— Мне обидно, что ты спас ее, а не меня. А ты мог. Ты мог спасти меня, ее и вообще всех, если бы захотел. По праву сильного. Только проблема в том, что ты не хочешь. В этом твоя проблема, восьмерка.
Я не стал ничего отвечать на этот высокопарный бред. Не ожидал подобного от обычно немногословной Йулл. Встроенными в запястья клинками она работает куда охотней, чем языком. Не сказал бы, что лучше, впрочем… От воспоминаний какое-то тепло разлилось по телу. Ничего эмоционального, чисто физиологическое. Как и наши с ней отношения.
— Премерзкая особа, — проворчала писклявая Асоха, продолжая протирать барную стойку. — И что ты в ней нашел? То ли дело такая неотразимая, очаровательная и обаятельная…
— Заткнись, Пискля, — привычно и беззлобно проворчал я, продолжая идти вдоль барной стойки.
— Грубиян, — притворно возмутилась Асоха. — Никакого воспитания. Не бар, а проходной двор для маргиналов. Где те времена, когда в Шинигами заходила интеллигентная публика?..
— Не было таких времен, — усмехнулся я.
— Да что ты знаешь? Ты же вечно пьян…
— Стоп, писклявая, — прервал я. — Ты что, тоже подохнуть успела, восьмерка безмозглая?
— Может да, а может и нет, — лукаво подмигнула она. — Тебе-то откуда знать? Ты ведь даже не озаботился поинтересоваться о моем благополучии.
— Если ты тоже тут, то… Какого хрена? Почему ты, а не Малышка Молли?
— Что, тоже хочешь попялиться на ее сиськи? — усмехнулась барменша. — Да, там есть на что посмотреть. Были бы у меня такие дойки, ты бы не стал связываться с этой зеленой кровопийцей.
— Будь у тебя такие сиськи, как у Малышки Молли, то ты бы уже давно сдохла где-нибудь в красном квартале. И мы бы с тобой даже не успели познакомиться.
— Тоже верно. Несправедливо, да? Вот у нее есть сиськи, и она жива здорова. А будь у меня сиськи, скорей всего сгорела бы вместе со всеми в ту ночь, когда монстры прорвались. Нет у меня ни справедливости, ни сисек. Двойная обида, сука-судьба.
Я не знал, что сказать. Некоторым даже принцип личной силы не поможет, что уж тут.
— Но ты ведь спас меня тогда, Восьмой, — шепотом произнесла Асоха. — В той подворотне. Троих укокошил голыми руками, к япошкам привел, договорился за меня. Да, я тебе столько выпивки налила за свой счет, что ты мне еще должен в итоге остался, но все же. Понимаешь, к чему я клоню?
— Не понимаю. Какой-то писк в ушах стоит, аж думать больно.
— Это с непривычки, — надула губки Асоха. — Болван. Грубиян. Неотесанный мужлан. Алкаш.
— Я завязал.
— А, ну это в корне меняет дело. Но за ту выпивку ты все еще мне должен одно свидание.
— Запиши на мой счет. Как только, так и сразу.
— Заметано, — подмигнула мне Асоха и побежала куда-то в подсобку.
А я продолжал бесцельно брести по бесконечной знойной пустыне. Сейчас бы даже от стакана чего покрепче не отказался. Да еще и тарелочку горячего рагу из свежевыпотрошенного Ночного Пса. Да, были времена, когда все было просто и вкусно.
— Брось, — отмахнулся Корст от нахлынувших воспоминаний. — Паршивые были времена. Еды мало, воздух грязный, а еще эти дожди кислотные. И мусоросжигатель чадил постоянно. А воду вспомни? Она же на зубах ржавчиной хрустела.
— Но были и хорошие моменты. Просто у тебя работа была паршивая.
— А где мне другую было найти? — усмехнулся старый полицейский. — С моим-то здоровьем. Спасибо Слепой Суке, что хоть дали бумажки перебирать на старости лет.
— Как твой последний трип?
— Хорош, — Корст на мгновение расплылся в блаженной улыбке. — Не знаю из чего эту дурь делали, но оно того стоило. Вот уж не думал, что старой восьмерке повезет так уйти.
— Из Иного.
— Что?
— Из крови Иного делали. Редкий вид, даже названия не знаю. Химеры его как-то раз зажарили на костре и сожрали, а потом случился тот инцидент после войны, когда нас всех психами признали.
— Политика, — отмахнулся Корст. — Чертово правительство и власть имущие. Все им на своих толстых жопах ровно не сидится, надо какую-нибудь грязь ворошить.
— Наверняка ведь быстро во всем разобрались, но решили под шумок избавиться от вас. В мирное время не принято держать под рукой неподконтрольное супероружие.
— Да, только и времени мирного не вышло. Ты вовремя ушел, восьмерка. Там после тебя сразу такое дерьмо завертелось, ты не представляешь.
— Надеюсь, эта помойка наконец сдохла от запаха собственных испражнений.
— Какой ты стал кровожадный, — усмехнулся я. — А смерть действительно меняет людей. И нет, сектор только чуть потрепало, но ты же сам знаешь. Это дерьмо так просто не выжечь.
— Может оно и к лучшему, — устало вздохнул старик. — Я бы с радостью посмотрел, как полыхает восьмой сектор, честно. И на второй бы посмотрел с еще большим удовольствием. Как какая-нибудь стая Иных вскрывает особняки этих толстосумов один за другим. Вытаскивает визжащих свиней и жрет их кишки прямо у них на глазах. Но есть ведь и другие сектора. Пятый, например. Мирные ребята, растят себе пшеницу, кур разводят. Шестой, говорят, работяги, и с руками. Умельцы, простые и честные. Может и хорошо, что город стоит. Может не все потеряно.
— Может, — не стал спорить я. Не хотелось.
Да и устал я уже от этой череды воспоминаний. Бесконечный поток дохлых и не очень восьмерок. Дорога должна быть долгой, а подохло в том секторе народу ой как немало. И что, мне теперь со всеми разговаривать придется?
— Ну, может я разбавлю эту вечеринку? — спросил Черный Дьявол. — Все-таки не одним сектором богаты.
— А за тобой еще рота солдат попрется?
— А ты хоть кого-то из них помнишь?
Пару минут шли молча. Первым тишину нарушил Роберт Хофф. Но я помню его только как химеру, которой я вырвал сердце. И да, за эту ситуацию еще не все расплатились по выставленным счетам.
— Да, — протянул Роберт. — Неловко тогда получилось. Но ты не переживай, я не в обиде.
— Мне вообще плевать на твои обиды. Я тебя не помню, ты для меня чужой человек.
— Кстати об этом. Знаешь, почему все вышло именно так, как вышло? Почему я оказался там, а ты в восьмом секторе?
— Какая теперь разница?
— Очень важный вопрос, — усмехнулся Хофф и выудил из пачки сигарету. — Эти ублюдки хорошо умеют копаться в мозгах, парень. Сам подумай. Тебе не просто стерли память, но и подсунули новую личность. Семью, врага, цель. Они дали тебе стимул загребать жар для них.
— И что?
— А то, что они заранее все просчитали. И знали, чем все закончится, если бы ты оказался на моем месте.
— Если ты про разгромленную лабораторию и сбежавших детей, то все равно все к этому пришло.
— Именно об этом я и говорю. И тут мы приходим к двум возможным исходам. Либо они недооценили тебя и совершили ошибку, оставив в живых. И в итоге мы с тобой все равно встретились, пусть обоим и промыли мозги. Но мы все равно порушили планы сраных инквизиторов. Либо второй вариант. Все просчитано до мелочей, и мы до сих пор действуем по заданному шаблону.
— Слишком глобально все выходит. Просчитать подобное количество вариантов, учесть все нюансы и переменные… Слишком масштабно даже для самых умных людей.
— Так они не люди. Вспомни хоть того парня с эфирным мечом? Разве человек мог бы победить тебя?
— А кто он тогда?
— Понятия не имею. Но он, Кира и этот Черчилль очень мутные ребята. И сдается мне, что между собой они тоже не ладят. Я почти уверен, что мы живы и оказались здесь лишь потому, что кто-то из них ведет свою игру.
— Жив здесь только я. Ты-то подох давно, сектор сожрал тебя.
— И да, и нет, — хохотнул Роберт. — Ты уверен, что ты здесь один, Восьмой?
— О чем ты?
— Да просто, — пожал он плечами. — Раз они умеют стирать личность и создавать новую, подсаживая другие воспоминания, то… Может быть они еще что-то подсадили? Или кого-то? Вопрос только — зачем? Зачем подсаживать старой уставшей восьмерке в голову кого-то еще? Да еще и маскировать его под плод больного воображения? Хотя, может это все бред воспаленного воображения, бредущего через радиационные пустоши без еды и воды уже много дней подряд. В конце концов, я ведь тоже бред твоего подсознания. Или же нет? Может меня тоже подсадили к тебе в голову? Как думаешь, восьмерка? Когда все стало настолько сложно?
