Некоторые подняли руки, и я сделала тоже самое, потому что так я все еще буду среди толпы.

— А больше пяти?

Двое моих собратьев опустили руки, но шестеро все еще держали их поднятыми, поэтому я сделала тоже самое. Сердце, казалось, начало биться в горле. Я не знала, когда лучше перестраховаться и опустить руку.

— Как на счет семи правильных ответов, есть такие?

Я решила не рисковать и опустила руку на парту. Ладони вспотели, а в голове начали стремительно носиться мысли. Пока я буду казаться нормальной, безымянной и просто одной из толпы, то я в безопасности. Я провела годы, скрывая свой талант, пытаясь смешаться с толпой и просто быть ученицей старшей школы.

Теперь никто не поднял руку и Муллинс цокнула языком.

— Эм, погодите, профессор. Кажется, среди нас есть скромный ученик. — Как бы мне хотелось, чтобы сейчас подо мной образовалась большая черная дыра и поглотила меня, пока Ашер открывал свой привлекательный болтливый рот. — Кажется, Нора решила все задачи правильно.

Он выдал меня и даже глазом не моргнул. Я повернулась и кинула на него такой уничижительный взгляд, какой только могла. А он просто сидел, облокотившись на спинку стула и разложив свои скрещенные ноги в проходе. Его зеленые глаза горели огнем победы, а четко очерченный подбородок дернулся от приторной ухмылки на губах.

— Мисс Рэндольф, это правда? Почему же вы не поделились этим с нами? Ваши одноклассники могли бы немного посоревноваться с вами на дружеской основе. Молодец.

Профессор Муллинс наклонила голову со своим клювообразным носом и кивнула мне. Дав задание на вечер, она закончила урок.

Но никто ее не слушал. Все взгляды, начиная от подозрения и заканчивая завистью, были направлены на меня. Удивленные взгляды, взгляды отвращения и раздражения… Мне слишком это все знакомо. Когда люди узнают кто я такая, их мнение обо мне полностью меняется. Ох отношение ко мне меняется в мгновение ока. Сердце ушло в пятки, понимая, что больше у меня нет укрытия в виде моей «нормальности».

Тишина прервалась, когда все начали собираться и выходить из класса, разговаривая с другом или целыми группками. Я не стала спешить, начав медленно собирать свои книги и ожидая, пока вне не выйдут отсюда.

— Значит, ты не хочешь, чтобы кто-нибудь знал, что ты гений? — его акцент долетел до моего слуха, когда я уже на пол пути спускалась в холл. Я не могла ничего поделать и сжалась еще больше. Я продолжала идти, не обращая внимания на то что, он пытался догнать меня. — Нора, не принимай это так близко к сердцу, здесь есть много умных детей. Мы все равно считаем тебя простолюдином, если ты об этом переживаешь.

Саркастические подколы Ашера лишь заставляли меня вздрагивать еще больше, потому что эти ярлыки я как раз-таки не хотела носить. Резко завернув за угол, я направилась в главный вестибюль, отделанный деревом и пошагала к дверям, которые вели во внутренний двор. Мне нужно отсюда убираться.

Но прежде чем я успела толкнуть дверь, чьи-то пальцы сомкнулись на моем локте.

— Черт возьми, почему ты не можешь просто остановиться?

— Отвали от меня.

Я скинула его руку, слезы угрожали покатиться в любой момент.

Черт, плакать перед этим парнем это последнее, что мне нужно сейчас, но он нажал на каждую кнопку, что включает мой датчик тревожности.

— Я просто шутил, — Ашер пожал плечами, будто он только что не поставил меня на колени.

Как же нелепо то, как выигрышно он выглядел в этой школьной форме, тогда как остальные ученики, кажется, меркнули на ее фоне. Я попыталась не замечать этого.

Гнев заполнил каждую мою клеточку.

— Ты просто шутил? Ты вообще имеешь хоть какое-то понятие, что ты сейчас сделал? Будто, все и так недостаточно плохо. Я здесь новенькая, о которой распускают слухи каждый день, что я бастард новой королевы, охотящейся за деньгами. А теперь еще ты просто берешь и рассказываешь им о моих способностях? Кто тебе дал такое право? Ты бы мог держать свой рот на замке, обеспечить мне защиту, помочь кому-то хоть раз в своей жалкой испорченной жизни. Но ты не мог, да, Ашер? Манипуляция и возможность иметь преимущество над кем-то, вот как называется твоя игра, и мне не следовало забывать об этом. Спасибо, что показал свое истинное лицо, в следующий раз я буду помнить об этом.

Посреди моего эмоционального взрыва у него хватило совести выглядеть по настоящему задетым. Но я решила не стоять там, выслушивая его дерьмовые объяснения.

Мой мозг и так сегодня достаточно напрягался. Я чувствовала, как начинается мигрень и скрылась раньше, чем приступ полностью поглотил меня в свою бездну. Я была слишком параноидальна, чтобы позволить Ашеру или кому-то другому увидеть еще какие-то мои отличия.

— Почему ты до сих пор не связался с мистером Пендлтоном из клуба?

Я уже давно усвоил, что в моем доме не существует такого понятия как приветствие или дружеские фразы. Давным-давно, возможно, это и присутствовало, но все испарилось в тот же день, когда не стало мамы.

Схватив грушу из миски, которая стояла на черной мраморной столешнице, я бросил взгляд на своего отца.

— Потом что меня не интересует участие в его кампании этим летом.

Послышался его тяжелый вздох.

— Парень, не заставляй меня напоминать тебе, что происходит, когда ты не слушаешься приказов.

Это угроза. И это одна из угроз, которая не будет пустой, но я все равно ее проигнорировал. Когда я был ребенком, отец поселил страх в моем сердце и разуме. Но теперь, когда я сложил свое мнение о нем, то понял, что он просто пустая оболочка мужчины.

Когда-то опасный всевластный человек Дэвид Фредерик был самым могущественным влиятельным лицом Лондона. Он знал, как очаровать всех во время приемов и в то же время как проявить жестокость.

Для большинства он все еще был тем всесильным создателем, который продвигал никому неизвестных людей в Парламент и мог одним махом опустить своего оппонента. Но для меня он был только частью того человека, которым он был раньше. Человеком, которого растоптали потеря и предательство моей матери.

— Ладно, я свяжусь с ним. Но это все равно бессмысленная работа. Все равно в Оксфорде меня будут ждать.

Он следовал за мной, пока я не спеша обошел наш особняк, расположенный на Даунинг-стрит, прошелся по роскошным комнатам и поднялся вверх по гладкой лестнице, сделанной из древесины твердых пород.

— Не смей уходить от меня, когда я разговариваю с тобой! — он попробовал на вкус то, как сложно стало управлять мною теперь.

— Ты превратил меня в это, отец. Я самостоятельный мужчина, который не слушается ни чьих приказов. Разве ты не гордишься мной? — презрительно усмехнулся я, развернувшись к нему лицом.

Я вырос в доме, в котором отсутствовала любовь или обожание. И, думаю, для англичанина это было что-то в порядке вещей. Я не плакался о себе или подолгу зацикливался на этом, но мне действительно нравилось кидать ему это в лицо, когда предоставлялся такой случай. Это он создал этого монстра, эгоистичного, с черной душой и высокомерным характером.

Он проигнорировал меня.

— Как дела с девчонкой?

Я почувствовал внезапную острую боль, но она была такой незначительной, что мое сердце почти не почувствовало этого. Это горе или беспокойство? Я вытеснил эти мысли.

Отец задумал этот план. С юного возраста я слушал детали и пьяное ворчание, но, когда он узнал о ее приезде несколько месяцев назад, идея появилась сама собой и он поделился ею со мной. Поделился тем, как наконец закопать Беннета МакАлистера на два метра под землю.

— Дела идут медленно, но я постепенно располагаю ее к себе, — сказал я ему, потому что в глубине души я хотел, чтобы он гордился хотя бы за что-то, что я делаю.