— Дай-ка я взгляну на эту губу.
Она ухаживает за Ашером, а я все еще не могу пошевелить ногами. После того, как она накладывает немного мази и приклеивает пластырь на порез, эти зеленые глаза останавливаются на мне.
— Я не знал, что он… Я никогда не хотел, чтобы это случилось, — выражение его лица снова умоляет меня.
Именно тогда я освобождаюсь из тюрьмы своего тела, мои ноги двигаются, чтобы присоединиться к ним у стола. Я опускаюсь на колени, показывая ему, что со мной все в порядке.
— Спасибо, что ты был здесь, и что не позволил ему причинить мне вред, — я прикасаюсь к его руке.
Это знакомое электричество возвращается, и я хочу, чтобы он обнял меня своими большими руками прямо здесь. Но я сдерживаюсь, смущенная и все еще потрясенная.
— Могу я на несколько минут остаться с Ашером наедине? — Беннетт смотрит на нас с мамой.
— Нет, сегодня день вашей свадьбы, мне пора… — он протестует, встает и пытается уйти.
Мама кладет руку ему на плечо.
— Мы уже женаты, и нам предстоит прожить вместе всю жизнь. Останься, ты должен услышать, что он скажет. Пойдем, солнышко, поможешь мне.
Она берет меня за руку. Я бросаю на Ашера последний взгляд, пытаясь передать все чувства, бурлящие во мне. Он кивает, и я понимаю, что сегодня мы видимся не в последний раз.
Мама ведет меня в другую комнату в подвале церкви.
— Ты правда в порядке, детка?
Ее руки обыскивают мое лицо, и я стряхиваю их.
— Я уверена, просто немного устала, вот и все. Я не заметила его в комнате, пока он не заговорил… Мама, он бредил. Болтал о том, как я разрушила его жизнь, и, если бы не я, он был бы сейчас королем. Он казался… сумасшедшим.
Она кивнула, ее лицо было таким безупречным и прекрасным в этот день.
— Так и есть, милая. Должно быть, что-то сломалось внутри него; некоторые вещи заставляют людей прибегать к радикальным мерам. Я просто рада, что Ашер был там. То, что этот мальчик сделал для тебя, было очень храбро. И, держу пари, противостоять его отцу — задача не из легких.
Ее слова должны были заставить меня задуматься, и они заставили. Под всеми этими слоями, которые я уже видела, возможно, было больше Ашера Фредерика, чем я когда-либо могла себе представить.
Невозможно описать то истощение, которое испытывает мое тело в этот момент.
Сегодня утром я наблюдал, как мой отец все глубже и глубже впадает в истерику. Бормочет о том, чтобы стать королем и покончить с Норой и Рашель раз и навсегда. Он расхаживал по коридору, когда я пришел, экстренный звонок экономки разбудил меня ото сна в моей квартире в Челси. Я пытался образумить его, даже отвесил ему пощечину, но он просто продолжал идти. Я никогда не видел его таким расстроенным, а когда пошел поговорить с экономкой, он сбежал.
В ту же секунду, как услышал шум мотора, я понял, куда он направляется. Мне потребовалось тридцать минут, чтобы пробиться сквозь толпу и поток машин, припарковаться за церковью и перелезть через стену, чтобы попасть внутрь. Адреналин хлынул через меня. Моя миссия состояла в том, чтобы найти Нору, а когда я это сделал, все, что мне было нужно, это следить за своим отцом.
Она выглядела так чертовски великолепно в своем платье подружки невесты, фиолетовый цвет мягко контрастировал с ее кремовой кожей. Все, кто стоял на этом алтаре, выглядели такими счастливыми и ликующими оттого, что были там в этот момент.
Потом я увидел, как он последовал за ней в маленькую комнату священника, услышал его угрозы, когда она пыталась убежать к двери. Я не колебался.
А теперь моя губа была заклеена, и я сидел в этой комнате, пытаясь разобрать голоса призраков, шепчущих мне на ухо. С моим отцом было что-то не так, может быть, так было всегда. Его отчаяние едва не стоило мне всего. Потому что, даже если бы я не мог быть с ней, в тот момент, когда я бросился к своему единственному кровному родственнику, я понял, что люблю Нору Рэндольф больше, чем кого-либо другого на этой земле.
— С тобой все в порядке? — из дверного проема донесся тихий голос.
Моя голова резко поворачивается, и я не могу удержаться, чтобы не встать.
— Нора…
— Не вставай, — она пересекает комнату и садится на стул рядом со мной.
Я тянусь к ее руке, не в силах не коснуться ее.
— Мне так жаль, так чертовски жаль. Я не знал, что он сделает что-то подобное.
— Как сказал Беннетт, не извиняйся. Просто… спасибо, что ты был здесь.
Я посмотрел на наши соединенные руки, не в силах смотреть в ее великолепное лицо.
— Если бы он причинил тебе боль, не знаю, что бы с ним сделал. Я никогда… Нора, я скучал по тебе каждый божий день. Я был так неправ, так неправ.
Слезы блестели в ее глазах, когда я посмотрел на нее.
— Я пыталась забыть тебя. В течение стольких месяцев все, чего я хотела — это забыть все, что когда-либо происходило между нами.
Я чувствую, как боль и страдание волнами исходит от нее.
— Если бы я мог сделать это для тебя, я бы сделал. Если бы мог вернуться, сделать все сначала, остановить себя… Я бы так и сделал. Сделал все, что угодно. Но я не могу. Так что все, что я могу сделать, это сказать, как мне чертовски жаль, и надеяться, что ты сможешь простить меня. Потому что, Нора, все, что меня волнует — это ты. Я так долго был таким мудаком, подпитываемый ложью и манипуляциями моего отца. Был так глубоко погружен в них, что не мог ничего разглядеть.
Она кивает.
— Знаю, теперь понимаю. Ненависть, которую он извергал, Ашер, я никогда не видела никого настолько отчаянного или злого.
Я чувствую, как поднимаюсь вверх по ее рукам, нуждаясь в ее бархатной коже, чтобы успокоиться.
— Беннетт рассказал мне всю историю или, по крайней мере, то, как он ее воспринимал. Моя мать… чувствовала себя в ловушке. Она любила меня, но мой отец тогда был почти таким же, как сейчас. Она не могла больше жить с ним, но знала, что, если попытается отобрать ребенка у Фредерика, ей придется чертовски дорого заплатить. Беннетт любил ее, но знал, что она страдает. Так что он покончил с этим, но от этого стало только хуже. В доме Дэвида Фредерика моя мать потеряла единственное, что ее поддерживало, что могло сохранить ей рассудок. Мой отец контролировал все, даже ее общение со мной. Так что она слетела с катушек. Строила планы и схемы и пыталась заставить Беннетта сбежать с ней и со мной. В ту ночь, когда… она умерла, он пытался помешать ей сесть за руль. Она так сильно расцарапала ему лицо, что у него пошла кровь и, прежде чем он успел что-либо сделать, ее машина уже выехала на мост.
Мой голос срывается при мысли о том, как одиноко, должно быть, чувствовала себя моя мать. Как, должно быть, ее оскорблял мой отец.
— Я должна была позволить тебе объяснить… — В ее голосе звучит беспомощность.
— Ты мне ничего не должна. Не после того, что я сделал. Это не оправдание, но в каком-то смысле я оказался в такой же ловушке, как и моя мать. Ты видела его, каким суровым и жестоким он может быть. Это все, что я когда-либо знал. И когда один человек, которому ты доверяешь, снова и снова говорит тебе, как кто-то зол, как он должен быть уничтожен, ты веришь ему. Но Нора… когда мы были вместе, ничто из того, что я чувствовал к тебе или говорил, не было ложью. Я влюбился в тебя. Ты показала мне ту сторону отношений, о существовании которой я даже не подозревал. Знаю, что ты мне ничего не должна… ни прощения, ни взаимности, ничего такого. Но… Я все равно прошу об этом. Потому что ты мне нужна. Потому что я скучаю по тебе.
Мое сердце сжимается в груди, потребность услышать, как она прощает меня, настолько сильна, что я едва могу дышать.
— Ты причинил мне боль… такую сильную. Ашер, я никогда… То, что я делала с тобой, я никогда не делала этого раньше.