Сердце колотилось как бешеное, вот-вот выпрыгнет из груди. Из-за страха быть пойманной я мало что понимала. В голове была одна цель – убежать, исчезнуть из гостиной как можно скорее. Где пережду, пока Воронцов протрезвеет, понятия не имею, но точно не в своей спальне.

Черт, не заметила на пути низкий табурет, зацепилась за него ногой и чуть не свалилась. Слава всему, равновесие удержала, зато больно ударилась бедром о журнальный стол. Но это все мелочи, заживет, главное – чтобы Воронцов не догнал.

Дожила, твою мать…

– А-а-й! – всхлипнула я: запястье попало в железную хватку.

Как? Как пьянющий Марат смог догнать меня трезвую?

– Отпусти, – дернула рукой, пытаясь освободиться. Но в следующую же секунду метнулась не ближе к лестнице, куда стремилась, а в обратную сторону, прямиком к Воронцову. – Ты пьяный и не соображаешь, что делаешь. Завтра ведь сгоришь со стыда, – отпихивая от себя мужчину, призывала я.

– Повтори, я сказал, – обдавая стойким запахом алкоголя, потребовал родственничек, когда ему все же удалось развернуть меня так, чтобы я смотрела ему в лицо. – Повтори!

– Да пожалуйста! – Все, мозг выключился, и возмущение с обидой выплеснулись на виновника. – Где ты шатался полтора года? Почему навещал Руслана от силы пять раз и то дольше чем на полчаса не задерживался? Бесспорно, я обязана была о муже заботиться, но и ты тоже. Тебя никто не просил Руслана водить в туалет или мыть, но поговорить-то ты мог? А ты его, родную кровь, бросил. То, что ты сейчас его вдове жесткие рамки поставил и строго блюдешь, чтобы я не дай бог кого себе не завела, так это Руслану уже до лампочки. Надо было о живом человеке беспокоиться, а мертвого интересы соблюдать ни к чему. За что?! – выкрикнула я Воронцову в лицо, но дыхание перехватило, и с первого раза фразу закончить не удалось. – Почему ты его бросил?! Почему не поддержал?!

Я сглотнула. Воронцов сжал мое горло. Он молчал, но лучше бы орал, оскорблял, пускай даже матом. Кровь в жилах стыла от его взгляда, такое ощущение было, что еще один миг и меня разорвут в клочья. Неужели в человеке может жить столько ненависти? Марат – самодур, но далеко не дурак, должен понимать, что один человек не в ответе за другого. В том, что Руслан покончил с собой, моей вины нет, и никто меня в обратном не переубедит.

Марат, явно наслаждаясь тем, как я от страха трясусь, низко склонился, свободной рукой убрал от моего уха волосы и, практически прикоснувшись губами к виску, прошептал:

– Из-за тебя, ведьма. Из-за тебя я не виделся с братом.

– Чушь! Чем я тебе мешала?

– Тем, что существовала, – зловеще ответил Марат. Он не просто близко стоял, а практически всем телом ко мне прикасался, отчего я чувствовала, что не одну меня как при ознобе колотит. Воронцова трясло так, что жутко было подумать, что же творится в его голове.

– Марат, давай утром поговорим, ты сейчас не в лучшей форме.

Мужчина выпрямился, но за горло меня как держал, так и держит, а еще опять взглядом испепеляет.

– Чтобы избавиться от тебя раз и навсегда, мне достаточно лишь пальцы напрячь. Даже не придется смотреть, как ты задыхаешься. У тебя настолько хрупкая шея, что она просто сломается.

Ждала, что после угроз последуют действия, но хватка его не усилилась.

– Зачем брать на душу грех? Скажи мне, чтобы ушла, и уже через пять минут я навсегда бесследно исчезну из твоей жизни.

Он резко нахмурился и склонил голову. Такое ощущение было, что ему больно. Плохо их-за алкоголя или приступ тошноты накатил? Если что и было, то быстро прошло. Марат поднял голову и вновь демонстрировал мне свою ненависть.

– В том-то, Настя, и проблема: удавить я тебя могу, а отпустить – нет!

Он опять зачем-то ко мне наклонился, но не к уху, как в прошлый раз. Если бы передо мной стоял не Марат, подумала бы, что меня планируют поцеловать. Но Воронцов скорее откусит мне нос, чем поцелует.

Блин, но смотрел-то упырь как раз на губы. Проверку задумал, насколько я его брату верна? Так я ее пройду с легкостью, только детородные органы родственничка немного покалечу.

– Марат! Настя! Что у вас происходит? – раздался голос Оксаны, а затем послышались ее торопливые шаги. Девушка буквально бежала по лестнице.

– Пошла вон! – не поднимая головы, грубо отослал ее Воронцов.

– Марат! – жалобно и обиженно простонала Оксана, затормозив на половине пути. – В чем я виновата, что ты на меня опять голос повысил?

– Слушай, ты, – тихо прошипела я мужчине в лицо. – Либо бросай девушку, либо относись к ней по-человечески. Противно смотреть, как ты по-свински с ней обращаешься. Много ума не надо орать на того, кто преданно заглядывает тебе в рот.

– Не за того человека переживаешь, Настена, – так же тихо и недоступно для слуха Оксаны произнес Воронцов, но горло мое отпустил, а после обратился к подруге уже более мягко: – Иди спать, я скоро приду.

Не мешкая и не задумываясь ни на секунду, я направилась к лестнице. Когда проходила мимо Оксаны, остановилась, чтобы хоть как-то сгладить в ее глазах то, что она видела.

– Твой мужчина нажрался, как последняя сволочь. Меня чуть не придушил. Рекомендую в одной спальне с ним не ночевать, для жизни опасно. Бери подушку и топай спать куда угодно, хоть ко мне приходи, но с ним не ложись.

– Да что ты, – ухмыльнулась Оксана. – Сама как-нибудь разберусь. Поняла? А еще раз увижу, что ты перед Маратом хвостом крутишь, пожалеешь, что родилась.

Я мило улыбнулась Оксане в ответ и пошла дальше. Все, она свои выводы сделала, теперь надо с ней держать ухо востро. Ведь на любую пакость пойдет, лишь бы удержать при себе свой неадекватный «мешок с деньгами».

Несмотря на опасность, что нагрянет Марат, ночь я провела в своей спальне. Искала для себя альтернативный ночлег, но, когда ходила по дому в поисках подходящего места, стало так невыносимо противно, что я решила не прятаться, а в случае чего дать Воронцову отпор. С этой целью я наведалась в хозяйственную комнату, где взяла молоток, который ночевал рядом со мной под подушкой.

Молоток не пригодился, утро настало без происшествий. Застилая кровать и доставая из-под подушки орудие самообороны, в глубине души – дикость конечно – даже пожалела, что родственник не пришел выяснять отношения. С каким удовольствием я бы ему по голове треснула, словами не передать, хотя раньше никогда человека не била. Говорят, не так-то просто кого-то ударить, кто знает, может быть, и не смогла бы как следует замахнуться и огреть Марата по темени, а потом еще раз и еще…

Ой, что-то меня не туда понесло.… Откуда взялась кровожадность? Хотя известно откуда. Поживешь с упырем под одной крышей, тоже немножко упырем станешь.

В отличие от других дней, сегодня на первый этаж спускалась чуть ли не вприпрыжку. Еще бы, ведь когда завтрак будет готов, явится Воронцов – трезвый, и вот тогда-то я и посмотрю на его бесстыжую рожу. Интересно, у него хватит смелости извиниться? Или он трусливо сделает вид, что вчера ничего из рода вон выходящего не произошло? В этом случае не поленюсь и напомню, что он вытворял. Да, отметин на шее не осталось, Воронцов, как ни странно, держал меня, можно сказать, нежно, но суть от этого не меняется. Насилие и есть насилие, даже без синяков.

На завтрак я приготовила овсяную кашу: однажды Марат упоминал, что терпеть овсянку не может, вот я и решила «угодить» ему.

Сначала в столовую прибыла Оксана. Невооруженным взглядом видно было, что девушка взвинчена и недовольна. Обычно с утра она выглядит так, словно через пятнадцать минут у нее съемка для глянцевого журнала. Может, Воронцов после обильного возлияния всю ночь храпел и спать ей мешал?

Следом за любовницей явился Марат. Судя по хмурому выражению лица, у него утро тоже не задалось, а еще заметно было, что голова у мужчины раскалывается, и его мучает жажда. Упырь, после того как со мной и Ниной Васильевной поздоровался, одним глотком жадно осушил стакан сока и попросил ему еще принести, только не стакан, а целый графин.