Я. А. Курпоченко вел бой в окружении до последнего патрона. На огороде, вокруг бани, осталось около десятка убитых эсэсовцев. Когда враги попытались раненого, оставшегося без патронов Курпоченко схватить, он успел выдернуть чеку из последней, оставленной для себя гранаты и взорвался вместе с врагами…
Якова Аксеновича Курпоченко посмертно наградили орденом Красного Знамени…»
В сентябре 1943 года я лежал с тяжелым ранением в госпитале в городе Гурьеве, недалеко от Каспийского моря, когда радио сообщило о проведенной патриотами Белоруссии казни гитлеровского гаулейтера Вильгельма Кубе. Я сразу воспринял это как акт справедливого возмездия за Красницу и сотни других уничтоженных врагом весок. Через несколько месяцев я снова прилетел в Белоруссию, в Полесье, и смог прочитать траурные номера газет с портретами Кубе в черной рамке. Это был «старый борец», один из первейших апостолов Гитлера, назначенный фюрером после прихода нацистов к власти гаулейтером Бранденбурга. В газетах, понятно, не сообщалось, что Гитлеру пришлось вскоре уволить своего сподвижника с этого поста за неслыханное и скандальное казнокрадство. В пору его опалы ему крепко помог рейхсминистр пропаганды Геббельс, у которого у самого рыльце было в пушку. При дележе оккупированных земель грабителю Кубе досталась Белоруссия.
23 сентября 1943 года Геббельс писал в своем дневнике, найденном после его самоубийства в Берлине: «…рейхслейтер Борман, встретивший нас по приезде в главной квартире фюрера, сообщил мне печальное известие об убийстве ночью бомбой нашего генерального комиссара в Минске Кубе. Под его постель подложили мину с часовым взрывателем; его буквально разорвало на куски. Это показывает, какие опасности подстерегают руководителей национал-социалистов, особенно в оккупированных странах Востока. Чтобы остаться в живых в нынешние кризисные времена, нельзя быть чересчур осторожным». Через пять дней Геббельс упоминает о торжественных похоронах Кубе в Берлине, ругая «бестактную» речь над его гробом министра восточных областей Розенберга, еще одного военного преступника.
Еще до освобождения Белоруссии я узнал, что героями этой операции, кроме непосредственного исполнителя Елены Мазаник, были Мария Борисовна Осипова и Николай Петрович Федоров — мои товарищи по военной разведке. Коля Федоров, мой товарищ по части, погиб в тылу врага на белорусской земле.
Когда я слышал о Хиросиме и Нагасаки и о четверти миллиона жертв в этих городах, я спрашивал себя: сколько это Красниц? Те первые атомные бомбы равнялись двадцати тысячам тонн тола. Водородная бомба равна по силе пятидесяти — шестидесяти миллионам тонн взрывчатки. Сколько это Красниц?
После войны я не мог не приехать в Красницу. Было это летом 1949 года, семь лет спустя после пожара. Незадолго до того я демобилизовался из армии, стал студентом вуза.
Еще в армии я часто думал о тех воинах-победителях с орденами солдатской славы на выгоревших гимнастерках без погон, которые возвращались из огня на пепелище. Разбрелись ли они или стали рыть землянки, рубить новые избы в бывшем партизанском Хачинском лесу, очищать заброшенные пашни от мин?
Прошло четыре года после войны, а Красницу ни разу не упомянули в печати. Ни слова не сказали о ней, о нашей Лидице, нашем Орадуре, и на Нюрнбергском процессе по простой и неимоверно горькой причине: слишком много было в одной Белоруссии таких Красниц. И в каждой были свои Минодоры, свои деды Белорусы-Белоусы. Двадцатью миллионами жизней, десятками тысяч Красниц заплатили мы за Победу…
В сорок девятом в Краснице стояло не больше десятка новеньких хат. Трудно возрождалась Красница. Но все-таки возрождалась. А ведь в Белоруссии насчитывается немало весок, навсегда заброшенных, исчезнувших с самых подробных карт, деревень, даже названия которых теперь помнят только старики.
После войны одни демобилизованные фронтовики, вернувшись на родное пепелище, уезжали, поклонившись братской могиле. Другие брали жен из соседних деревень и поднимали целину, сменив винтовку на соху. И труд их был продолжением нашей мести за убийство Красницы, борьбой за жизнь тех, в чьих жилах текла ее горячая кровь.
Как птица Феникс, Красница служит для меня символом вечного обновления и возрождения, символом бессмертия и непобедимой жизненной силы. Вот судьба одной только семьи.
Много лет переписывался я с бывшей партизанкой нашего отряда Верой Бекаревич. Это ее мать Анна Тимофеевна Бекаревич спасла из огня двух своих юных внуков. В 1970 году Анне Тимофеевне исполнилось сто лет. Значит, в 1942-м, когда погибла Красница, ей было за семьдесят. До войны жизнь ее была мало чем примечательна. Жила с мужем, колхозным счетоводом, в Рыжковке, недалеко от Красницы, в том же Быховском районе на Могилевщине, воспитывала четырех дочек — Веру, Марфу, Олю и Шуру, потом внуков. Когда немецкие танки форсировали Днепр, снарядом разрушило ее дом. Она не знала, что эти танки принадлежали 3-й Берлинской танковой дивизии, а дивизия входила в танковую группу генерала Гудериана. Перебралась мать с семьей в опустевшее здание сельской больницы. Вера в начале лета сорок второго ушла в наш отряд. С той поры начались мытарства матери, да и всей семьи. Несколько раз ее арестовывали, пытали в могилевском гестапо, требовали, чтобы выдала дочь. Раз она спряталась от полицаев в копну. Полицаи шли по полю, коля копны вилами. Ей прокололи ногу, но она сдержала крик боли, и лиходеи прошли мимо, так и не обнаружив ее.
Совсем белыми стали волосы у заложницы гестапо после того, как гитлеровцы арестовали трех ее дочерей и стали истязать их при ней, требуя, чтобы мать выдала Веру. Особенно злобствовали урядник Царев и поп Лапин. Наши партизаны воздали этим двум «бобикам» по заслугам и пустили слух, что Вера Бекаревич убита карателями. Только тогда выпустил мать на волю рыжковский бургомистр.
Спасаясь от преследований, Анна Тимофеевна переехала в партизанское село Красницу, взяв с собой двух внуков — Леню и Владика, сыновей Оли, ставшей учительницей в деревне Хачинке, нашей партизанской столице. Она не только выпекала хлеб для нас, но и держала связь с родичами, жившими в занятых врагом деревнях.
В день казни Красницы Анна Тимофеевна трудилась на сенокосе. Когда начался пожар, она пробралась в горящее село, чтобы спасти внуков. И спасла их.
Ныне Леонид Дроздов — учитель музыки, его брат Владик — настройщик роялей. А Вера Бекаревич-Шемонина, бывшая наша партизанка, а затем радистка-разведчица в соединении Медведева, работает на льнокомбинате в Елгаве, Латвия. «Мать моя была старенькая, а все же выстояла перед фашистами», — писала мне Вера Николаевна. Дочь и мать достойны друг друга. Поразительна сила духа этих двух белорусских женщин.
Володя Щелкунов, мой славный друг, обязательно бы поехал со мной в путешествие по нашим партизанским местам, когда не похоронили бы его в братской безымянной могиле под Гомелем, не так уж далеко от Красницы, осенью сорок третьего. Он так и не узнал имена убийц.
А я знаю теперь их имена. Много лет спустя после войны, работая в наших военных архивах над трофейными немецкими документами, я нашел секретные приказы тех, кто предал Красницу огню и мечу.
Имя главного палача — СС-обергруппенфюрер и генерал полиции Эрих фон дем Бах-Зелевский.
Он родился 1 марта 1899 года в имении своего отца, прусского помещика. Яро ненавидел русских — в 1915 году русские убили его отца во время боев на Нареве. Националист до мозга костей, он пошел на фронт шестнадцатилетним добровольцем, дослужился во время первой мировой войны до чина лейтенанта, был награжден Железным крестом обоих классов. В 1918 году воевал против поляков в Силезии, а после поражения Германии вступил в рейхсвер, служил офицером пограничной охраны на востоке рейха. В 1930 году вступил в нацистскую партию, получив членский билет № 489101, и сразу стал нацистским чинушей в чине ортсгруппенлейтера. Не проходит и года, как он вступает в СС. Его номер в СС — 9831. Уже в октябре 1932-го он становится СС-оберфюрером, то есть командиром полка СС старшего разряда. С 1932 года он — член рейхстага от нацистской партии. Вначале его эсэсовская деятельность протекала в районе Франкфурта-на-Одере и Шнейдемюля, а затем Гиммлер произвел его в бригадефюреры и перевел на должность высшего начальника СС Восточной Пруссии. Во время «ночи длинных ножей» 2 июля 1934 года фон дем Бах приказал своим подручным убить СС-обер-штурмфюрера Антона фон Хохбергаунд-Бухвальда. Обстоятельства этого темного дела остаются невыясненными до сих пор. Через девять дней фон дем Бах произведен в СС-группенфюреры.
