— Наоборот! — посмотрел на меня сверху вниз Алесь. — Постель только обостряет их! Например, ей нравится находиться сверху, а тебе нет. Или…

— Замолчи! — остановил я его. — Все это не про Наташу. О постели она даже не думает.

— Тем более! — остановился, растопырив руки, Алесь. — Зачем тебе девушка, которая не хочет ложиться в постель? Это абсурд!

Иногда Гайворон любил употребить крепкое словцо. Мне это в нем нравилось.

— Давай лучше о твоем журнале, — сказал я. — Влился в коллектив?

— Нормально, — пожал плечами Алесь. — Здоровый коллектив. Не пьют одни Дашкевич с Миколой.

— Весь отдел прозы? — удивился я.

— Максим Петрович не пьет принципиально, а Микола просто не умеет. Хорошего учителя не было.

Да, учителя в этом деле много значат. Попал бы Микола в мою литр-драму, сразу бы человеком стал.

— Нет, и у вас ничего из него не получилось бы, — покивал Алесь. — Бездарь!

— У него повесть в журнале «Знамя» вышла, — опять запротестовал я. — Перевел сам Солоухин. А это в Москве фигура!

— Я не литературу имею в виду, — сказал Гайворон. — В прозе все вы одинаковы. А вот водку пить…

— Так у вас и главный редактор не пьет. Во всяком случае, с коллективом.

— Главный имеет право, — посмотрел на меня как на ребенка Гайворон. — Он пьет с министрами или сотрудниками ЦК. У каждого своя компания. А Микола бездарь, от одной рюмки косеет.

— Неужели от одной? — не поверил я.

— От одной, — кивнул Алесь. — Он чай с нашими девчатами пьет.

— У вас и девчата есть? — удивился я.

— Конечно, есть, их в каждом коллективе хватает. У нас самая интересная Лариса Петровна, машинистка.

— Молодая?

— За пятьдесят. Но выглядит лучше техреда и корректорши. «Беломор» курит.

— Папиросы?

— Бывает, и «Приму», но чаще «Беломор». Чарку тоже берет, но не на работе. Лет двадцать назад красивая была женщина. Да и теперь…

Я промолчал. Женщины за пятьдесят интереса у меня не вызывали.

— Вообще-то самые красивые у нас ходят по коридору, — вздохнул Алесь.

— В ЦК комсомола? — опять не поверил я.

— Так у них конкурс! — почмокал губами Алесь. — Человек сто на одно место. Ноги от ушей и чтоб красивая.

— А способности?

— Там нужны другие способности. Приходи как-нибудь, покажу.

Собственно, красивых девушек хватает и на телевидении. А Марина с радио? На выходные, кстати, приглашала к себе. Идти или не идти?

— Идти, конечно, — сказал Алесь. — Без подруги не проживешь.

Как всегда, мой товарищ был прав. Он прекрасно сочетал теорию с практикой. У меня пока что знания были больше теоретические.

— Так я еще студентом начал! — махнул рукой Алесь. — Одна болгарка чего стоила.

Я знал, что после второго курса Алесь хотел жениться на болгарке Милане, которая училась параллельно с ним на биофаке. Они даже в посольство в Москву ездили, чтобы получить разрешение на брак. Но что-то не получилось.

— А в жизни всегда получается не так, как хочешь, — сказал Алесь. — Но я не жалею. Тем более у меня после болгарки еще и вьетнамка была.

Интересно, как весь этот интернационал выдержала его жена?

— А она не знает ничего, — посмотрел на меня как на дитя Алесь. — Зачем ей знать?

Действительно — зачем?

Я подумал, что такие друзья, как Алесь, нужны ради того, чтобы не зацикливаться на собственных проблемах. Его любимое выражение: подними руку вверх и резко опусти. В народе говорят: наплюй.

2

— Что нового выдал в эфир? — спросил Слава Кирзанов, с которым мы встретились в баре «Ромашка».

— «Поэзию слова народного», — ответил я. — Столинские женщины колядки пели.

— Да, скоро коляды, — кивнул Слава. — К родителям поедешь?

— Передачи одна за другой, даже на Новый год буду сидеть в монтажной.

— А я в Пропойск, — глотнул из стакана Слава.

Мы пили «казачок» — водку, разбавленную апельсиновым соком.

— В Пропойске хоть выпьешь, — посмотрел на свой стакан я.

— Что за девица тебе рукой помахала?

— Ассистентка из детской редакции.

— Симпатичная. Познакомишь?

— Она тебе не подходит.

— Почему?!

Слава отставил в сторону стакан и вытаращил глаза. Они у него были похожи на круглые пуговицы.

— Внучка народного артиста. Писатели ей не интересны.

— А кто?

— Наверное, фарцовщики, — тоже отставил я стакан. — Ты за сколько свои джинсы купил?

— За сто рублей.

— Почти твоя зарплата. А у того, кто тебе их продал, таких, как ты, сотня. Вот и считай, у кого сколько денег. И Наташа это понимает лучше тебя.

«Опять Наташа!» — досадливо поморщился я.

— У некоторых писателей тоже есть деньги, — встопорщил усы Слава. — А у народных писателей их не счесть.

— Ну, лет через пятьдесят и у тебя они будут, — согласился я, — однако, боюсь, в этом возрасте Наташка тебе уже не будет нужна. Как и ты ей.

Мы не сговариваясь взяли свои стаканы и сделали по глотку. Я хорошо видел, как в голове Славы толкутся суетливые мысли.

— И все равно останусь писателем, — поднял на меня глаза Слава. — Без этого я уже не могу.

Да, мы оба пропащие для Наташи и ей подобных. Кстати, самых красивых девушек.

— Родители ждут, когда им невесту покажу, — посмотрел по сторонам Слава, — а кого показывать? Те, что мне нравятся, не замечают меня, и наоборот. Ты еще не собираешься жениться?

— Нет, — сказал я.

За стеклом больших окон бара сгустился сумрак. Скоро бар закроется и его посетители разойдутся по домам. Меня в общежитии ждет Марина, но почему я не спешу туда?

— Потому, — сказал Слава. — Повесть про Любу закончил?

Он был в курсе моих творческих планов.

— Нет, — вздохнул я. — Сегодня сижу в баре. Завтра играю в баскетбол. Послезавтра с Гайвороном и Доцентом встречаюсь. Кстати, Доцент со своей Ниной разводится.

— Почему? — удивился Слава.

— Она у него без царя в голове, гуляет.

— Вот потому мы и не женимся, — засмеялся Слава.

И тут я вспомнил, что не сказал Владиславу главное.

— Ты повестку из военкомата не получал? — спросил я.

— Нет.

— А меня на сборы офицеров запаса вызывают. Причем уже во второй раз после университета. В первый раз из деревни забрали.

— Из какой деревни?

Сегодня Слава удивлялся значительно чаще, чем обычно.

— Из Крайска, что на Долгиновском шляху. Разве я тебе не рассказывал, что после филфака работал в школе физруком?

— Нет.

Слава даже перестал разглядывать девушек, которых в бар перед закрытием набилось много больше, чем парней.

— Месяц под Борисовом в казарме сидел. Про Печи слышал?

— Слышал, — кивнул Слава, — самая знаменитая в Белоруссии «учебка».

— Я тоже там учился. Не знаю, правда, чему.

— Маршировать на плацу, — засмеялся Слава.

— Нет, на плац нас не пускали. И стрелять из АКМ не давали. Теорией овладевали.

— И правильно делали, — сказал Слава. — Партизан вообще никому нельзя показывать. Позор Вооруженных сил СССР.

У самого меня в тот раз и форма, и ушанка, не говоря уже о сапогах, были велики. А у рослых ребят наоборот, и они выглядели еще смешнее, чем недомерки.

— Я учился курсом младше тебя, — сказал Слава. — Моя очередь идти на сборы через год.

Как всегда, он был прав. Прозаик!

— Ты тоже прозаик, — посмотрел на меня Слава. — Скоро бар закрывается. Добавлять будем?

— Конечно, — сказал я. — Зачем мы сюда пришли?

Пока отстояли очередь у стойки и взяли еще по одному «казачку», в помещении пригасили свет. Свободных мест за столиками не было, и мы допили свои коктейли стоя у двери.

— Ну так что со сборами? — спросил Слава уже на улице.

— Поеду, — пожал я плечами. — От сборов в нашей стране не отвертишься. «Броня крепка, и танки наши быстры».

— «Артиллеристы, Сталин дал приказ!» — поддержал меня Слава.

3

Мое телевизионное начальство новость о сборах восприняло с неудовольствием.