Выставка открылась летом 1865 года в Нижнем Новгороде. Там каждое лето работала знаменитая Всероссийская ярмарка, и люди съезжались из всех городов и деревень. Это было наиболее удобное место для того, чтобы познакомить народ с искусством.

Конечно, самому Крамскому с товарищами в открытии выставки отказали бы. Слишком хорошо помнили еще власти «академический бунт». Но предприимчивый Иван Николаевич уговорил «Петербургское собрание художников» в необходимости подобной выставки. Это художественное объединение и стало формальным устроителем.

За чтением. 1863.

Первый опыт был не совсем удачен. Члены «Петербургского собрания художников» привезли много скучных академических работ, но все же и бытовая живопись была не на последнем месте. Именно около картин, сюжеты которых были взяты прямо из жизни, всегда толпился народ. «Отдых на сенокосе», «Извозчик на постоялом дворе»,

«Возвращение ссыльного», «Конюшня», «Вечер в поле» - все знакомое, словно подсмотренное в их деревне, в их городе.

Дольше других в зале оставались люди, отнюдь не принадлежавшие к высшему обществу. Неловко чувствовавшие себя среди красочных полотен, бородатые, в зипунах и лаптях, эти зрители порой «заглядывались на картину до слез», качали головами, что-то шептали и, уходя, говорили:

- Пойду-ка я приведу земляков. На одном постоялом дворе мы стоим. Пускай подивятся.

Вскоре являлись земляки и так же долго разглядывали произведения, не умея выразить свой восторг. Народ тянулся к искусству. Следовало продолжать устройство подобных выставок. Хотелось сделать это силами самой Артели. Но Артель была не в состоянии претворить в жизнь подобную идею - слишком мало художников состояло в ней. А со временем стала меняться и внутренняя атмосфера. Личное положение «артельщиков» улучшалось, и, соответственно, терялась прежняя зависимость друг от друга, от общего дела. Некоторые, набирая много заказов, уже не уделяли должного внимания качеству своих работ, перестали прислушиваться к советам товарищей. Крамской негодовал.

Семья художника. 1866.

Чашу его терпения переполнил поступок одного из членов-учредителей Артели. Вопреки их общим принципам - никогда не зависеть от Академии, - этот художник втайне от товарищей подал туда прошение с просьбой предоставить ему заграничную командировку за казенный счет. Такого отступничества Иван Николаевич вынести не мог. Еще более расстроило то, что многие художники отнеслись к происшедшему равнодушно.

«Господа, - страстно взывал к ним Крамской, - еще раз обращаюсь к нашему прошлому и на этот раз в последний: несмотря на многие наши ошибки, оставалась еще область неприкосновенная, источник даже гордости: это пора молодого и честного поступка - выхода из Академии, что давало право на сочувствие и уважение к нашему характеру. Но вот один из нас тихо и незаметно уничтожает это одним ударом».

Гордый, неподкупный, Крамской не мог согласиться с изменой идеалам их молодости. Не почувствовав общей активной поддержки, в том же, 1870 году он вышел из Артели. Ведь он сказал, что обращается к товарищам в последний раз, и сдержал слово. Вечный борец, Крамской остался верен себе. Потеряв своего руководителя, Артель вскоре распалась.

День стоял холодный и пасмурный, но Университетская набережная была полна народу. Люди шли к зданию Академии художеств. Там открывалась выставка, но не академическая, а нового художественного братства - Товарищества передвижных художественных выставок. Залы Академии лишь сняли на время за неимением другого помещения.

Что же заставило людей, несмотря на дурную погоду, отбросить свои обычные дела, поспешить сюда, может, с другого конца Петербурга и потом приходить еще не один раз? Что интересного увидели на этой выставке? И что это за Товарищество передвижников, как его стали называть для краткости? Такие вопросы задавались многими, кто прослышал от знакомых и узнал из газет о необычном вернисаже.

Выставка действительно была для того времени необычной. Передвижники выставили немного картин - всего 46. Но какими свежими, новыми были эти произведения! Ни надоевших всем богинь и амуров, ни парадных портретов важных сановников и светских дам, ни романтических пейзажей с роскошными деревьями и водопадами - ничего этого не увидели зрители.

Наброски к картине «Русалки» и к композиции «Воскресение».

1871.

Зато из рам смотрели на публику ее современники и соотечественники в скромных одеждах: художники Васильев и Клодт, скульптор Антокольский, чьи портреты создал Крамской. Завораживал пейзаж Саврасова «Грачи прилетели». Написанный с удивительной правдивостью и теплотой, он как бы показывал людям, что красота - рядом с ними, нужно только уметь ее видеть. Радовало, притягивало зрителей полотно Перова «Охотники на привале» - столько в нем было тонкого юмора и жизненной убедительности. Совсем иное настроение создавала картина Прянишникова «Порожняки». Грустью, безысходностью веяло от тянущегося по пустынной полевой дороге порожнего обоза и от одинокой фигурки промерзшего семинариста в санях. Историческое полотно Ге «Петр I допрашивает своего сына царевича Алексея в Петергофе» поразило современников драматизмом, огромным внутренним напряжением и при этом внешней простотой изображения.

А выставленная Крамским «Майская ночь», которую он написал на сюжет повести любимого им Гоголя (помните его дневник?) очаровывала духом народной фантазии. Художник решил изобразить сцену сна Левко. На первом эскизе Крамской даже нарисовал спящего Левко в правом нижнем углу картины, но потом отказался от передачи какой-либо конкретной сцены, описанной Гоголем.

Русалки (Майская ночь). 1871.

«Майская ночь» как бы стирала грань между миром реальным и сказочным. Типично украинский пейзаж - стройные тополя, белые хатки под соломенными крышами на пригорке, пруд, заросший тростником и кувшинками, лесистый берег, тонущий в темноте ночи. А в центре картины - русалки с распущенными волосами, все в белом, высвеченные таинственным лунным светом. Они вполне уместны в этом земном пейзаже. В такую тихую лунную ночь, «полную чудес и тайн», народные предания словно непременно должны «ожить», преобразить реальный мир, заполнить его поэтическими образами. Правда, гоголевской силы художник в картине не достиг. Однако ощущение поэзии, сказочности, которых добился Крамской, привлекло внимание публики и прессы. Произведение неизменно называли в числе пяти наиболее популярных картин выставки.

С неменьшим интересом знакомились зрители и с другими картинами. «Здесь все вещи или действительно отличные, или хорошие, или на самый худой конец - недурные. Новизна задач, сила, глубокая народность, поразительная жизненность, полное отсутствие прежней художественной лжи, талантливость, бьющая ключом, - все там есть», - написал в «Санкт-Петербургских ведомостях» художественный критик Стасов. Ни одной выставке прежде пресса не уделяла столько внимания, сколько этой. Об искусстве передвижников и об их целях написал и замечательный писатель Салтыков-Щедрин. Сам факт его выступления говорил о том, что революционеры-демократы придавали организации Товарищества передвижников и первой выставке огромное значение.