— Есть у меня одно заветное желание, которое мне хотелось бы осуществить.
— Какое, царь?
— Я хотел бы, чтобы передо мной на блюде лежала сейчас голова царя Явы.
Долго ли, коротко ли, но слова царя достигли ушей правителя Явы. Тот оснастил тысячу кораблей и пересёк пролив. Подошёл к стенам столицы молодого царя и в битве без труда разбил его войска, а царя взял в плен. И сказал ему:
— Ты хотел увидеть мою голову на блюде. Хорошо. Если бы ты ещё захотел при этом захватить мою страну, сжечь мои города и взять в рабство моих подданных, то я сделал бы то же самое с твоей страной. Но ты высказал только первое желание. Я возьму с собой обратно только твою голову на блюде. Страну же твою не трону. А министров твоих я попрошу избрать на престол кого-нибудь, кто отвечал бы за свои слова.
Так он и сделал.
Преемники Сурьявармана унаследовали его самомнение. После его смерти тямы разгромили гордую империю кхмеров и захватили столицу. Страна не смогла сопротивляться: она задыхалась под тяжестью дополнительных налогов и податей, вводимых царём в связи с войнами и гигантским строительством. Деревни обезлюдели: кто ушёл в солдаты, кто отрабатывал барщину на строительстве; в стране начались крестьянские бунты. Поэтому нашествие тямов было только последним толчком, который нарушил равновесие колосса на глиняных ногах.
Правда, именно с этим, казалось бы, смертельным ударом для государства связан его новый расцвет. Когда столица была захвачена, жители её угнаны в рабство и золотые пластины с башен Ангкор-Вата содраны завоевателями, кхмеры, разгромленные, но непокорённые, объединились вокруг Джаявармана VII. Это была любопытнейшая фигура в истории Кампучии.
В своё время он добровольно отказался от престола, который причитался ему по праву, и уехал из столицы, что, согласитесь, совсем не типично для царя. И ссылка, как и отказ от трона, в самом деле была добровольной — этому есть веские доказательства.
Но когда стране грозило порабощение, Джаяварман объединил в горах остатки разбитых отрядов, создал крестьянское ополчение и повёл борьбу с захватчиками. В 1181 году он нанёс тямам сокрушительный удар, потопил их флот и убил царя.
В том же году Джаяварман короновался на царство. Он предпринимал героические усилия, чтобы спасти страну: сооружал новые каналы, строил водохранилища и дороги, укреплял границы и наводил порядок среди чиновников. Надписи говорят, что он построил сто больниц. Джаяварман восстановил разрушенный врагами Ангкор и обнёс его могучей стеной. Отныне эту часть города мы знаем под названием Ангкор-Том — укреплённый город.
Стена города, длиной более тридцати километров и толщиной восемь метров, квадратная в плане, сложена из камней и сохранилась до сих пор. Вокруг неё стометровой ширины ров, в котором жило множество больших крокодилов — первый ряд обороны города. Мосты, ведущие к воротам, были шириной пятнадцать метров, и по бокам их вместо балюстрад стояло по пятьдесят четыре гиганта, державших в руках длиннющую — всем великанам едва под силу — змею Нага. По площади Ангкор-Том, построенный за несколько лет, был больше любого города средневековой Европы.
В центре города, славного храмами, дворцами и знаменитой террасой слонов, был поставлен Байон — новый для Кампучии тип храма. Впоследствии такие же храмы возвели в других частях государства.
Храм Байон представляет собой зрелище фантастическое, странное и противоречивое, как и всё, что делал Джаяварман. Он строил больницы и приюты и в то же время обирал крестьян, чтобы вновь и вновь посылать в походы свои армии; вводил более демократический и понятный народу буддизм и сохранял культ царя-бога.
Храм Байон — последнее значительное сооружение Ангкора. И в нём, с его сложностью, мрачностью и громоздкостью, виден уже закат империи.
Исполинские лица храма Байон. Камбоджа
Пятьдесят грандиозных башен, устремлённых к небу, и на каждой с четырёх сторон исполинское изображение лица бодхисатвы Локешвары. Двести лиц, улыбающихся одинаковой загадочной улыбкой, смотрят на город, и все они, если верить преданиям и хроникам, — лицо самого Джаявармана, последнего великого строителя Ангкора.
Джаяварман прожил долго и умер в возрасте девяноста лет. Он оставил наследникам обширную и могучую империю, но с каждым последующим властителем границы её сжимались и мощь ослабевала. Наконец, после одного из набегов сиамцев в 1431 году, которые разграбили город, жители покинули Ангкор.
Ещё жили в нём люди, но трава начала пробиваться сквозь плиты мостовых, зарастали травой водоёмы и рвы, голодные, забытые всеми крокодилы выбирались на сушу и издыхали среди лиан на улицах мёртвой столицы. Или добирались до глухой лесной речки и приживались там, пугая рыбаков и охотников.
Потом джунгли совсем поглотили город, и дороги к нему были забыты, как был забыт и культ царя-бога. И жители местных деревень, набредая в лесу на улыбающиеся башни, думали, что не люди, а духи создали этот город. Или он сам создал себя.
А город не хотел умирать. Его храмы отталкивали прижимающиеся корни деревьев, стискивали камни, чтобы не пропустить ростки бамбука. Борьба эта была долгой и закончилась победой города.
Город дождался. Вначале сведения об Ангкоре перемешивались с легендами и были схожи с легендами. Но за несколько десятилетий упорного труда, раскопок, изучения полустёртых надписей историки разных стран смогли накопить такое количество фактов, что ныне мы знаем не только когда правил и с кем воевал тот или иной царь, но и как одевались, во что верили, о чём думали его многочисленные подданные.
Борободур
Для глаз бога
Километрах в сорока от индонезийского города Джокьякарта, там, где долина, покрытая квадратами рисовых полей, встречается с горами, вершину пологого холма предгорья серым шлемом венчает Боробудур.
Боробудур ни на что не похож. Можно сравнить его со ступенчатой пирамидой, но это сравнение будет очень относительным, натянутым, и оно не даёт возможности составить себе сколько-нибудь правильное представление о Боробудуре. Он впитал некоторые черты индийского зодчества, в нём можно проследить детали, роднящие его с храмами одного из древнейших государств Юго-Восточной Азии — Фунани. Но при всём этом Боробудур — чудо света, появившееся именно в Индонезии, на острове Ява, и оно не могло возникнуть нигде в другом месте. Боробудур так вписался в пейзаж, так неотделим от зелёных холмов, голубых гор и рисовых полей Явы, что кажется, он испокон веку стоит на этом месте.
Если вам приходилось бывать во Владимире и видеть церковь Покрова на Нерли, белые стены которой отражаются в тихой старице Клязьмы, то вы наверняка испытывали это чувство неразделимого единства природы и творения рук человеческих, гармонии, порождающей красоту. Разумеется, есть немало чудесных зданий, которые по замыслу архитектора не связаны с природой. Тадж-Махал остался наедине с небом. Деревья и бассейны добавлены к нему, но никогда не смогут стать равноправными с ним. В Японии же все храмы — часть ландшафта. Частью ландшафта в каком-то смысле являются и египетские пирамиды. Попробуйте воздвигнуть такую пирамиду у гор или в нашем лесу — эффекта, какой даёт подходящая близко пустыня, не получится. Можно наблюдать такую закономерность: чем разнообразнее ландшафт, тем изысканнее и сложнее формы зданий. Смелые плоскости пустынь, суровость песка и скал рождают лаконичные, монументальные здания, рождают пирамиды, рубленость Вавилона.
Пологие, словно проведённые лекалом линии яванских предгорий помогли стать Боробудуру тем, чем он стал.
Боробудур — ступа, святилище тех времён, когда на Яве господствовал буддизм. Ступа — весьма сложное сооружение, которое, очевидно, произошло от могильного кургана. Это не храм хотя бы потому, что войти в него нельзя. Интересно, что принцип такого сооружения развивался параллельно в разных частях земного шара. Мы находим сплошные громадные строения в Египте за много веков до нашей эры, в Индии, на Шри-Ланке на рубеже нашей эры, в Латинской Америке, на Ближнем Востоке (зиккураты Вавилона). В основании Боробудур — правильный квадрат со стороной сто двадцать метров, как у пирамиды Хеопса. Но, чтобы подняться на вершину Боробудура, вам придётся пройти несколько километров и запастись как временем, так и терпением. Дорога на вершину ступы вьётся спиралью, огибая святилище столько раз, сколько в нём террас. Причём высота Боробудура от вершины холма, на котором он стоит, до верхней точки ступы сравнительно невелика — сорок метров.