андреевна проводила все время на пляже, но потом стала уезжать в Ла-Валетту, возвращалась иногда поздно, иногда совсем не возвращалась, оставаясь там ночевать. Пару раз она устраивала вечеринки на вилле. Они приезжали шумной компанией, в основном русские, остальные говорили по-английски. Мужчин было больше. Привозили с собой ящики с выпивкой, включали музыку. Меня хозяйка тоже допускала до общего веселья, то ли от нехватки женщин, то ли потому, что я говорила по-английски. Но мне приходилось уходить к Соне, которая не могла заснуть из-за музыки. Да я вообще не любила такое веселье. Несколько раз у Татьяны Андреевны оставались мужчины. Это было не мое дело, но я вспомнила рассказ Сергея о Михаиле Петровиче и не осуждала ее. Она отдыхает, как хочет, она заработала это.

Однажды мы с ней купались вечером, когда Соня уже спала. Она по-прежнему купалась голой, так же, как и загорала, уверяя меня, что никто не видит. Я после того первого раза не могла пересилить стеснение и снять купальник, да и зачем, он был такой крохотный, по последней моде. Мы собирались выходить из воды, когда увидели в сумерках два мужских силуэта, идущих по нашему пляжу от ущелья. Я вышла первой и сказала на английском, что это частное владение и, если они не уйдут, я вызову охрану. С чудовищным акцентом один из них извинился и запутался в английских словах. Я спросила, не говорят ли они на французском, а потом — на каком языке они предпочитают говорить. На русском! Тут Татьяна Андреевна не выдержала и совершенно не аристократическими выражениями объяснила им, что она о них думает. Перед нашими она совершенно не стеснялась и выскочила из воды, как была. Надо сказать, что в сумраке она производила впечатление, фигура у нее была превосходная, чудо косметической хирургии. Она набросила халат и еще раз спросила, что им нужно на нашем пляже. Они извинились и дальше говорили очень вежливо и складно. Я понимала, что они выдумали повод для посещения, им просто хотелось познакомиться, возможно они не знали, что вилла принадлежит русским. Сами они арендовали виллу за ущельем. Они были из Петербурга, один из них показался мне смутно знакомым, возможно я где-нибудь встречалась с ним, мало ли мне пришлось поболтаться по презентациям и банкетам. Они сидели на террасе с Татьяной Андреевной, а я ушла к Соне. Я даже подумала тогда, что хорошо, что по соседству живут русские, всегда можно обратиться при необходимости.

На другой день мы познакомились с другим нашим соседом и его дочерью. Мы с Соней играли на пляже в мяч, и я бросила его слишком сильно. Легкий мяч по ветру улетел через стенку из камней, которая была сложена прямо по границе пляжа, скорее всего детьми, живущими здесь раньше. Мне пришлось перелезть через стенку и пойти за мячом. За стенкой пряталась терраса с тентом и там сидела девочка лет десяти и смотрела с любопытством на меня. Я спросила на всякий случай по-английски, можно ли мне взять мяч.

— Это твой? — спросила девочка.

— Нет, это мяч маленькой девочки, которая живет со мной.

— А где она?

— Она там. Хочешь пойти со мной и поиграть?

Она тяжело вздохнула.

— Спасибо, я не могу. А ты англичанка? Ты говоришь не совсем так.

— Я из России. Но тебе понятно, что я говорю?

— Да, ты хорошо говоришь. Так говорят дикторы по телевизору.

Я улыбнулась. Тут появилась Соня, обогнув стенку по воде.

— Катерина, ты нашла мяч? — кричала она, но, увидев девочку, сразу замолчала и уставилась на нее, потом повернулась ко мне и спросила шепотом, — А почему у нее кресло на колесах?

Тут и я увидела, что девочка сидит в инвалидном кресле, на которое накинута пестрая ткань, почти скрывающая его.

— Тише, я потом спрошу, зачем это ей.

— Привет! — услышала я за спиной английскую речь с тревожно-вопросительной интонацией.

Я оглянулась навстречу спешащему к нам мужчине в шортах и майке с подносом в руках. На подносе стоял кувшин апельсинового сока и стаканы.

— Простите нас за вторжение, мы ваши соседи, наш мяч упал через стенку…

— Папа, они из России, — сообщила девочка.

— Мне очень приятно! Не хотите ли сока? — он налил два стакана и протянул нам.

Соня посмотрела на меня. Я подсказала, что нужно поблагодарить по-английски, как я ее учила. Соня посмотрела на девочку и сказала:

— Большое спасибо, как поживаете?

Та глянула на отца и засмеялась. Он, тоже улыбаясь, ответил вежливо:

— Спасибо, мы живем очень хорошо. Пей сок! И скажи, как тебя зовут?