Команды раздавались одновременно:

– Ли! Фу! Ко мне! – Камилла оставалась хладнокровной. Я сатанел. Ночную аллею оглушал собачий рык, лай, взвизги, окрики, а в моей крови бурлил адреналин:

– Дерьмо! Жак! Да твою мать! – Собаки кубарем метались между стволами, ломали ветки, сминали под собой кусты и заходились пеной. Однако потешаться мрачному джокеру пришлось недолго. Ее аромат взвил яркой доминантой – глотку обожгло, солнечное сплетение парализовало, и я рухнул прямо на сцепившихся собак.

– Все, Ли, достаточно, – Камилла оттаскивала собаку, придавившую к земле габаритным корпусом моего чайника, и волновалась. – Как он? Вам нужна помощь?

– Ты думаешь, я соглашусь на помощь?! Да она его порвала! Ему всего-то восемь месяцев! – восстанавливая дыхание, я матерился и приподнимал дрожащую собаку. На самом деле, собаки своеобразно развлекались. Ли только проучила бесцеремонного щенка, оставив пару дырок на лопатке. Девушка побледнела, но ответила с тем же достоинством:

– Очень жаль, что так получилось. Но действия моей собаки оправданы. Она – телохранитель. Вы должны были его держать.

– А вы – ходить с намордником.

– Вам тоже он не помешает. Лично вам.

– Что ты сказала? Мне?! Заносчивая стерва! Проваливай, пока я сам тебя не отымел! И больше никогда не появляйтесь на нашем горизонте! – я еще осматривал обмусоленную холку пса и угрожал ей. Ли зарычала. Жак дернулся, но уже в кусты. Я обнажил оскал. – Теперь. За последствия. Отвечаешь. Ты.

Я принципиально не провожал ее дефиле, чувствуя каждый шаг спиной, но внезапно поймал фрагмент безмолвного отчаянного зова: «Где ты? Так больно. Помоги», – узнал этот тихий голос и, ошеломленно определяя адресата, обернулся. Никого. Лишь фантомный след. Внутри зарождалась паника: «Девочка, кто ты?».

Не сводя виноватого взгляда с аллеи, Жак сел у ног и завыл. Я втянул остатки аромата… И разум поглотило демоническим контролем. Кровавой волной накрыла жажда. Оглушенный аномальным штормом, я скорчился на земле, вцепившись в присмиревшую собаку: «Что это?». Внутри зашипела ржавая гадюка:

– Твое нутро, мой мальчик, твое голодное нутро. Ты – животное, которое не признает законов ни нашего мира, ни своего, не подчиняется духовной иерархии, плюет на субординацию и бунтует даже против своей природы. А девочка – катализатор. Она усугубит кризис и доведет до взрыва. Пфф… и трансформация.

В слепую цепляясь за кусты, поднимался на трясущиеся ноги:

– Я не стану монстром. Не убью ее.

– С перерождением ты просто тянешь время. А девочка обречена. Не ты один по ней глотаешь слюни. Тебя опередят другие. Эфир для всех. Твой нюх, хоть, и аномально развитый, но еще не совершенный… – зверь по-отечески отчитывал мятежного адепта. – Ты чувствуешь лишь запахи, читаешь мысли. А я, мой мальчик, – дух. Знаю и времена. И сроки. И знамения…

Контуженый металлическим скрежетом, я взревел, напугав собаку:

– Не отдам! Она – моя! – Во мне боролись жажда и человеческое начало. И в данный момент, захлебываясь в ревности, человек не уступал монструозной натуре.

Зверь фыркнул:

– Хищник не может находиться вместе с жертвой – это биологический закон.

– Я буду исключением. Парадоксом. – Уровень адреналина падал. Я повис на стволе и четко осознал весь груз ответственности за свою карательную акцию: «Заносчивая стерва?!». – В какой же я клоаке! Исправить! Немедленно исправить. Я ж загибаюсь без нее! – Безотчетно пролетел в формации18 аллею. В ушах:

– Ты агрессор! Убей ее! Утверди свой ранг! Или ты решил продать свое княжеское первородство? Пренебречь инстинктом?! – Я выпал на ее бульваре, демон зло отрезал. – Смирись! У такого социопата нет шансов.

Мы брели с Жаком понурые и надломленные раскаянием. Фонари отключены, дождь усилился. Собака прижимала глубоко купированные уши и ежилась от сырости. А я молился, чтобы снова не сорваться на Парковую,8. В голове заноза: «Больно. Ей было больно?! Ну почему я ее не просканировал? Кого звала? Кого просила?». Добрался до дома. Промок, классически в грязи и со слюнявыми разводами на джинсах, куртке и физиономии. Жак – не в лучшей форме. Нас ждали душ и четыре скрепки на лопатке и груди. Через час пес соскочил с дивана и, отряхиваясь, попытался расстаться с нашивками на шкуре.

– Жак, гордись, нить для пластической хирургии. Даже не останется следа. – Налил коньяку, сходил за лимоном, сел к камину. Жак получил пару сосисок в качестве десерта. Убив за считанные минуты свою премию, заметался перед дверью. – Приспичило? Что ж у тебя за анатомия такая? Сквозная кишка или прямая? Сразу на выход, даже негде не задержалось? Ну, идем…

Приоткрыл дверь. Жак пронесся мимо, отпихивая меня тяжелым задом. Я усмехнулся и подставил лицо ночному крапу. На душе погано. На улице сыро. Темень. Два часа ночи, а мне не до сна. Жак унюхал возле самой ограды какую-то гадость и возвращаться не собирался. Я только удовлетворил аномальную натуру парой контейнеров жидкого транквилизатора. Пришлось действовать стандартно.

– Жак, ко мне. Фу! Плюнь. Что ты там нашел? – Избавил питомца от старого пакета из-под чипсов, который он уже успел натянуть себе на морду, взял на поводок, медленно побрел к дому. Автоматически потянул носом воздух, настроился на ее образ и вместо щекочущего нервы, тремора получил под дых.

– Она – не катализатор!

– Ты меня пугаешь, – зверь закашлялся. Жак все еще брел прежним курсом, но тут же дернулся, прикованный к «свае», одиноко вкопанной на брусчатке. А я усваивал шокирующую информацию:

– Я в шаге от окончательного превращения. Хожу по краю который год. И в этот момент появляется она – самая совершенная провокация для монстра! Зачем?

– Чтобы сделать событие торжественным, а сам процесс незабываемым.

– Сдохни, тварь! – двинув по лбу, абстрагировался от демонического присутствия. – Я сопротивляюсь. Значит, у меня есть выбор. Кто я? Монстр или человек? Камилла – шанс. Последний шанс остаться человеком! – хищник смеялся в небо. – А я хотел ее убить? Убить Божественное вмешательство в мое существование?! – распугивая округу диким хохотом, продвигался к дому. Собака прижимала уши и тревожно косилась на хозяина. – Этот хрупкий человечек – мой путь назад. Идеальный стимул, чтобы бороться дальше. – Удержавшись от звонка, открыл фотогалерею в телефоне, впился глазами в ее образ. – Обещаю, я не сдамся.

Закрываясь от настойчивого мокрого носа, оживала после сонного паралича:

– Ли? – Трогательно слизнув слезы с щек, четвероногая подруга села напротив и выгнула шею, приглашая к диалогу. Я всхлипнула. – Как же больно…

Взгляд обшаривал пространство в надежде на ничтожную зацепку, чтобы побороть эмоциональный криз. У мольберта скорбно застыло диковинное сооружение из подарочных коробок. Помпезные цветы в вазонах. Стол под мишурой глянцевых открыток… А дыхание уже сбивалось от душевной боли.

– Ты еще в постели? С приятным пробуждением! – Стук в дверь, и я успела спрятать заплаканное лицо в подушки. Сияющая мама поставила на пол внушительную икебану из белых роз. Я недоверчиво рассматривала цветочный реквизит, громоздко возвышающийся посреди эркера и молчала. Это вторжение мне совсем не нравилось. Но Тамара Львовна не стала ждать реакции и лукаво повела бровями идеальной формы. – Прислали рано. Инкогнито.

Вяло улыбнулась, а искушенный флорист уже серьезно исследовала бутоны:

– Обожаю интриги. Похоже на тайное послание. А это что? Орех?! Да это признание вины! И гиацинты пурпурные. Сгорают от стыда. Так… Тебя кто-то вчера обидел? – мама прервала «экспертизу» и бросила на тихую дочь цепкий взгляд. Увлеченно поправляя петлю на шее Лики, я равнодушно пожала плечами: