— Ну что там у тебя? Говори!
— Дай слово, что выслушаешь и отнесешься серьезно.
— Ну, говори же, Надька, обещаю выслушать до конца и не падать в обморок.
— Мы разошлись с Федором. Я ушла от него и больше не вернусь.
— Что ты такое мелешь?
— Ты перебила меня, тетя. Я еще не все сказала.
— Боже мой! Что еще?
— Сегодня ночью мы приехали на твою дачу и сейчас сидим в столовой, готовимся к обеду.
— Дай-ка к телефону Федора!
— Его же здесь нет, тетя. Ты ничего не поняла.
— А с кем же ты приехала на дачу?
— Это другой человек. Его зовут Иван Владимирович Петров, из Сибири, инженер.
— Мужчина? Боже мой!
— Ну, конечно, мужчина, тетя.
— И Варвара пустила вас на мою дачу? Какой кошмар! Черт знает что вы за люди, даже слов нет. Вот нынешние нравы, полюбуйтесь, пожалуйста. Начитались современных книжек да насмотрелись заграничных фильмов, где жены меняют мужей чаще, чем моют шею. Кошмар. Я немедленно еду к вам.
— Уже ничего нельзя изменить, тетя. Если даже ты приедешь…
— Я расправлюсь с вами, вы увидите. Ты убила меня, Надя. Кошмар! Я еду.
— Послушай, тетя, — крикнула Надя в телефон и тут же замолчала. — Рассердилась, повесила трубку. Обязательно приедет, нашумит.
— Глупо всем объяснять, оправдываться, будто виноват перед ними, — сказал Иван. — А какое дело до нас другим людям?
Надя не ответила. Она крикнула Варвару, попросила обед. Варвара молча накрыла на стол, казалась злой и сердитой, но видно было, что она не осуждает Надю за ее поступки. Выпили только по рюмке коньяку, больше не хотелось. Сидели за столом и разговаривали о чем-то отвлеченном. Наде показалось, что исчезли стены, забор, лес. Казалось, она сидит где-то в воображаемой точке бесконечного пространства жизни. Это было странное чувство, трудно объяснить тому, кто этого не пережил.
— Если бы я был писателем, — сказал Иван, любуясь Надей, — я написал бы про тебя роман.
— Была бы скучнейшая книга, — сказала она. — Ты влюблен и не можешь быть объективным.
В комнате становилось темно.
— Зажечь свет? — спросила она.
— Я сам, — он поднялся и включил свет. Зажглась трехламповая яркая люстра. Ему показались приятными колпачки под лампочками, похожие на блюдца из серого с голубыми прожилками мрамора.
— Налить еще? — спросила Надя.
— Не хочется, — сказал он. — Не знаю почему.
— Мне тоже. Кажется, подошла машина к даче. Кто это?
Она прислушалась, встала из-за стола, посмотрела в окно. У калитки действительно стояло такси. Из машины вышли двое и направились к даче.
— Кто там? — спросил он.
— Димка и Катя, — сказала она и посмотрела на Ивана.
Они оба вздохнули, предчувствуя еще одно объяснение, а может быть, и сражение.
Димка и Катя постучались, вошли решительно, не раздеваясь. Не поздоровавшись, Димка с порога закричал сердитым строгим голосом:
— Ну что это такое, в самом деле? Отмочили какую-то бредовую штуку?!
Иван мгновенно побагровел.
— Я попрошу выбирать слова, — официально сказал он и встал навстречу Димке.
— Какие еще тут слова? — рассердился Димка. — Будем выбирать красивые слова, когда дело дрянь? Вы это спьяна, что ли? Или сбесились?
— Подожди, Дима, не горячись, — остановила его Катя, участливо глядя на Надю. — В жизни не все так просто.
— Подумаешь! — фыркнул Иван. — Нарушили традицию, потревожили обывательское воображение! Да что вы прикидываетесь возмущенными теперь? Лучше бы приняли участие в Надиной судьбе раньше, когда она мучилась. Разве вы не видели и не знала, что она не любит Федора? Я не поверю вам, ты умный человек, Димка, и ты, Катя, тоже. Раздевайтесь, я очень рад, что вы приехали. Правда, Надя, они молодцы?
— Ну, раздевайтесь же, Катя, Ну, Дима!
Иван снял с Кати пальто, взял шляпу.
Надя улыбалась Диме, расстегнула пуговицу на его пальто. Он разделся, швырнул пальто и шляпу на стул. И тем же сердитым и строгим голосом сказал:
— Отвратительно, нехорошо получилось. Я пригласил вас в гости, вы для меня все одинаковые, друзья. И ты, Иван, и Надя, и Федор, Так друзья не поступают. Это удар в спину товарищу.
— Старомодная мораль, Дима! — сказал Иван.
— Не знаю, не уверен, что старомодно. Ты извини меня, Надя, мне неприятно обсуждать ваши действия, вы взрослые люди, я даже сочувствую тебе, но не могу не думать о Федоре. Он прямо от вас приехал ко мне, на нем нет лица. Он сойдет с ума или бросится под поезд.
— А ты знаешь, Дима, — сказала Надя, — ничто уже ничего не изменит. Мы совсем разные, чужие друг другу люди.
— Но это еще не предлог для того, что вы с Иваном сделали.
— А что мы сделали?
— Бросили всем нам вызов. Вы же наши товарищи, и за нашей спиной… Да как вы не понимаете?
— Ты гуманный человек, Дима. А как бы ты поступил, если бы не любил Катю, а Катя не любила тебя?
— Ну, знаешь, это запрещенный прием! — обиделся Дмитрий Евгеньевич. — Ненужное предположение.
— Ты тоже заставлял бы ее жить с тобой и угрожал бы тем, что бросишься под поезд?
— Мне по-человечески жалко Федора. Никуда он, конечно, не бросится, ничего такого не сделает. Однако мне жаль его. Вы пырнули ему ножом в спину.
— Неправда, — сказал Иван. — Мы ничего не скрывали от него. Надя позвонила ему утром и все рассказала.
— Налейте мне водки, — сказал Дима. — Я чувствую себя идиотом. Вы все мои друзья, все хотите быть правыми, а я не могу всех оправдать.
Надя налила большую рюмку водки. Дима сам взял ее со стола, выпил, взял огурец, бросил в рот, захрустел. Надя посмотрела на него и засмеялась. Бросилась к Димке, приласкалась.
— Милый мой Димочка! Ну не сердись. Я очень счастлива, все будет правильно, честное слово.
— Налей еще, — сказал он Наде. — И ему тоже. Выпьем, Иван.
Они молча выпили, не чокаясь, хмуро сидели друг против друга.
Катя поглядывала на Надю и одобрительно кивала ей головой.
— А все-таки в этом есть какая-то подлость, — упрямо сказал Дима, — Я тебя застрелил бы. Честное слово.
— Ну, перестань хорохориться, Дима, — примирительным тоном сказала Катя. — Надо же в конце концов считаться и с чувствами. Надо уважать любовь.
— Любовь! — иронически повторил Дмитрий Евгеньевич. — А кто может объяснить, почему ее не было вчера? А завтра она тоже может исчезнуть, и вы будете кричать, что ее нет? Любовь, любовь! С ней надо обращаться осторожнее, чем с огнем в пороховом складе. И вообще я, кажется, поступил непедагогично, что взял тебя с собой. — Это он сказал Кате, как бы в ответ на ее реплику. — Ты сразу все поняла и полностью присоединилась к ним. А я, извините, не понял. Честно скажу, хоть обижайтесь, хоть нет — для меня это загадка. И прежде всего ты, Иван. Приехал за тысячи километров, ни слова не говорил, молчал, хмурился и вдруг налетел как коршун.
— Замолчи! Иначе мы поссоримся. Это настолько серьезно, что ты не представляешь. Ты знаешь, что у меня здесь? — Иван сильно ударил себя в грудь, замолчал. Посмотрел другу в глаза, положил ему на плечо руку. — Поверь мне, Дима. Это уже случилось, и ничего с ним нельзя сделать. Это как атомное облучение, лекарства против этого нет. И я рад и счастлив. И Надя тоже.
Всем было видно, как по деревьям, стоявшим под окном, скользнул яркий свет автомобильных фар. Приехала Надина тетя Александра Степановна. У порога ее встретила Варвара, пыталась что-то объяснить. Снизу донесся грубый голос Александры Степановны.
— Молчи! Без тебя разберусь.
Она стала шумно подниматься по лестнице, так нажимая на ступеньки, что, казалось, покачивалась и скрипела вся дача.
Все молча переглядывались и ждали появления тетушки. Иван смотрел на Надю с таким выражением, будто хотел сказать: «Ничего, не бойся, выдюжим». Надя мужественно повернулась к дверям. Ее поза и выражение лица говорили о готовности выдержать и это надвигающееся сражение.
Дверь распахнулась без стука, и грозная, сердитая тетя вошла в комнату. Она была рассержена. Лицо ее пылало, ноздри раздулись, глаза сверкали гневом. Мгновенно окинула взглядом всех, остановилась против Нади. Не допускающим возражения тоном сказала:
