Для того чтобы замуровать тридцатиметровые обелиски, следует построить соответственные по высоте стены. Стена поднялась на двадцать метров, и почему-то на этом сооружение тюрем для обелисков было прервано. Вершины обелисков жирафьими головами возвышаются над тюремной стеной.
Зато с барельефами и надписями Хатшепсут Тутмос расправился беспощадно. Лица царицы сбиты долотом, картуши с её именем стёсаны. Правда, не везде: порой каменщики были нерадивы либо среди жрецов существовала какая-то оппозиция — все следы царствования Хатшепсут Тутмосу уничтожить не удалось.
Расправившись с памятью о тётке, Тутмос приступил к собственному вкладу в храм. Были поставлены два обелиска и несколько статуй, построен роскошный зал для «хебседа» — царского юбилея, перестроено большинство уже стоявших сооружений, выбиты барельефы, повествующие о военных подвигах Тутмоса, и, наконец, сооружён зал, получивший название «ботанического сада», потому что на его стенах изображены растения и животные Египта.
Два последующих фараона этой династии не внесли особых изменений в храмовой комплекс, зато Аменхотеп III (1411–1375 гг. до н. э.) взялся за перестройку храма с энтузиазмом. Он соорудил новый храм, окружённый полумесяцем священного озера, в котором поставил 600 двухметровых гранитных статуй богини Сохнет. Почему-то этим статуям довелось уже в наше время много попутешествовать — во всех крупнейших музеях мира есть делегаты этой многочисленной семьи. Одна из статуй стоит и в Санкт-Петербурге, в Эрмитаже. У священного озера Аменхотеп установил внушительную монолитную статую священного жука-скарабея и, наконец, воздвиг центральную колоннаду, увенчанную капителями в виде раскрытых цветков лотоса. Двадцатиметровые толстые колонны так велики, что на капители каждой из них может разместиться сто человек.
Аменхотеп III не ограничился работами в храме Амона. Не менее известен и его собственный заупокойный храм, сооружённый на другом берегу Нила, у которого стоят две громадные статуи фараона, известные как колоссы Мемнона. При нём же воздвигнут грандиозный третий пилон и храм Менту.
Когда мы сегодня отдаём должное Аменхотепу III, мы этим в первую очередь обязаны другому Аменхотепу, сыну Хапу, человеку с плоским скуластым лицом, большими, резко очерченными, почти негритянскими губами, крепким подбородком и узкими выпуклыми глазами. Статуя этого некрасивого, полного человека сохранилась в одном из храмов Карнака.
Если Имхотеп — первый гений истории, изобретатель пирамид и каменной архитектуры Египта, то тёзка фараона завершает создание нового типа классического храма. Зодчий Аменхотеп, сын Хапу, столь высоко ценился фараоном, что ему дозволено было построить свой собственный заупокойный храм в Фивах, где в упрощённой и ясной форме видно всё то, чего достигла египетская архитектура.
Принцип храма, задуманный архитектором Инени и разработанный в окончательной форме Аменхотепом, заключался в следующем.
Храм начинался от Нила. Там сооружался мол, к которому могли приставать ладьи, перевозившие в праздники статую божества. От воды к храму вела аллея сфинксов, которая завершалась у высоких торжественных пилонов, украшенных барельефами и надписями. Перед пилонами обычно стояли колоссы фараонов. Пройдя под пилоном, оказываешься в обширном дворе, окружённом с трёх сторон колоннами, далее попадаешь в гипостильный зал с двумя рядами главных колонн, образующих неф, и несколькими рядами колонн по бокам. Затем следует зал для ритуальной ладьи Амона и зал для статуи божества. Кроме того, в задней части храма расположено множество других помещений: сокровищницы, кладовые, архив и так далее. Комплекс храма дополняется парком и священным озером.
Эта схема могла варьироваться. Иногда бывало меньше залов, иногда больше, в уникальном храме, подобном Карнаку, оказалось куда больше пилонов и статуй фараонов, чем возможно для иного святилища, а в заупокойном храме самого зодчего Аменхотепа количество и размер помещений скромны и невелики.
В этой системе всё было продумано и проверено опытом поколений. Создавая на её основе великие храмы Фив, зодчие в первую очередь имели в виду воздействие храма на молящегося.
Когда торжественное шествие поднималось между рядами строгих сфинксов к пилонам, те вырастали, казалось, до неба и подготавливали к встрече с таинством.
Подвижные колоссы фараона доказывали ничтожество человека, входящего в храм. После просторного величественного яркого двора человек попадал в полумрак таинственного леса гипостильного зала, в лес смыкающихся в сказочной высоте колонн, зелень пышных капителей которых растворялась в синеве потолка, сверкающего золотыми звёздами.
Все последующие помещения дворца были теснее, ниже и темнее предыдущих, лишь в реликварии порой предусматривалось отверстие в стене или в потолке, откуда луч света падал на статую бога…
Последующая история Карнака вновь возвращает нас к борьбе идей и партий. Аменхотеп IV (Эхнатон), бунтарь, провозгласивший культ Атона и перенёсший столицу в Амарну, где родился странный, трогательный, реалистический и в чём-то декадентский стиль нового, овеянного гуманистическими, но нежизненными идеями искусства, не любил храма Амона — воплощения власти жречества. К востоку от карнакского храма он выстроил храм Атона. Но от него ничего не осталось: после гибели смелого и обречённого на неудачу эксперимента жрецы и последующие фараоны сровняли храм Атона с землёй. Но, как и везде, в Карнаке ничто не пропало бесследно. Тому виной практичность последующих строителей. При раскопках были обнаружены статуи еретика Эхнатона, а многие блоки из его храма, украшенные барельефами в стиле амарнской школы, оказались вкрапленными в позднейшие постройки во славу Амона.
Замаливая грехи Эхнатона, его наследники Тутанхамон и Эйе поспешно воздвигли в Карнаке стелы и обелиски в честь вернувшегося к власти Амона. Фараоны следующей, XIX династии Сети I и Рамзес II также прибавили славы Карнаку, воздвигнув ещё один гипостильный зал. Кроме того, Рамзес оставил след в Карнаке, воздвигнув там двух своих колоссов — сидячие статуи, у ног которых стоят карликовые фигуры его жены Нефертари.
Сменялись династии, сменялись фараоны, и Карнак продолжал обрастать стелами, обелисками, пилонами, храмами и киосками. Особенно старались те фараоны, которые не были уверены в своих правах на священный престол. Так, нубийский фараон Тахарка предпринял строительство колоннады в первом дворе храма, от которой сохранилась лишь одна не очень красивая, схожая с бочкой двадцатиметровая колонна. Посетил этот храм и Александр Македонский, из политических соображений чтивший чужих богов. Он приказал перестроить одно из помещений за залом Тутмоса III, которое и теперь называется «молельней Александра». Многое соорудили в Карнаке и Птолемеи, которым Египет достался при дележе империи Александра. Именно с их деятельностью связана странная находка на территории храма, сделанная в 1903 году французским археологом Легреном.
Рядом с одним из пилонов Легрен обнаружил яму с обломками стен и статуй. В этом не было ничего удивительного: за тысячу лет храмы ветшали, разрушались врагами (например, в 663 году до нашей эры ассирийский царь Ашшурбанипал целиком разграбил и сжёг Фивы). Тяжёлые, непригодные в дело обломки могли и закопать. Но удивительными были масштабы находки. Когда Легрен извлёк из-под земли обломки, оказалось, что под ними лежат другие статуи и барельефы. Месяц за месяцем трудились рабочие, вытаскивая из невероятной ямы, вернее, пропасти всё новые чудесные памятники Древнего Египта. На глубине четырнадцати метров раскопки пришлось прекратить, потому что в тайник хлынули подземные воды. Одних каменных статуй было обнаружено семьдесят пять, не считая многочисленных стел и барельефов.
Вот эта свалка и приписывается теперь Птолемеям, наводившим порядок в доставшемся им хозяйстве… Им-то уж совсем не было дела до труда далёких фараонов.
К тому времени Карнак стал туристским центром. А туристы, как известно, не меняются со временем, их «профессиональная» болезнь свирепствует сегодня с такой же силой, как она свирепствовала две тысячи лет назад. Так вот, на стенах Карнака сохранилось немало античных надписей типа «Вася + Петя посетили». Правда, сегодняшние археологи относятся к ним куда терпимее, чем к надписям, оставленным на карнакских стенах нашими современниками, — а их тоже, к сожалению, немало.
