В середине утра, когда стало пасмурно, схоларии выступили вверх. Перед ними ехала горстка вардариотов.

К девятому часу вардариоты вернулись во главе с Калиакс, военным вождем.

– Мы их нашли, – сообщила Калиакс. – Одержимых. Немертвых.

– Сколько? – спросил император.

– Тысяча. С копьями. Перекрыли дорогу. Там мост. Никто не движется. – Степнячка поморщилась. – Они очень молодые. Я подъехала близко.

– Выступаем, – решил Габриэль. – Двум смертям не бывать.

Тремя тысячами футов выше схоларии начали стрелять из роговых луков. Шесть или восемь десятков крестьян погибли, не успев пошевелиться. Остальные слитным движением опустили копья. Одного столкнули с моста, и он рухнул на камни. Прочие двинулись вперед.

Схоларии расстреливали их, постепенно отступая. Получилось великолепное упражнение в верховой езде, дисциплине и стрельбе залпами. Заняло оно всего несколько минут.

Граф Зак щелкнул плетью.

– Мы очень хороши, – сказал он, будто извиняясь.

– Мы очень хороши в убийстве крестьян, – горько ответил Габриэль. – Такой войны и хочет наш враг. Наши враги. Ладно. Покажем им, насколько мы проворны.

Вскоре после девятого часа армия снова вышла на дорогу. Схоларии встретили второй отряд немертвых. Они выстроили каменную стену по пояс высотой поперек очередного моста. Под мостом зияла бездна.

Личный отряд Габриэля подъехал ближе, пока схоларии пытались снять всех защитников стены стрелами. Выше уже виднелись вершины двух гор и часовня, всего в полумиле.

Мост высоко взымался над бездной, поэтому стрелы почти не долетали до немертвых.

– Хорошо, у них луков нет, – заметил Майкл.

Сэр Габриэль подошел к краю провала, посмотрел вниз. Река едва виднелась в нескольких сотнях футов. Он присвистнул.

– Позвольте нам, – предложил Харальд Деркенсан.

– Идите, – серьезно кивнул император.

Третья преграда оказалась самой изобретательной. Злая воля подготовила засаду и лавину. Но Длинная Лапища обрушился на засаду сверху вместе с половиной Зеленого отряда. Это случилось за час до заката. Изюминка с мечом в руке штурмовала аббатство на перевале, и немертвые почти не сопротивлялись. Позднее нападавшие решили, что у ведущей их воли просто не было времени сосредоточиться.

Забравшись на колокольню в десяти тысячах футов над равниной Митлы, Изюминка подняла меч. Армия радостно заорала, рождая бесконечное эхо.

– Ставьте лагерь, – велел Габриэль. – Разбудите меня, когда все поедят. Сторожить будут мой отряд и гильдия оружейников.

Харальд Деркенсан застонал. Император обнял Изюминку и Длинную Лапищу. Посмотрел на Дэна Фейвора.

– На колени! – велел он. Прошептал Анне Вудсток: – Меч.

Она вытащила меч из ножен и вложила, обнаженный, в руку императора.

На вершине высочайшего перевала в мире император посвятил Дэниела Фейвора в рыцари перед всей армией. Бланш поцеловала юношу в обе щеки, так что он зарделся.

– Хорошо, что никто не защищал перевал, – бурчала Изюминка. – Я чуть копыта не откинула, а Дэна в рыцари посвящают.

Габриэль улыбнулся.

– Ты говорил, будет просто, – сказала ему Изюминка.

У нее за спиной огромную клетку, накрытую просмоленной парусиной, втащили на перевал шестнадцать лошадей. Обитатель клетки недовольно вопил.

– Пока и было просто, – ответил Габриэль. – И я все время ошибаюсь. Молись, чтобы это был последний раз.

На вершине мира наступило утро. Очень холодное утро. Но после трех суток бодрствования и после непростого подъема люди только плотнее закутывались в одеяла и крепче засыпали.

Сменились караулы. Сотни измученных альбанцев рухнули спать, а на посты заступил Белый отряд. Вереница телег уже тряслась по дороге к перевалу.

Отец Давид и два этрусских священника отслужили заутреню в часовне аббатства. Под ними, на перевале, горели костры. Тянуло паленым мясом. Арьергард с помощью Петрарки и Мортирмира избавлялся от мертвецов.

Вспышки отработанной герметической силы разлетались во все стороны.

Габриэль только что закончил дела. Его шатер стоял на каменной площадке размером шесть футов на два. Никомед бросил на пол соломенный тюфяк и сам же захрапел на нем.

И тут Габриэль почувствовал пульсацию силы.

Если бы кто-то сейчас бодрствовал, он увидел бы, как лицо императора дрогнуло то ли в улыбке, то ли в оскале.

Началось. Пришла пора колдовства.

К обеду проснулись не все. Аббатство было надежно укреплено, и дров в нем оказалось много. Люди могли бы удерживать перевал, пока не кончится еда.

Император встал только поесть и прочитать письма. Кронмир казался старше на два десятка лет, как и все остальные. Изюминка выглядела на все пятьдесят. Майкл, казалось, так и не излечился от кашля.

Габриэль съел вареное яйцо, колбаску и выпил гипокраса. Пока он ел, пришли Мортирмир с Петраркой. Они изучили карту и все письма, принесенные Кронмиром. А потом согласились подождать еще один день. Отправили почтовых птиц.

Вечером встали уже почти все. Съели ужин. В двухстах милях на северо-западе Павало Пайам удерживал свои укрепления. Когда он отбил четвертую атаку, на востоке загорелась красная полоса рассвета. Его философы запалили лес с двух сторон от войска, и Пайам ускользнул в дыму.

Некромант реагировал медленно. Ему приходилось следить слишком за многим. Его войска запаздывали.

Сначала небо окрасилось розовым, а потом над горами показался край огненного полукруга. Снег заискрился. Изюминка зачерпнула немного, пока ее половина Зеленого отряда пробиралась через ледник, нависавший над аббатством.

Императорское войско выступило в темноте. На перевал уже пришла осень, до зимы оставалось недолго. Но все же солнце по-прежнему вставало по утрам.

Император спустился к перевалу Цисна. Сказать, что его армия отдохнула, было бы преувеличением, но она двигалась со всей скоростью, доступной трем тысячам людей и конному обозу.

В сотне лиг к северо-западу так же быстро двигалась им навстречу вторая армия людей – солдаты султана с Пайамом во главе.

А Тридцать четвертая почтовая птица, парящая в шести почти смертельных тысячах футов над равнинами Арле, видела десятки тысяч одержимых рабов, марширующих на запад. Она видела мужчин и женщин, лошадей и скот, двигавшихся точно между двух армий. Расстояние между этими армиями быстро сокращалось. Император вышел к северу Арле; спустившись с перевалов, он оказался на единственной дороге вдоль края ледника. Армия султана бросила обоз и поскакала на восток.

Между ними собиралась и клубилась темнота, готовящая что-то дурное.

В двухстах лигах к югу армия патриарха Рума медленно шла на север. Во Тьму.

Люди Зака рассыпались вокруг дороги, надеясь найти оленя или овцу, но не нашли ничего. Безголовый, закинувший лук без тетивы за спину, выругался и вцепился зубами в черствую корку.

– Мяса нет? – спросил Урк Моган, оглядевшись.

– Нет мяса.

Рогатая яйцеобразная голова покачнулась.

– Голоден.

– И я тоже, браток.

– Слишком много камней.

– Хлеба хочешь? – спросил Безголовый.

На закате Габриэль снова собрал капитанов. Никомед с помощниками-солдатами приготовил круглый стол, но теперь сидели кружком на камнях и пили теплую воду. Вина не было даже для императора. В сотне телег, ставших сердцем армии, оставался только хлеб.

– Я могу не пережить ближайшие часы, – начал Габриэль. – Объяснять не стану. Если я погибну, у вас есть запечатанные приказы. Но если я сделаю то, что должен сделать, идите вперед как можно быстрее. Идите, пока не упадете. Пока не дойдете до Арле. Осталось около сотни миль.

– А что с немертвыми? – спросила Жизель.

– Их не будет, – ответил Мортирмир.

– По крайней мере, мы на это надеемся, – поправил Габриэль. – Мы сделали все что могли, чтобы враг положил все яйца в одну корзину. Теперь они собрались вместе примерно в пятидесяти милях отсюда.