– Поговорите с моей женой, – вздохнул он наконец. – Ей решать.
Кронмир кивнул своим спутникам и прошел внутрь. За стойкой крупная женщина разливала вино по кувшинам.
– Госпожа?
– Чего тебе? – откликнулась она, а потом подняла глаза. – А, мессир…
– Ваш муж…
– Бесполезный пьяница! – гаркнула она. – Спит целыми днями, жрет и пьет даром. Что он вам наврал?
– Мы путешествуем вместе с неверными из Ифрикуа. Я бы хотел, чтобы ты и их обслужила. – Он положил золотой на стойку.
Трактирщица немедленно попробовала его на зуб.
– Конечно, мы рады будем принять друзей мессира. Священники все равно врут. – Она оглянулась через плечо. – А в последнее время врут еще больше.
– Что происходит на востоке? – спросил он.
В зал вошла Жизель – он узнал ее по шагам. Трактирщица нахмурилась.
– За нами Вилано, а потом уже только холмы. В хорошие годы через перевал идут путники из Арле. А в этом году никого не было после… после битвы.
– А из Вилано кто-то был? Сегодня?
Она испугалась.
– Я знаю про Тьму.
Жизель громко задышала. Взгляд трактирщицы заметался по залу.
– Священник велит оставаться.
Кронмир переглянулся с Жизель, и та положила руку трактирщице на плечо.
– Не слушай священника. Запирай трактир и отправляйся в Верону. В Митлу не ходи.
– Кто вы?
– Ты не хочешь этого знать, – улыбнулась Жизель.
Трактирщица перекрестилась.
– Я все подам вашим неверным, заберу деньги и уйду. Мужа бросать? Жизель расхохоталась – грубым злым смехом, совсем не подходившим к ее золотым волосам.
– Только если ты его ненавидишь.
Неверные уже сидели за отдельным столом и пили виноградный сок. Они обглодали до костей шесть куриц. Жизель заказала еще мяса.
– Кажется мне, в ближайшие дни есть нам особо не придется. – Она потребовала принести несколько колбас.
Кронмир присел за стол к торговцу.
– Ты пойдешь с нами?
– Толку не будет. Я поеду на север, как и собирался, и увижу, что смогу. Но еда тут добрая. Не все продают что-то чернокожим. Мне повезло тебя встретить. – Он поклонился Жизель, которая передала ему десяток говяжьих колбас. – Вы знаете свой путь.
– Я служу Венике. Мы торгуем со всеми.
Кронмиру терять было уже нечего.
– Мой господин верит, что Некромант ушел из Ифрикуа и захватил Арле. Точнее, полагает, что это возможно.
Ухоженную бороду М’буб Али красил хной – местами вышло слишком ярко. Сейчас он задумчиво погладил ее.
– Как по мне, похоже на правду. Мой хозяин тоже так считает. В нынешнем году было четыре войны против немертвых, но Аль-Рашиди говорит, что это так, небольшие вылазки. А кто твой господин?
– Герцог Фракейский. Он станет императором, скорее всего.
– Это хорошо, – улыбнулся ифрикуанец. – Год назад известие о том, что лорды запада могут прийти сюда, наполнило бы мою душу страхом… и желанием начать джихад. А теперь любой союзник пригодится. Странные времена.
Кронмир кивнул и вытащил маленький стеклянный фиал. Ифрикуанец потряс его и улыбнулся. Вынул из пояса костяной чехольчик.
– У каждого из нас есть по три штуки, не меньше. Вы сами догадались или вам Пайам рассказал?
– Умбротская кость?
– Хм. Я ею только пользуюсь, делать сам не умею.
– Этот Аль-Рашиди, знаменитый философ, – сказал Томазо. – Магистр Петрарка с ним знаком. Могут ли они состоять в переписке?
– Если и нет, надо это устроить, – вставила Жизель. – Есть ли у кого-то письма? Госпожа закрывает свое заведение и уходит в Верону.
Все, кроме коричневого, что-то написали. Даже торговец.
Неверные собрались раньше всех. Нагрузили два тяжелых бурдюка со сладким соком, колбасы и стопку лепешек на двух мулов и поскакали на север, хлестнув коней.
К востоку от городка поля совсем опустели. Коричневый нагнал их у маленькой усадьбы, где жил городской правитель, – сейчас и в ней никого не осталось. До Вилано было меньше двух миль к востоку. Пришлось перебираться через узкую речушку, до сих пор ярившуюся, ледяную от талого снега.
Копыта громко цокали по каменному мостику. Слишком громко. В деревне не звенели колокола и вообще ничего не происходило. Не кричали петухи, не пели птицы, не лаяли псы. Кронмир заметил кошку с дохлой мышью в зубах. Следил за ней, пока она не исчезла.
Выжил ли еще кто-то?
Людей не было видно.
Кронмир раздал своим спутникам по фиалу с сероватой пылью. Они размешали ее в вине и выпили. Все четверо сразу закашлялись, порошок был омерзителен на вкус, примерно как собачье дерьмо. Кашель потом прошел, но у Кронмира теперь скребло в горле, как бывает перед простудой.
– Такая дрянь не может не действовать, – сплюнула Жизель и подвигала меч в ножнах.
Коричневый приподнял бровь и сделал какой-то знак. Кронмир кивнул, и его слуга поскакал на юг вдоль берега. Томазо Лупи проверил свой клинок и привстал на стременах.
– Думаете, мы близки к Тьме? Да простит меня господь, но на вкус это зелье как дерьмо.
– Мне кажется, мы уже во Тьме, – сказал Кронмир.
Сэр Томазо перекрестился.
– Но ведь светло.
– Это просто название.
– Метафора, – добавила Жизель.
Томазо сплюнул.
Они ехали еще два часа, шагом, чтобы не поднимать пыли. Жизель казалась неплохим лазутчиком, не нарушала строя и чувствовала, когда нужно пригнуться к лошадиной шее. Кронмир внимательно наблюдал за ней. Ее этому учили, и учили хорошо.
К вечеру все вымотались. Они отклонились от намеченного пути и поднялись на высокий холм, предвестник великих северных гор, которые этруски считали защитой от всех врагов. Когда разбили лагерь, Лупи рассказал несколько сказок времен святого Аэтия – о том, как Дикие перебрались через горы и волшебник Иль Хан дошел аж до самого Рума. Жизель смотрела на леса под холмом, а Кронмир – на нее.
С Лупи все было понятно. Он легко двигался даже в доспехах, оказался весьма начитанным и, вероятно, отлично танцевал. Рыцарь. Кронмир не нашел в нем ничего примечательного, если не считать ума и любви к чтению, редкой у солдат.
Но с герцогиней дело обстояло сложнее. Не то чтобы Кронмир ее недолюбливал или не доверял ей. Просто слишком много в ней было необычного: молодая жена старого могущественного мужа, утверждавшая, что искренне его любит. Одна из богатейших женщин мира, явно умевшая примерно то же, что и сам Кронмир. Женщина, обладавшая политической властью и все же рисковавшая жизнью в отчаянном и неумном предприятии.
Она знала, как разжечь и поддерживать небольшой костер, как разместить его в корнях дуба, чтобы дым незаметно уходил в крону. Запах можно было бы учуять, но из долины никто бы не разглядел ни дыма, ни пламени.
Сумерки во Тьме оказались еще мрачнее дня. Загудели насекомые, Кронмир с облегчением услышал, что в ветвях водятся белки.
Лупи прислонился спиной к дереву. Далеко на востоке горели огни. На западе не было ничего, кроме тьмы.
– Белки, – сказал он.
– И кошки, – добавила Жизель. – И еще кузнечики и сверчки.
Когда розовое небо потемнело и показались первые звезды, раздался громкий крик. Так могла бы кричать грешная душа, влекомая в ад.
Лупи вздрогнул и вскочил на ноги. Жизель выхватила длинный нож, которого Кронмир раньше не видел. Но он узнал этот звук и обрадовался, как другие люди радуются, наверное, при виде любимых. Он поднялся, взял свои доспешные рукавицы и пошел к центру маленькой полянки.
Огромная черно-белая птица неслась с запада. Несколько раз взмахнув крыльями, она вцепилась когтями Кронмиру в запястье и наконец уселась.
Он много лет имел дело с этими птицами, но никогда раньше ни одна из них не терлась двуцветной головой о его щеку. Бесчувственность Кронмира вошла в поговорку среди его соратников и врагов, но на животных она не распространялась. Он опустился на колени, опер руку о седло и заговорил с птицей:
– Ты очень красивая. Рад тебя видеть. Ты пересекла Тьму, малышка, так? Ты молодец. Такая храбрая и умная. – Он повернулся к костру. – Дайте колбасы.