— А без нашей помощи, — еще и еще раз твердил майор из Генштаба, — делегация не сможет перебраться через фронт.
— Я уверен, что «Спартак» выполнит задание, — твердо сказал подполковник Леонтьев, глядя в упор на меня. — Перед вылетом сюда «Спартак» написал заявление в партию…
Все эти дни в урочные часы, днем и вечером, Тамара связывалась с радиоузлом, запрашивала командование о местонахождении четырех польских руководителей. Уполномоченные Крановой Рады Народовой пробирались не одну неделю по оккупированной польской земле из Варшавы на восток, все ближе к линии фронта. Польский партизанский отряд передавал их советским партизанам, советские партизаны — польским. Их охраняли, за них отвечали головой. Это была настоящая эстафета боевой дружбы. Стоит ли говорить, что Гиммлер или палач-гаулейтер Польши Ганс Франк не пожалели бы ни рейхсмарок, ни рыцарских крестов за поимку четырех представителей рожденной в боях Народной Польши!
С волнением следили мы за их продвижением. Нетерпеливо ждали, пока моя «музыкантша» — так у нас, разведчиков, называли радисток — принимала очередную радиопередачу.
Много лет спустя после войны, специально изучая операцию по переброске через фронт польских уполномоченных, я установил, что четверка переправилась через вспученный весенними водами Буг 28 марта 1944 года и находилась сначала на базе отряда имени Ворошилова, а затем — в партизанском отряде имени Жукова. Этот отряд — им командовал Катков — входил в бригаду имени Сталина (комбриг Арзуманян) Брестского партизанского соединения, во главе которого стоял секретарь Брестского обкома партии С. И. Сикорский.
Штаб партизан радировал, что гитлеровское командование изо дня в день посылает «юнкерсы» бомбить партизанские леса между Припятью и Бугом, а потому прием самолетов невозможен. Наш майор, прочитав радиограммы, совсем расстроился:
— Час от часу не легче! Каратели блокировали лес!
Все на «подскоке» в этот день радовались известию об освобождении новых советских городов, а мы, взволнованные, мрачные, с нетерпением ожидали следующего радиосеанса.
Партизаны сообщили, что самолеты «Люфтваффе» вновь жестоко бомбили леса. Потом начались ожесточенные бои с карателями. Ожидание стало невыносимо мучительным.
Трудно приходилось в прифронтовом районе группе Николая Матеюка, которой Центр поручил охрану польской делегации.
Старший лейтенант Николай Антонович Матеюк был замечательным разведчиком. Среди нас, молодых по годам разведчиков, Николай Антонович был «стариком» — ему было тридцать шесть лет. Партизаны знали его под фамилией Дубовик. Многие партизаны до сих пор не знают, что это был один из его псевдонимов в тылу врага. И уж никто почти не знал, что был Дубовик-Матеюк сыном сельского священника…
Радистка Матеюка — «Маргарита», она же Людмила Орлеанская, немедленно радировала в Москву о том, что у Матеюка на базе с начала апреля находятся представители Крайовой Рады Народовой: член ЦК ППР «Тадек», член ЦК ППР и начальник главного штаба Армии Людовой полковник «Марек», начальник штаба Люблинского округа Армии Людовой «Казек» и член Крайовой Рады Народовой «Янек». Польские руководители просили содействовать их отправке в Москву. В тот же день Матеюк получил из Центра приказ об отправке польских представителей через линию фронта. Центр требовал, чтобы Матеюк обеспечил трудный переход в прифронтовой полосе из-под Бреста, в район города Ковель, всячески оберегая польских друзей от всех опасностей в пути. Здесь он сделал все, что мог, чтобы переправить поляков через линию фронта, но пеший переход оказался невозможным — в начале апреля немцы закрыли оперативную брешь северо-восточнее Ковеля на стыке групп армий «Центр» и «Юг», пробитую Красной Армией еще в конце октября 1943 года севернее Киева.
Говорят участники похода
Никакие попытки реконструкции двухмесячного похода четырех польских делегатов не могли бы заменить их собственных воспоминаний, а тем более дневниковых записей. Спустя почти четверть века после тех событий, о которых идет речь, мне посчастливилось заполучить в свои руки весь дневник похода, написанный пусть бегло, но по самым горячим следам, во время похода, заместителем председателя Крайовой Рады Народовой (КРН), который был известен в польском антифашистском подполье как «Тадек», а 20 января 1970 года я встретился и беседовал в варшавском дворце «Бельведер» с «Мареком» — бывшим военным руководителем делегации КРН и членом КРН. Тогда же, в январе 1970 года я встретился с третьим участником похода — «Казеком». Четвертый участник похода — бывший член КРН, известный под подпольным псевдонимом «Янек», умер в 1966 году. Таким образом, я впервые собрал наиболее полные материалы о героической эстафете боевого братства.
Предоставляю слово польским участникам похода — основным действующим лицам эстафеты.
«КАЗЕК»: «Ранней весной 1944 года на своем первом конспиративном заседании в Варшаве Крайова Рада Народова приняла решение послать в Москву делегацию из четырех человек… Делегации предстояло доставить в Москву ряд весьма важных документов, комплекты нелегальных газет ППР и ППС, фотографии, отражающие гитлеровские зверства и преступления польских подпольных фашистских группировок. Выезд был назначен на 12 марта 1944 года…»
«ТАДЕК»: «12 марта. Выезд в Москву отложен. В районах нашего путешествия идет карательная экспедиция. Я ликвидировал уже все явки, так как установил, что меня интенсивно выслеживают. Ночую в книжном магазине Струсинского на улице Вильчей. Великолепный ночлег. Тепло. Запертый в магазине, сплю безмятежно, не опасаясь гестапо.
13 марта. И снова выезд отложен.
16 марта. Отправились сегодня в долгую дорогу в Москву. День снежный, вьюга. Выехали во второй половине дня с Главного вокзала в направлении Лукув — Люблин. В Лукуве — пересадка и ночлег. Утром 17 марта следуем дальше».
«МАРЕК»: «Нас сопровождала Марыся, подпольщица, сестра «Казека», четвертого члена делегации, который должен был присоединиться к нам позднее. Марыся изображала мешочницу, направлявшуюся в деревню за мясом вместе со своими компаньонами. Надо сказать, что мы не имели ни малейшего представления о нелегальной торговле мясом на черном рынке и поэтому прикидывались новичками, впервые отправляющимися на подобный промысел. Все мы были снабжены подложными документами.
До Грудка в Люблинском воеводстве доехали без особых препятствий. Оттуда направились на фурманке в находящуюся недалеко деревню Тысьменицу. За два дня до нашего прибытия туда немцы вырезали и сожгли соседнюю деревню Ямы, жители которой сотрудничали с партизанами. Мы направились туда пешком, чтобы сфотографировать лежавшие на каждом шагу обугленные, истерзанные трупы польских крестьян. Эти снимки дополнили тот фотографический материал, который мы везли в Москву».
«ТАДЕК»: «17 марта… Ждали темноты и связи с партизанами. Был полицейский час. Сначала в хату пришли советские партизаны. Они были прекрасно вооружены… Потом около полуночи пришли наши. Командир — украинец с Люблинщины — с большим недоверием допрашивал нас. Но экзамен прошел хорошо. Забрал нас с собой. Ехали на санях целую ночь. По дороге встретили сильный отряд «Яворского», который вез раненых из боя».
«МАРЕК»: «Из Тысьменицы, простившись с нашей проводницей Марысей, мы отправились в сопровождении большой группы польских партизан АЛ в штаб округа АЛ, находившийся в Ожехове. Идти пришлось двадцать пять километров. Принял нас командующий округом АЛ «Метек» — майор Мечислав Мочар. Наше прибытие возбудило всеобщее любопытство, но мало кто из партизан знал о том, кто мы и какова наша миссия. Приходилось сохранять строгую секретность, дабы сведения о нас не просочились к немцам».
«ТАДЕК»: «18–23 марта. Находимся в отряде майора «Метека». Вся деревня занята партизанами. Вооружены не плохо. Часть в военной форме. К нам присоединился капитан «Казек» (возглавлявший Люблинскую окружную организацию ППР). Ежедневно переходим из деревни в деревню в целях конспирации. Партизаны гоняются за квашеной капустой, а еще больше за чесноком и луком. Все больны шкрабутом (цингой) и чесоткой. К нам тоже привязывается чесотка».
