Об этом мне поведал Вадик Корчевский, с которым я жил в одной комнате.

— Однажды я там целый месяц прожил, — сказал он.

— Где? — спросил я.

— В общежитии Литературного института, — небрежно ответил Вадик. — Знаешь о таком?

— Знаю, — сказал я.

— Там любой может остановиться. Были бы знакомые.

— У тебя были?

— Конечно! — удивился Вадик. — Я там Рубцова видел. Хвалил мои стихи.

Корчевский был врун, каких мало. На слова о знакомстве с Рубцовым я не обратил внимания. А в общежитии он мог оказаться, у нас тоже время от времени появлялись неизвестные особы. Но они как появлялись, так и исчезали.

— Могу дать на ночь «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева. Перед поездкой в Москву тебе будет полезно.

— Про что? — спросил я.

— Про пьянку! — засмеялся Вадик.

Экземпляр этих «Петушков» был зачитан до дыр. К тому же он был отпечатан на машинке через копировальную бумагу, я едва разбирал буквы. Однако за ночь я «Петушки» одолел.

— Ну как? — спросил утром из-под одеяла Вадик.

Всю ночь он играл в карты и теперь не мог идти на первую пару. Я, хотя тоже всю ночь не спал, собирался на нее.

— Нормально, — сказал я. — В Москве все так пьют?

— Все, — сказал Вадик, накрывая голову одеялом. — Ты в столице легче на поворотах.

И я поехал в Москву с мыслью, что пить в Москве надо чуть меньше Ерофеева. А в том, что Венедикт писал о себе, я не сомневался.

Лежа на полке плацкартного вагона, я отчего-то всю ночь думал о Вадике. Он хотя и учился курсом младше меня, но был на два года старше. На филфак БГУ поступил после армии. А служил где-то в Средней Азии, даже умел по-ихнему ругаться. «Анам гескерум джалям!» — кричал он, проиграв в карты. Мог каким-то образом и в общежитие Литинститута попасть. Рубцов, конечно, его стихов не хвалил, поэты редко хвалят чужие стихи. А увидеться они могли…

Поезд прибыл в Москву довольно рано. А я знал, что редакции журналов начинают работать не раньше двенадцати часов. В Москве, может, и позже. Оставалось сначала ознакомиться с Белорусским вокзалом, затем с близлежащими улицами.

Мне понравилось, что две из них назывались Первая Брестская и Вторая Брестская. «Ведь знали, что я брестский, — думал я. — Но главная здесь улица Горького, и на ней находится редакция “Юности”. Идти или не идти?»

Я едва дождался двенадцати часов. Редакция, к счастью, уже была открыта.

— В отдел прозы, — сказал я вахтеру.

Тот, даже не посмотрев на меня, махнул рукой.

Я поскакал по отшлифованным ногами ступенькам широкой лестницы на второй этаж. «Не ты на ней первый», — мелькнуло в голове.

— Рассказ? — иронично взглянула на меня девушка, видимо секретарь редакции. — Вам письменно ответят. Ждите.

— Прошло уже много времени, — пробормотал я.

— Как фамилия? — взяла в руки толстую тетрадь девушка. — Когда присылали?

Было понятно, что я отвлекаю ее от важных дел.

Девушка долго листала тетрадь. На меня она подчеркнуто не смотрела.

— На рецензии, — наконец сказала она. — Я же сказала, у нас ничего не пропадает. Откуда вы приехали?

— Из Минска.

Девушка рассматривала меня, как редкий экспонат в музейной коллекции. Или как ходока, который неведомо откуда приперся в Кремль к Ленину.

— Скоро получите ответ, — сказала она. — Но у нас напечататься трудно.

Это я и сам знал.

«Пойду посмотрю на Кремль, — подумал я. — В Москве без этого нельзя».

Улица Горького выводила как раз к Кремлю. И на ней находилось кафе «Московское», о котором знали почти все мои однокурсницы. Не зайти в него я не мог.

Кафе было заполнено парнями и девушками моего возраста. Казалось, все они здесь знали друг дружку. Некоторые из девушек сидели на коленях парней. Самые удобные места были на широких подоконниках, но туда было не воткнуться. Я взял в баре коктейль и стоя выпил его.

«В Минске таких кафе нет, — думал я, вертя головой. — Но так и должно быть, все же Москва. Кому она помахала рукой? Мне?»

Нет, девушка махала парню, стоящему рядом.

Я вышел на улицу, быстрым шагом прошелся по Красной площади и отправился на Белорусский вокзал. Там купил билет и сел на лавку в зале ожидания. До поезда было больше трех часов. Не спать же на этой жесткой скамейке.

— Выпьем? — подмигнул мне мужик, сидящий напротив.

Рядом с ним сидела дамочка лет тридцати, с подбитым глазом. Было видно, что от этой парочки нужно держаться как можно дальше, однако я послушно встал и пошел за ними.

— По рублю? — на ходу предложил мужик.

— Закуска тоже нужна, — хриплым голосом сказала женщина.

— Вермут можно и без закуски, — оборвал ее кавалер.

— Хереса нет? — спросил я.

Все-таки я недавно прочитал Ерофеева и хорошо разбирался в московских напитках.

Мужик хмыкнул. Женщина споткнулась и двумя руками ухватилась за него.

— Бормотухой обойдемся, — стряхнул ее с себя кавалер. — Гони рубль.

Я дал деньги. Мужик крутнулся и исчез в подворотне. Людей на этой темной улице было мало.

— Студент? — спросила женщина.

Я промолчал.

— Я тоже… — кашлянула моя новая знакомая. — В ПТУ училась. Если хочешь, можем зайти за угол.

«Зачем?» — подумал я.

— Я могу и бесплатно, — взяла меня за руку женщина.

К счастью, из-за угла выскочил ее кавалер. Он тяжело дышал. «Бежал», — догадался я.

— Давай из горла, — сказал он. — Ты первый.

Я сделал пару глотков и отдал бутылку.

— Тебе не надо бы давать, — сказал он подруге. — Но пей уж.

Та несколько раз глотнула.

— Давай!.. — забрал у нее бутылку мужик.

Ему оставалось больше половины бутылки. Он ее выпил не останавливаясь.

— Пойдем, — бросил в снег бутылку мужик. — Здесь милиция ходит.

Мы направились в сторону вокзала.

— Повторим? — снова подмигнул мне мужик. — Тут есть одно местечко. А, Зинка?

— У него еще молоко на губах не обсохло, — вздохнула Зинка.

— А ты научишь! — расхохотался мужик.

— У меня поезд, — сказал я. — Слышишь, гудит?

И я, не оглядываясь, помчался на вокзал. Московских приключений мне было достаточно.

6

В Королищевичи нас, молодых литераторов, привезли на автобусе.

— А я тут уже был, — сказал Володя Пилипович.

Он был много старше меня, как, кстати, и многие из семинаристов.

— Здесь? — оглянулся я по сторонам.

Дом творчества стоял в заснеженном лесу. Огромные ели, дубы, березы, низкорослый кустарник — все как и в любом другом белорусском лесу. Может, только чересчур хорошо расчищена дорога, ведущая к двухэтажному деревянному строению, возведенному, видимо, еще до войны.

— Неужели его построили для одного человека? — удивился Володя.

Он был поэтом и не всегда удивлялся тому, чему надо.

— Так он же народный, — строго посмотрел на него Виктор Михайлович, сотрудник Союза писателей, нас сопровождавший. — И жил не один, а с женой. Напишешь «Новую землю», и тебе дачу выделят.

Все засмеялись.

— Что бы я ни написал, никакой дачи никто не даст, — сказал мне на ухо Володя. — А сюда я привозил одну барышню. Ей очень понравилось.

— Дача? — спросил я.

— Как живут писатели. Я же тут был по путевке.

— Какой путевке?

— Творческой, — пожал плечами Володя. — Подаешь в Литфонд заявление, и тебе выделяют согласно с возможностями. Молодым дают зимой, когда никто из писателей сюда не едет. Кормили хорошо.

— А барышню где взял?

— В ресторане! — хлопнул меня по плечу Володя. — Выпили, я пригласил ее на танец, потом говорю: «Поехали ко мне в Королищевичи». Она и поехала. Три рубля таксисту отдал.

Видно было, что он до сих пор об этом жалеет.

— Тоже поэтесса? — спросил я.

— С камвольного! — посмотрел на меня как на ребенка Володя. — Ночью шепчет в ухо: «Люби меня, люби!» Я и любил до самого утра. Но перед завтраком тихонько вывел из дома и на автобусную остановку. Тут рядом.

«Живут же люди!» — позавидовал я.