Для Валеры Дубко мое увольнение было событием микроскопического масштаба. Оно не шло ни в какое сравнение с проявителем, который он изобрел.

— Вытягивает даже ночные снимки, — похвастался Валера.

— А подводные? — спросил я.

— Надо попробовать, — с уважением посмотрел на меня Валера. — Куда ты, говоришь, переходишь?

— На телевидение.

— Ну-ну, — хмыкнул Валера. — У них там, правда, техника слабовата, надо немецкую брать.

— Где же ее возьмешь?

— В Германии, — удивился он. — Цейссовская аппаратура самая лучшая.

Валера в аппаратуре разбирался с младенчества. Откуда это у западноукраинского парня?

— Из книг, — усмехнулся Валера. — Обо всем можно прочитать. А придет время, всемирную информационную сеть наладят. Но это не для таких, как ты. На телевидении чем будешь заниматься?

— Литературой, — пожал я плечами. — Может, фольклорную передачу удастся пробить. Мы же с тобой фольклористы.

— Были, — сказал Валера. — Фольклор останется в разделе мифов.

— А пословицы?

За фольклор мне стало обидно.

— И пословицы, — пошевелил усами Валера. — Как твоя редакция называется?

— Литр-драма, — усмехнулся я. — Редакция литературно-драматических программ.

Часть третья

Живой эфир

1

В телевизионной рутине, которую правильнее было бы назвать бардаком, я утонул, что называется, с головкой.

Литературно-драматическая редакция состояла из двух отделов — литературы и театрально-изобразительного искусства. Первый возглавлял Шарпила, второй Ванкарем Корнилович. Они и внешне были разные. У Шарпилы поэтическая грива на голове, неаккуратно выбритое лицо, под пиджаком вышитая рубашка. У Корниловича костюм с иголочки, модный галстук, туфли с острыми носами. Его и звали Ванкарем Валерьянович, такое имя мне не встречалось ни в жизни, ни в литературе.

— А ты зови его просто Рем, — махнул рукой Володя Колотков, главный режиссер. — Он только с виду эстет. В преферанс никто лучше его не играет.

Выяснилось, что, кроме редакторов, в редакции еще есть режиссеры, ассистенты режиссеров и помощники. Количественно их было втрое больше, чем нас. Режиссеры люди немолодые, мужчин и женщин приблизительно поровну. А вот ассистентки и помощницы были сплошь молодые девушки, и почти все симпатичные. При встрече со мной они подчеркнуто отводили глаза, что только усиливало мою тревогу.

— Не переживай, — сказал Юзик Кривко. — Половина из них замужем, а из второй половины выберешь себе подходящую. На мой вкус, самые красивые девчата из детской редакции.

— В музыкальной, — не согласился с ним Леня Барановский, проходивший мимо нас. — И в молодежной ничего. Страшные в общественно-политической редакции.

— Хлопец сам во всем разберется, — посмотрел на меня Юзик. — Пойдем к главному, надо определиться, чем будешь заниматься.

— Ну, какое направление выбрал? — спросил Тисловец, ковыряясь в куче бумаг на столе. — Куда этот приказ делся? Юзик, ты не брал?

— Нет, — сказал Юзик.

— Ладно, позже сам найдется, — отодвинулся вместе со стулом от стола Валентин Николаевич. — Поэзию у нас Микола ведет, творческими вечерами Юзик занимается… Какая у тебя специализация?

— Он прозаик, — сказал Юзик.

— Фольклорные передачи никто не ведет? — спросил я.

— Какие?! — вытаращились на меня главный с Юзиком.

— Поэзия слова народного, — смутился я. — У нас богатое народное творчество.

— А что? — почесал затылок Тисловец. — Неплохая мысль.

— И готовое название передачи: «Поэзия слова народного», — поддержал его Юзик.

— Пиши сценарий, — кивнул главный. — Кого из фольклористов возьмешь ведущим? Директора Института фольклора?

— Он называется Институт этнографии и фольклора, — сказал Юзик.

На самом деле институт назывался Институтом искусствоведения, этнографии и фольклора, однако я не стал поправлять Юзика. Директор этого института, как мне казалось, не подходил на роль ведущего.

— Пусть сам ведет, — сказал Юзик. — Это даже оригинально: молодой, с длинными волосами, в кожаном пиджаке. Модные очки на носу. Где ты такой пиджак взял?

— Из Венгрии привезли, — смутился я.

— Видишь, у него и пиджак, какого ни у кого из нас нет, — повернулся к главному Юзик. — Готовый ведущий фольклорной передачи.

— Давай, — кивнул Тисловец. — А вот и приказ нашелся, на самом верху лежал.

Он взял в руки лист бумаги, давая нам понять, что мы свободны.

— Видишь, все само решилось, — сказал в коридоре Юзик. — И девушка сама найдется.

«Мне только девушки не хватает, — подумал я. — Как их ведут, эти передачи?»

— Подскажут, — засмеялся Юзик. — Именно для этого должность режиссера и придумали.

Как и говорил Гайворон, меня поселили в общежитии телевидения. На самом деле это было общежитие велозавода, телевизионщики занимали в девятиэтажном здании нижние четыре этажа. И жили мы по два человека в комнате, а не по четыре. Во всяком случае, это касалось творческих работников.

Я подселился к Жене Микушкину, ассистенту режиссера детских программ. Это был видный парень с ухоженной прической, бородка тоже аккуратно подстрижена.

— Я здесь редко бываю, — сказал Женя при знакомстве. — Так что чувствуй себя хозяином.

«А где ночуешь?» — подумал я.

— Есть места, — усмехнулся Женя. — В командировки часто езжу. Можешь приводить кого хочешь.

— А бабки на вахте?

— Они наших не проверяют. Показываешь удостоверение и проходишь. Но мы и не похожи на велозаводских.

Чувствовалось, парень знал себе цену.

— На нашем этаже живут одни ребята? — спросил я.

— Почему? — удивился Женя. — В соседнем отсеке девушки с радио. Телевизионщицы этажом выше.

— В гости к ним ходишь?

— Времени нет, — махнул рукой Женя.

Интересно, чем он так занят? Парню двадцать с небольшим, самое время ходить в гости.

Женя еще раз усмехнулся и исчез за дверью.

И я начал обживаться в общежитии телевидения.

2

Главной моей заботой была все же передача о Короткевиче.

Юзик позвонил в Брест Колоновичу, и тот согласился провести передачу.

— Спрашивал, что это за автор — Алесь Кожедуб, — усмехнулся Кривко.

— Сказали? — тоже усмехнулся я.

— Да он, видимо, читал тебя в «Маладосці». Мы ему заплатим, и он успокоится.

Я уже знал, что телевизионные гонорары имеют такую же притягательную силу, как и литература, если не больше. Но мне все равно стало обидно.

— Могу ему свой гонорар отдать, — сказал я.

— Не надо, — положил мне руку на плечо Юзик. — Все будет хорошо. Ты уже позвонил Короткевичу?

— Нет.

— Вот и звони.

Владимир Семенович новости о передаче про себя на телевидении не удивился, но и не обрадовался.

— Роман заканчиваю, не до передач, — сказал он. — Но раз уж решили, делайте. Кто ведущий?

— Колонович из Бреста.

— Серьезный критик. Скажи, чтоб не сильно меня ругал. Ты с телевидения?

— Редактор.

Мне не хотелось говорить, что я младший редактор.

— Ну и хорошо. Что от меня надо?

— Сделать синхрон на кинокамеру и дать несколько старопечатных книг для подсъемки. Таких, как у вас, ни у кого нет.

Мне было приятно вставлять эти телевизионные термины — «синхрон», «подсъемка». О них на днях упомянул Корнилович, и я запомнил. Жалко, нельзя использовать в передаче «бобслей» — нарезку мгновенных кадров. По отношению к Короткевичу это могли быть фигуры рыцарей, татарских конников и наших воинов. Однако эту идею зарубил главный редактор.

— Еще не пришло время для рыцарей, — сказал он.

Я отступился.

Режиссером передачи был Володя Колотков, и это очень хорошо. Во-первых, главному режиссеру редакции выделяют киноленты сколько он захочет и дают лучшее время для монтажа. А во-вторых, ассистенткой у него была Людмила Крук, с моей точки зрения, самая симпатичная из ассистенток редакции.