— Дай-ка я взгляну на эту губу.

Она ухаживает за Ашером, а я все еще не могу пошевелить ногами. После того, как она накладывает немного мази и приклеивает пластырь на порез, эти зеленые глаза останавливаются на мне.

— Я не знал, что он… Я никогда не хотел, чтобы это случилось, — выражение его лица снова умоляет меня.

Именно тогда я освобождаюсь из тюрьмы своего тела, мои ноги двигаются, чтобы присоединиться к ним у стола. Я опускаюсь на колени, показывая ему, что со мной все в порядке.

— Спасибо, что ты был здесь, и что не позволил ему причинить мне вред, — я прикасаюсь к его руке.

Это знакомое электричество возвращается, и я хочу, чтобы он обнял меня своими большими руками прямо здесь. Но я сдерживаюсь, смущенная и все еще потрясенная.

— Могу я на несколько минут остаться с Ашером наедине? — Беннетт смотрит на нас с мамой.

— Нет, сегодня день вашей свадьбы, мне пора… — он протестует, встает и пытается уйти.

Мама кладет руку ему на плечо.

— Мы уже женаты, и нам предстоит прожить вместе всю жизнь. Останься, ты должен услышать, что он скажет. Пойдем, солнышко, поможешь мне.

Она берет меня за руку. Я бросаю на Ашера последний взгляд, пытаясь передать все чувства, бурлящие во мне. Он кивает, и я понимаю, что сегодня мы видимся не в последний раз.

Мама ведет меня в другую комнату в подвале церкви.

— Ты правда в порядке, детка?

Ее руки обыскивают мое лицо, и я стряхиваю их.

— Я уверена, просто немного устала, вот и все. Я не заметила его в комнате, пока он не заговорил… Мама, он бредил. Болтал о том, как я разрушила его жизнь, и, если бы не я, он был бы сейчас королем. Он казался… сумасшедшим.

Она кивнула, ее лицо было таким безупречным и прекрасным в этот день.

— Так и есть, милая. Должно быть, что-то сломалось внутри него; некоторые вещи заставляют людей прибегать к радикальным мерам. Я просто рада, что Ашер был там. То, что этот мальчик сделал для тебя, было очень храбро. И, держу пари, противостоять его отцу — задача не из легких.

Ее слова должны были заставить меня задуматься, и они заставили. Под всеми этими слоями, которые я уже видела, возможно, было больше Ашера Фредерика, чем я когда-либо могла себе представить.

Невозможно описать то истощение, которое испытывает мое тело в этот момент.

Сегодня утром я наблюдал, как мой отец все глубже и глубже впадает в истерику. Бормочет о том, чтобы стать королем и покончить с Норой и Рашель раз и навсегда. Он расхаживал по коридору, когда я пришел, экстренный звонок экономки разбудил меня ото сна в моей квартире в Челси. Я пытался образумить его, даже отвесил ему пощечину, но он просто продолжал идти. Я никогда не видел его таким расстроенным, а когда пошел поговорить с экономкой, он сбежал.

В ту же секунду, как услышал шум мотора, я понял, куда он направляется. Мне потребовалось тридцать минут, чтобы пробиться сквозь толпу и поток машин, припарковаться за церковью и перелезть через стену, чтобы попасть внутрь. Адреналин хлынул через меня. Моя миссия состояла в том, чтобы найти Нору, а когда я это сделал, все, что мне было нужно, это следить за своим отцом.

Она выглядела так чертовски великолепно в своем платье подружки невесты, фиолетовый цвет мягко контрастировал с ее кремовой кожей. Все, кто стоял на этом алтаре, выглядели такими счастливыми и ликующими оттого, что были там в этот момент.

Потом я увидел, как он последовал за ней в маленькую комнату священника, услышал его угрозы, когда она пыталась убежать к двери. Я не колебался.

А теперь моя губа была заклеена, и я сидел в этой комнате, пытаясь разобрать голоса призраков, шепчущих мне на ухо. С моим отцом было что-то не так, может быть, так было всегда. Его отчаяние едва не стоило мне всего. Потому что, даже если бы я не мог быть с ней, в тот момент, когда я бросился к своему единственному кровному родственнику, я понял, что люблю Нору Рэндольф больше, чем кого-либо другого на этой земле.

— С тобой все в порядке? — из дверного проема донесся тихий голос.

Моя голова резко поворачивается, и я не могу удержаться, чтобы не встать.

— Нора…

— Не вставай, — она пересекает комнату и садится на стул рядом со мной.

Я тянусь к ее руке, не в силах не коснуться ее.

— Мне так жаль, так чертовски жаль. Я не знал, что он сделает что-то подобное.

— Как сказал Беннетт, не извиняйся. Просто… спасибо, что ты был здесь.

Я посмотрел на наши соединенные руки, не в силах смотреть в ее великолепное лицо.

— Если бы он причинил тебе боль, не знаю, что бы с ним сделал. Я никогда… Нора, я скучал по тебе каждый божий день. Я был так неправ, так неправ.

Слезы блестели в ее глазах, когда я посмотрел на нее.

— Я пыталась забыть тебя. В течение стольких месяцев все, чего я хотела — это забыть все, что когда-либо происходило между нами.

Я чувствую, как боль и страдание волнами исходит от нее.

— Если бы я мог сделать это для тебя, я бы сделал. Если бы мог вернуться, сделать все сначала, остановить себя… Я бы так и сделал. Сделал все, что угодно. Но я не могу. Так что все, что я могу сделать, это сказать, как мне чертовски жаль, и надеяться, что ты сможешь простить меня. Потому что, Нора, все, что меня волнует — это ты. Я так долго был таким мудаком, подпитываемый ложью и манипуляциями моего отца. Был так глубоко погружен в них, что не мог ничего разглядеть.

Она кивает.

— Знаю, теперь понимаю. Ненависть, которую он извергал, Ашер, я никогда не видела никого настолько отчаянного или злого.

Я чувствую, как поднимаюсь вверх по ее рукам, нуждаясь в ее бархатной коже, чтобы успокоиться.

— Беннетт рассказал мне всю историю или, по крайней мере, то, как он ее воспринимал. Моя мать… чувствовала себя в ловушке. Она любила меня, но мой отец тогда был почти таким же, как сейчас. Она не могла больше жить с ним, но знала, что, если попытается отобрать ребенка у Фредерика, ей придется чертовски дорого заплатить. Беннетт любил ее, но знал, что она страдает. Так что он покончил с этим, но от этого стало только хуже. В доме Дэвида Фредерика моя мать потеряла единственное, что ее поддерживало, что могло сохранить ей рассудок. Мой отец контролировал все, даже ее общение со мной. Так что она слетела с катушек. Строила планы и схемы и пыталась заставить Беннетта сбежать с ней и со мной. В ту ночь, когда… она умерла, он пытался помешать ей сесть за руль. Она так сильно расцарапала ему лицо, что у него пошла кровь и, прежде чем он успел что-либо сделать, ее машина уже выехала на мост.

Мой голос срывается при мысли о том, как одиноко, должно быть, чувствовала себя моя мать. Как, должно быть, ее оскорблял мой отец.

— Я должна была позволить тебе объяснить… — В ее голосе звучит беспомощность.

— Ты мне ничего не должна. Не после того, что я сделал. Это не оправдание, но в каком-то смысле я оказался в такой же ловушке, как и моя мать. Ты видела его, каким суровым и жестоким он может быть. Это все, что я когда-либо знал. И когда один человек, которому ты доверяешь, снова и снова говорит тебе, как кто-то зол, как он должен быть уничтожен, ты веришь ему. Но Нора… когда мы были вместе, ничто из того, что я чувствовал к тебе или говорил, не было ложью. Я влюбился в тебя. Ты показала мне ту сторону отношений, о существовании которой я даже не подозревал. Знаю, что ты мне ничего не должна… ни прощения, ни взаимности, ничего такого. Но… Я все равно прошу об этом. Потому что ты мне нужна. Потому что я скучаю по тебе.

Мое сердце сжимается в груди, потребность услышать, как она прощает меня, настолько сильна, что я едва могу дышать.

— Ты причинил мне боль… такую сильную. Ашер, я никогда… То, что я делала с тобой, я никогда не делала этого раньше.