Мои мысли резонировали с общим настроением, которое произвёл на меня порт сегодня. Когда я был назначен на «Зарю», меня быстро увлекли ежедневные обязанности. Когда я выехал из порта в первый раз, Антарта словно смыла все воспоминания о моей родине. Но теперь это место снова и снова возвращало мои мысли к тёмным сторонам Лакчами. Порт был пропитан призраками. Будто здесь оставалось прошлое всех людей, кто искал спасения в этом суровом краю. В том числе и моё.

Я постарался выбросить эти мысли из головы и увлечься игрой. Мы делали маленькие ставки, но Ижу хватило проиграть три раза подряд, чтобы он отказался продолжать.

— Ну на этом не заработаю! — беззаботно сказал он и отодвинулся. — Когда экспедиции попрут, тогда все разбогатеем!

Маги собрал сорванный им банк и укладывал доминошки обратно в коробку, а Ижу продолжал:

— Вот мой батя всю жизнь в земле ковырялся. А мне это всё тоской смертной было. Он мне всё время говорил, мол, дурак, ты, Ижу! Сади-расти-копай, горя не знай! А мне всё время чё-то хотелось. Жизнь посмотреть. Да и видел я, как батя мой живёт, как дед жил. Полжизни в одних штанах проходили! Ну я оттуда и свалил, а батя-то вдогонку говорил, мол, приползёшь ещё, когда жизнь научит, раз уж у отца родного учиться не хочешь!

Я чувствовал себя уставшим, поэтому привалился к стене, подложив шапку под голову, а Ижу рассказывал:

— Ну он, конечно, что-то правильно говорил: бывало где-то, что и надавали мне и чуть ли не побираться приходилось. Да только вот попал же я сюда, да? А тут всё совсем другое! И при Лакчами-то денег столько платили, сколько батя в жизни не видел! А сейчас-то как попрёт, ребята! Эх! Вот тогда я куплю себе расшитый балахон, как у ваших, — Ижу кивнул в мою сторону, — и автомобиль себе куплю. И как приеду к бате, у него челюсть до земли отвалится. Прям на картошку его, ага. Посмотрим тогда, какое там будет «приползёшь»!..

Я начал дремать. История Ижу превратилась в неразборчивое бормотание, которое в моём воображение вызывало фантастические картины. Кажется, он вовлёк в свои мечтания и других, потому что лица сменяли друг друга перед глазами. Ижу разъезжал прямо по Антарте на нелепо большом ярко-красном автомобиле, утопая в дорогих синих накидках лакчамской аристократии. Следом за ним откуда-то выехал Маги на совсем уж гигантском механизме, состоящем из кучи переплетающихся труб и шестерёнок, дымящем, как завод. Галаш сидел на станции, на глазах превращавшейся в белоснежный город. Крыши высотных зданий терялись в пасмурном небе Антарты, но стены сверкали, будто были из стекла, по которому бьёт яркое солнце. В одном из таких домов жил Нанг в роскошной просторной квартире. Его дети бегали по неисчислимым комнатам, пока не попали в объятия к матери — Киме. Взявшийся из ниоткуда Нанг тут же подхватил свою жену и закружил по огромному залу.

Как только он поставил её на пол и обнял, небо за окном почернело. Откуда-то снизу поднялась снежная буря и ворвалась прямо в дом. Нанг и Кима не обращали на неё никакого внимания, пока она не сорвала их обоих с места и не скрыла в своих волнах. Снег ударил мне в лицо, и я проснулся от того, что Мекат тряс меня за плечо.

Сначала я испугался, подумав, что проспал нападение, но, как оказалось, мне лишь нужно было сменить Меката на маяке. Часы показывали полдень. Я проспал около часа и снова ничуть не выспался. Ребята уже прекратили разговоры и занимались своими делами. Нанг и Вайша были всё там же, Галаш дремал, Маги что-то напевал себе под нос, а Ижу снова строгал игрушку.

Я протёр глаза, поднялся, захватил свою винтовку и вышел со склада. Туман совсем растворился. Вместо него начался лёгкий снегопад. Забравшись на маяк, я обнаружил, что Лассон недвижно сидит возле выключенной лампы и смотрит на восток. Я присел спиной к спине к Виктору. Он попросил меня не спускать глаз с запада. Сам Лассон всё это время просидел здесь. Меня удивляло, что он не замёрз. Впрочем, насколько я знал, норвальдцы жили в суровом климате. Наверно, ему было не привыкать.

Я смотрел в окно, уже не ожидая, что из серой завесы проступит силуэт вездехода. Там не было ничего, кроме снега и береговой линии. Почти чёрные волны океана медленно набегали на ещё более тёмный берег. В памяти то и дело возникали картины моего прибытия, когда стояла такая же погода.

— Ты спал? — спросил Виктор. Его голос эхом отдавался в башне маяка.

— Немного вздремнул внизу, — признался я.

— Слушай, нам нельзя упустить момент, если они всё-таки явятся. Поэтому сейчас ты должен быть бодрым.

— Я вполне бодр, — сказал я и непроизвольно зевнул.

Лассон рассмеялся и сказал:

— Я слышу! Давай поговорим о чём-нибудь, чтобы не отключиться.

— Хорошо. А о чём?

— Ну, расскажи, например, как ты оказался здесь, Ашвар, — предложил Виктор.

— Так же, как и все, — ответил я.

— Ну это вряд ли! — с усмешкой заметил Лассон.

— Что вы хотите сказать?

— Ты молод и образован, — заметил он, — даже по твоему говору понятно, что ты не из простой семьи, хоть и пытаешься не выделяться среди остальных. Скажем прямо: получается у тебя плохо! Золотые часы на цепочке, статуэтка в твоей комнате. Да, даже твоя фамилия, парень! Хоть я и не из Лакчами, но всё равно понимаю, что ты из аристократов.

Слово «аристократы» из его уст звучало почти как насмешка. Работая среди простых людей, я постоянно натыкался на этот тон. Мне он никогда не казался оскорбительным, потому что я считал такое отношение к лакчамскому дворянству заслуженным. Да я и не причислял себя больше к членам благородных семей.

— Здесь много людей из дворян, — уклончиво ответил я.

— Но не твоего возраста, Ашвар, — продолжал подкапываться Виктор, — должностные лица — и то не все — да. Люди от тридцати и старше. Те, кому эта работа когда-то казалась золотой жилой. Кто-то слишком многое вложил, чтобы оказаться здесь. Но тебе вряд ли было что терять в Антарте, когда началась революция и всё такое.

Со мной иногда говорили здесь в снисходительном тоне, потому что в Антарте твоё происхождение не производило на людей никакого впечатления. Голос Лассона был немного другим, хоть подобные слова я уже слышал. Кажется, ему было действительно любопытно, но последнее замечание задело меня за живое.

— Откуда вам знать? — спросил я.

— Ну кое-что нетрудно заметить, — ответил Лассон, — если бы ты был очередным изнеженным ребёнком, который захотел приключений, ты бы смотал удочки, как только правительство Лакчами бросило проект…

— Бросило?! — что-то в этом слове удивило меня и вызвало неприязнь.

— Хорошо. Как только мы избавились от Лакчами. Ты остался. Вряд ли у тебя здесь завязался роман с чьей-нибудь женой. Деньги, учитывая твою фамилию, тоже не могли стать проблемой. Даже если бы тебя сюда отправил собственный отец, чтобы ты увидел «реальную жизнь», вся заваруха с независимостью — достаточно уважительная причина, чтобы вернуться. Я бы сделал ставку на то, что это было твоё решение и что ты, скорее всего, не в лучших отношениях со своей семьёй.

Он был грубоват, но проницателен. Никого здесь особо не интересовала моя история, и порой мне было одиноко. С момента нашего путешествия через бурю, Лассон вызывал у меня всё больше уважения, но я не был уверен, что готов откровенничать с ним.

— Возможно, — сказал я, — но тогда, может быть, вы́ мне сначала расскажете, как оказались здесь?

— Справедливо, — заметил он. — У меня ничего никогда не было. Норвальд взрастил меня, записал в армию и отправил участвовать в том бардаке, который начался в колониях после Патейской войны, как вы её называете. Когда мне надоело прибирать чужой мусор, я уволился и постарался оказаться как можно дальше от своей заботливой родины. А в Антарте неплохо платили. Мне повезло ухватить какое-никакое образование, поэтому я могу разговаривать с тобой на одном языке, если ты понимаешь, о чём я.

Вообще-то, я не понимал. Это было несколько двусмысленно, но я не стал уточнять.