— У тебя тоже будут, — сказал Володя. — Писателей у нас любят.

«Мы еще не писатели», — подумал я.

— Будем! — сказал Володя. — Им ведь тоже смена нужна, не одним большевикам.

От большевиков я был еще дальше, чем от писателей, и промолчал.

— Тем более ты прозаик, — сказал Володя. — Как тебе это дается?

— Что? — спросил я.

— Писать рассказы. Или ты уже за роман засел?

— Какой роман… — махнул я рукой. — Пойдем лучше заселяться.

В большой комнате, в которую меня поселили вместе с Володей и еще двумя парнями, было довольно холодно.

— От окон дует, — сказал Володя. — Надо было девчат с собой брать, это самые лучшие печки.

— С девчатами не заселят, — сказал один из новых соседей.

— Это да, — почесал затылок Пилипович. — Тоже прозаик?

— Прозаик.

— Откуда?

— Из Славгорода, раньше он назывался Пропойском.

— Название в самую точку. Привез с собой?

— Что? — не понял парень.

— То самое. Ты же пропойский, лучше нас должен знать.

— Мы сюда не пить приехали.

— Ну, с вами каши не сваришь. Пойду к соседям.

Пилипович вышел из комнаты. Я посмотрел на парней. На поэтов они не были похожи.

— Какие из нас поэты! — сказал пропойский парень. — Миша Рабенков вон из Речицы, в районке работает.

— Я в Речице жил, на улице Заслонова, — обрадовался я. — А учился в школе номер шесть, на улице Ленина.

— Да я из деревни, — смутился Михаил. — В Речицу после университета направили.

— Вот и познакомились, — сказал пропойский. — Меня Владиславом зовут, фамилия Кирзанов. А поэты здесь в основном девчата, и они еще младше, чем мы.

— Они начинают писать стихи с первого класса, — кивнул Михаил.

Видимо, он был не большой любитель поэзии.

— Главное, что мы все из Восточной Белоруссии, — сказал Владислав. — Я могилевский, вы гомельские. Витебского не хватает.

— Пилипович витебский, — усмехнулся я, — работает в пединституте. А у меня батька речицкий. Сам я родился в Ганцевичах, школу заканчивал в Новогрудке.

— Это почти Польша, — покрутил головой Михась. — Адам Мицкевич оттуда.

Мне было приятно, что хлопцы, с которыми я поселился, образованные люди. Хотя наш Новогрудок был не таким уж и польским. Из тех, кого я знал, по-польски ругался только Войт, местный сумасшедший. Рассказывали, что у него крыша поехала после прихода Советов. А может, просто прикидывался дурачком.

— Хлопцы, пойдем ужинать! — послышался из коридора голос Пилиповича.

— Настоящий преподаватель, — уважительно сказал Владислав. — И не захочешь, будешь слушаться.

— Почему? — спросил я.

— Его с последней парты хорошо слышно. У нас с тобой не такие голоса.

Я вынужден был с ним согласиться.

— Вам хорошо, вы в столице работаете, — сказал Михаил. — А в моем «Днепровце» не очень попишешь. Каждый день по району мотаюсь.

— Увольняйся, — пожал плечами Владислав.

— Семью кормить надо, — вздохнул Михаил.

Мы со Славой посмотрели друг на друга. Семья — это серьезно.

7

— Ну что, еще не подрались между собой? — спросил Володя, когда мы сошлись в комнате после занятий.

— Мы же не поэты, — сказал Владислав. — Это у вас там искры летят.

— Какие искры! — скривился Пилипович. — Сплошь девчата, и одна глупее другой. Если бы знал, с кем здесь встречусь, не поехал бы.

— Неужели так плохо? — посмотрел на него Владислав.

— Кто этих поэтесс выбирает? — фыркнул Владимир. — Ноги еще ничего, а в голове полная пустота. Даже мои студентки умнее.

— Так их и берут за ноги, — сказал Михаил. — Я слышал, как их наши руководители обсуждали.

— Ну, посмотришь на эти ноги, — продолжал возмущаться Пилипович. — А дальше что? Не в постель же ее тащить.

«В постель — это интересно, — подумал я. — Но разве они пойдут?» Я ни одной поэтессы пока не знал, оттого и сомневался.

— Пойдут, — сказал Михаил. — Это самый правильный путь в литературу.

«А ты откуда знаешь? — взглянул я на него. — Неужели об этом в “Днепровце” пишут?»

— Не пишут, но люди рассказывают.

— У вас в Речице хорошие девчата, — сказал я. — Некоторых с танцев провожал. Ходишь в парк на танцы?

— Жена меня сюда едва отпустила, а ты про танцы. Напрасно я взялся за эту прозу. Надо писать очерки.

А люди здесь знают, что надо писать и зачем. Меня очерки не интересовали.

— У тебя рассказ хороший, — сказал Володя. — Все прочитали, даже начальство.

Об этом я знал. Виктор Михайлович, отвечающий в Союзе писателей за молодых, сегодня отвел меня в сторону и сказал:

— Тебя Чигринов хвалил. Знаешь, кто такой Чигринов?

— Нет, — сказал я.

Хотя на самом деле я знал, что Иван Чигринов занимает в Союзе писателей какую-то высокую должность.

— Секретарь по прозе! — поднял вверх палец Виктор Михайлович. — Это тебе не огурец с морковкой. Короче, в этом году моя дочка школу заканчивает. Заходи как-нибудь, познакомлю.

«Зачем?» — подумал я.

— Обсудите, куда ей поступать, и вообще… Ты же университет заканчивал?

— Заканчивал, — сказал я.

— Вот, подскажешь ей, что и как. Правда, она на полголовы выше тебя… Но и моя жена выше меня.

Мы с Виктором Михайловичем были одного роста. Видимо, это вызывало в его жизни некоторые проблемы.

— Ерунда! — махнул рукой руководитель. — Ну, выросла баскетболисткой, и что? Надо за головастых цепляться.

У Виктора Михайловича была большая голова. У меня — нет.

— Ты тоже выйдешь в люди, — похлопал меня по плечу Виктор Михайлович. — Мы способными хлопцами не разбрасываемся. После совещания заходи ко мне в Союз.

— Зачем? — спросил я.

— Заявление на материальную помощь напишешь. Ты же еще не получал?

— Нет, — сказал я.

— Пятьдесят рублей никому не помешают. Главное, не забывай о том, что обещал.

— Что?! — вытаращился я на него.

— Зайти ко мне в гости, — пожал тот плечами. — Бутылку покупать не надо, у меня в холодильнике стоит.

Он вздохнул.

Но говорить парням про дочку нашего руководителя я не захотел. Не исключено, что их тоже звали в гости.

— В Речице бываешь? — спросил Михаил.

— Конечно, — сказал я. — У меня там родни полно. Каждое лето приезжаю рыбу ловить. Ты ловишь?

— Какая рыба! — махнул рукой Миша. — Ты, видно, в газете никогда не работал.

В газете я еще не работал.

— Я за него поработаю, — усмехнулся Владислав. — У нас в Пропойске тоже рыбалка хорошая. Приезжай ко мне летом, половим.

— Хорошо, — согласился я.

— Произведения писать надо, а не махать удилищем, — сказал Пилипович. — Слыхали присказку: «Кто рыбу удит, тот хозяином не будет»?

— Это не про нас, — посмотрел я на Владислава.

— Нет, — кивнул тот.

Мы с ним были ровесники, Володя и Михаил на несколько лет старше.

— Лучше девицами займитесь, — сказал Пилипович. — Все больше толку.

— Поэтессами? — спросил я.

— Да, с поэтесс толку мало, — согласился Володя. — Но других здесь нет.

— Дочки у писателей есть, — сказал я.

— Какие дочки?

Парни как по команде уставились на меня.

— Есть тут… — смутился я.

— А он не спит в шапку, — подтолкнул локтем Михаила Володя. — Мы еще ни одной дочки не видели, а этот уже по углам тискается. Разве так надо поднимать белорусскую литературу?

— Ее без нас поднимут, — не поддержал товарища Михаил. — Приедешь в Речицу, заходи в «Днепровец». С редактором познакомлю.

«Зачем мне редактор? — подумал я. — Хотя и у него, наверно, есть дочка. Без них, как говорится, и ни туда, и ни сюда».

— Пойдем на сосны поглядим, — сказал Пилипович. — Когда еще попадем в Дом творчества.

— А что, и попадем, — подмигнул мне Владислав.

В отличие от всех нас, он был оптимист.

8

В последний день совещания намечался торжественный ужин.

— Все начальство приедет, — озабоченно сказал мне Виктор Михайлович.