Я знаю, что она говорит не только о наших отношениях. Она была девственницей, у меня были свои подозрения, и все же я отнял это у нее.

— В мире нет такого количества извинений. Слова даже не отдают должного тому, как мне стыдно за себя.

Она кивает.

— Знаю. Я это знаю. В своем мозгу могу это вычислить, но в моей душе… это все еще больно. Я никогда ни к кому другому не испытывала таких чувств, как к тебе. И чтобы, получить прощение, после того как я была раздавлена вот так, нужно очень многое сделать.

Я встаю на колени, буквально умоляя.

— Я не прочь выставить себя на посмешище. Чего бы это ни стоило, просто дай мне шанс. У тебя нет причин говорить «да», но еще один шанс.

Выражение ее лица в лучшем случае настороженное, но я вижу надежду, сияющую в ее глазах. Мои ладони потеют, лицо болит в том месте, где отец ударил меня.

— Давай сделаем так. Почему бы тебе не пойти на прием? Думаю, нам обоим не помешало бы немного расслабиться. Если после сегодняшнего вечера я все еще буду чувствовать себя хорошо рядом с тобой, тогда мы сможем поговорить о чем-то большем.

— Договорились, — я даже не колеблюсь, ухватившись за любой шанс искупить свою вину перед ней.

Удивительно, как немного танцев может принести пользу душе.

После того, как мы прибыли на прием по случаю свадьбы мамы и Беннетта, я мельком увидела Ашера. Радуясь, что он не преследовал меня и не пытался провести со мной всю ночь, у меня появилась минутка, чтобы отдышаться. Чтобы немного оправиться от тяжести того, что произошло в комнате священника в церкви.

За весь вечер в его руке не было ни капли выпивки, но мы встретились на танцполе. Наши тела двигались в ритме классики, которую исполняла группа из шестнадцати человек. Мы улыбались, даже смеялись над глупостью некоторых старых чудаков. Мама настояла на нетрадиционном британском приеме. Вместо сидячего ужина и напитков в отдельных мужских и женских комнатах после этого, она хотела, чтобы во время коктейльного часа ей подавали пасту в семейном стиле и мини-чизкейки. Ей хотелось танцев, веселья и никакой духоты.

Некоторые члены королевской семьи и дворяне высмеивали ее за это. Но мы не позволили ничему из этого испортить нашу ночь. Во всяком случае, мама и Беннетт смеялись больше, потому что теперь никто не мог им ничего сказать. Они поженились, и это был настоящий праздник.

В конце вечера Ашер проводил меня до машины, которая отвезла семью обратно в Кенсингтонский дворец. Мы почти не разговаривали, так как все было обговорено за несколько часов до этого. Но я позволила ему обнять меня и поцеловать в макушку. Я не чувствовала себя в безопасности в его объятиях, как раньше, но и не чувствовала себя обиженной. После того, что сделал его отец, я понимала, что его детство и травма, через которую он прошел, испортили его видение мира и моей семьи.

Вот почему я согласилась встретиться с ним сегодня.

— Привет, — я осторожно машу рукой, приближаясь к нему и разглядывая разложенное им.

— Добро пожаловать на наш пикник, — он выглядит застенчивым, смущенным.

Мы стоим и не знаем, что делать дальше. Я решаю быть большим человеком и бросаю себе вызов, наклоняясь для объятий. В основном я просто не могу устоять перед ним, когда он так близко ко мне, выглядит таким расслабленным в своих летних шортах и футболке.

Объятие теплое, но мимолетное, мы оба возвращаемся в свое личное пространство, прежде чем оно затянется слишком надолго. Его руки казались сильными, поддерживающими. Мое сердце болело от желания снова оказаться рядом с ним.

— Никогда не была в этой части парка, — я смотрю на маленький мраморный домик, окруженный фонтанами и садами.

Пешеходов здесь было немного, не то, что у Мемориала принцессе Диане.

— Это всегда было одно из моих любимых мест, не слишком людное, как маленький «Таинственный сад», — он достает два сэндвича и термос.

— Я любила этот фильм, когда была маленькой девочкой. Целый сад для чтения вдали от мира с замком и ключом? Запишите меня.

Ашер смеется тихим, но одобрительным смехом.

— Я знал, что тебе понравится. И я купил сэндвичи: тебе — с креветками и рукколой, а мне — с ветчиной и сыром. А еще у меня есть чай со льдом, и я принес немного шоколада «Милка», который ты любишь.

Он протягивает мне мой любимый сэндвич, и бабочки в моем животе хлопают крыльями. Он вспомнил о моем заказе, принес мой любимый шоколад… Я должна быть осторожна, не чувствовать себя с ним так комфортно, но то, как он проводит это почти свидание, говорит о том, что я слаба перед его обаянием.

— Спасибо.

Несколько минут мы едим молча.

— Знаю, тебе нелегко, — говорит он, дожевывая последний кусок сэндвича.

— Что?

Солнце освещает нас, аромат цветов витает вокруг.

— Доверять мне. Знаю, что это нелегко. Не знаю, что сказать или сделать, чтобы помочь тебе пережить это… Понимаю, что на это нужно время. И знаю, что предал тебя, причинил тебе боль. Клянусь своей жизнью, всем, что у меня есть, что я никогда больше этого не сделаю.

Я смотрю на свои руки, которые сжимаются в кулаки на белом сарафане.

— Если честно, то да, это нелегко. Но я понимаю, что тебе тоже пришлось нелегко, и я пытаюсь. Мы выяснили, что произошло, я знаю, что ты говорил вещи, которые считал правильными. Я пытаюсь простить тебя, но я также не могу больше тонуть во всей этой драме. Мы должны двигаться дальше, с чистого листа. Слишком много поводов для радости, чтобы думать об этом темном времени.

И в этот момент я понимаю, что то, что говорю, звучит правдой даже в моей душе. Не хочу останавливаться на достигнутом. И не собираюсь быть наивной, как раньше. Но я также не хочу ненавидеть Ашера или даже избегать его. Я люблю его, теперь я знаю это, хотя и не могу сказать ему об этом… Но еще мне не хочется бороться с ним. Я видела, как любовь освободила мою маму, как счастливы они с Беннеттом. Нам обоим предстояло учиться в колледже, и с тем небольшим количеством времени, которое у нас было, я не хотела тратить его на копание в прошлом.

Ашер вздохнул с облегчением.

— Это все, чего я хочу. Спасибо.

— Так ты уже начал заниматься греблей в летний сезон? — меняю я тему разговора.

Он опирается на локти, его пресс напрягается под футболкой. Его темные очки сидят низко на переносице, так что я могу разглядеть эти зеленые глаза.

— Да. Но я терпеть не могу грести летом, слишком жарко. Все остальные, кажется, любят солнце и хорошую погоду, но я предпочитаю холод. Это дает мне некое преимущество.

— О, такой жесткий, — я закатываю глаза.

— Тебе понравилась поездка в колледж, который ты выбрала в Штатах? — когда я поднимаю бровь, он объясняет: — Брось, Нора, ты должна понимать, что я все еще следил за всем, что ты делала. О тебе все время пишут в газетах, а я скучал по тебе.

Не могу сдержать улыбку, которая расползается по моим щекам.

— Вообще-то мне там очень понравилось… Приятно было снова оказаться в Пенсильвании. Хотя Филадельфия — совсем другой зверь, чем то место, где я выросла. Ты уже определился с колледжем? Все еще Оксфорд?

Он кивает, но я вижу его нерешительность.

— Оксфорд по-прежнему остается моим планом, хотя я больше не иду по пути Фредерика. Но думаю, что должен попробовать… В конце концов, это одно из лучших учебных заведений в стране.

— И каков же план теперь, когда ты не придерживаешься замысла своей семьи?

Он пожимает плечами.

— Честно говоря, не уверен. Гребля, учеба. Быть свободным впервые в жизни. Я купил себе квартиру, если ты не знаешь.

Это удивляет меня.

— Ты купил квартиру? Где?

— Маленькая квартира с одной спальней в Челси. Могу пригласить тебя как-нибудь, если хочешь, — он выглядит так, словно старается не питать особых надежд.