– Как я тебя понимаю, – не без горечи в голосе отозвалась Ирочка, представившая, как будет пересказывать Дане историю своей жизни на первом свидании. Тёма продолжил мысль:

– Мы должны друг о друге заботиться. Я готов. Что думаешь?

– Мы вернёмся к этому разговору, когда ты окончишь школу, – засмеялась Ира и покачала головой. Она потрепала мальчика по волосам и нежно добавила: – Пока я советую нам обоим думать, что мы достойны настоящего счастья. Верь в себя, мечтай о Рите, добивайся её, даже если кажется, что шансов нет. Никто не отнимет у тебя права попробовать изменить свою судьбу.

Тёма слабо улыбнулся и сполз с кровати.

– Ты права. Спасибо за совет. Пожалуйста, не плачь больше. Доброй ночи.

– Подожди, ты уже уходишь? – спохватилась Ира.

– Ты же сама сказала мне идти в постель. – Тёма легко пожал плечами. – Настроение я тебе поднял, на гитаре сыграл, душу излил, а больше я ничего не умею.

Ира раздвинула губы в хитрой улыбке:

– А как же глинтвейн?

Они пили и болтали до пяти утра, поскольку, оказывается, Тёма наварил целую кастрюлю «романтического напитка». Своим хохотом и песнями под гитару ребята разбудили Яна с Джоанной, которые мигом присоединились к весёлой компании, так что на следующий день в школу никто не пошёл.

– Значит, у тебя уже есть ухажёр, – наутро подытожил Тёма. – Красивый хоть?

– Самый красивый, – вздохнула Ира.

– Небось, ещё и начитанный!

– Идеальный.

– Теперь ясно. Давно знакомы?

– Трудно сказать, – она пожала плечами, – не то полторы недели, не то два дня.

– Обожаю такие истории!

В гостиную зашёл Ян, неся на подносе три стакана воды и бутерброды с маслом.

– Все живы? – спросил он.

– Нет, – хором ответили три тела, с видом великомучеников держась за ноющие от боли головы.

Ян поставил поднос на стол рядом с диваном, на котором отдыхала Джоанна, поцеловал её в щёку и протянул девушке стакан.

– Что я за человек? – сокрушалась Ирина. – Мало того, что сама пью, так ещё и детей своих спаиваю, как недостойно! Я ужасная опекунша.

– Ты лучшая в мире опекунша, – воскликнул Тёма и в следующую секунду недовольно схватился за простреленный похмельем лоб. Он огляделся по сторонам, оценил степень нанесённого квартире ущерба, вздохнул. – Ира, напомни мне в следующий раз не блевать в мусорную корзину с мелкой сеткой. Я же замучаюсь её отмывать.

– Доброе утро, – сонным голосом пробормотала вышедшая из спальни Кассандра, разглаживая на себе мятую ночнушку.

– Ой, Кася, а мы и забыли, что ты существуешь, – виновато усмехнулся Артемий.

– Спасибо, Тёма, за честность.

– Мы с-с-сильно вчера шумели? – робко спросил Ян.

Карась бросила на мальчика укоризненный взгляд, как следует опалила им, так что на щеках Яна Кравченко показались два алых ожога, и, удовлетворённая, принялась расчёсывать золотистые волосы.

– Из-за вас Ниченька плохо спала и ей снились кошмары, – всё-таки решила произнести женщина. – Вы орали, как резаные. Ира, я надеялась, ты угомонишь детей. В следующий раз – хоть бы из вежливости – предложили бы посидеть вместе с вами. Я что, чужая? Да, разумеется, я бы отказалась, но хотя бы из вежливости!..

Несмотря на запоздалые увещевания и извинения детей, непреклонная Кассандра удалилась в ванную, после чего, даже не притронувшись к завтраку, отправилась на работу. Ребята обрадовались добавке и, как только Кассандра хлопнула входной дверью, напали на яичницу с колбасой и сыром.

– Уважили бы Кассандру, оставили бы яичницу ей на ужин, – лениво пробурчала Ирина. – А не можете проявить должного уважения – пожалейте.

– При чём тут уважение, – прочавкал Тёма, – еде пропадать нельзя. Кася на работе поужинает.

Ира закатила уставшие глаза.

– У тебя, Тёма, совсем глухое сердце.

– У меня? А у Кассандры не глухое? Она любить не умеет. Знаешь, бывают люди, которым скажешь: «Я тебя люблю», – и они ответят: «Я тебя люблю». А бывает, говоришь человеку: «Я тебя люблю», – а он в ответ скажет: «Я тебя не люблю!» И это хороший ответ, и это хорошие люди. Потому что они о чувствах ваших беспокоятся и вам отвечают. А бывает же и так, что скажешь человеку: «Я тебя люблю», – а он возьмёт и ляпнет: «Ты почему суп не доел? Кто его за тебя доедать будет?» – или что-то подобное, но наверняка в этом духе ответит. И вот это люди нехорошие, потому что они не чувствуют и не отвечают на твою любовь. Они её игнорируют. Вот Кассандра из последних.

– Да? – возмутилась Ирина. – А ты из каких?

Сытый Тёма, не считавший необходимым поделиться яичницей с братом, ответил Ире смачной отрыжкой.

Оставшуюся часть дня семья провела дома, каждый в своей постели. Пили чай. В два часа вышли на прогулку. Вечером сыграли в карты. Спать легли рано все, кроме Ирины. Весь день Ира была как на иголках, вертясь и кусая губы, не находя себе места – ждала Даниного звонка. Раза четыре ей звонили по поводу долгов, ещё два раза – Кассандра, которая сначала пожаловалась на невоспитанность близнецов, а потом предупредила, что купила молока и в магазин идти на выходных не нужно. Скучные голоса. Скучные разговоры. Ира теперь и от звонков коллекторов не вздрагивала. Ей хотелось услышать по телефону что-нибудь о любви или о её зарождении. Она договорилась с собой, что впредь никакая другая тема её волновать не будет. Только любовь. С этой мыслью Ира закуталась в одеяло и заснула, и ей приснился Данин звонок, его тёплый голос, которым он назначил ей свидание в кафе на Московском проспекте. «Ты сможешь в пять часов? – звучал виолончелью его убаюкивающий тембр. – Или лучше позже?»

– Замечательно, – пролепетала Ирина, сладко зевнув.

– Видно, у тебя был насыщенный день, – с улыбкой прошептал Даниил. – Отдыхай. Спокойной ночи.

Ира открыла глаза и обнаружила в руке телефон.

– Ой! – она стыдливо вскрикнула, протёрла сонные веки и поглядела на незнакомый номер абонента. – Даня, это ты? Я думала, ты мне снишься. Даже не помню, как трубку взяла.

Собеседник умилённо выдохнул и произнёс:

– Я до сих пор думаю, что ты мне снишься. Значит, в среду в пять?

– Да, да! Повтори, пожалуйста, где. Я дремала.

– Давай я перезвоню тебе утром, – улыбнулся Даниил. – Не хочу нарушать твой сон.

Ирина согласилась и повесила трубку, но сон к ней так и не вернулся. Она ворочалась в постели, улыбалась, закрывала пурпурное лицо ладонями и учила наизусть номер Дани.

«Разве может что-то волновать сильнее любви? – думала Ира. – Разве должно волновать что-то, кроме неё?»

***

Первый день ноября гризайльный Петербург отметил пятиградусным морозом. Деревья, дрожа от холода, изо всех сил старались удержать на полуголых ветвях последние бурые листья. Солнце взяло выходной и попросило не гасить фонари даже в час дня, когда наверняка должно было рассвести. Петербуржцы спасались от тоски чтением скандинавских сказок, цветными шарфами, глинтвейном и посиделками в тёплых кафе, которые уже начинали украшать к Новому году электрическими гирляндами и скидками на имбирное печенье. В одном из таких кафе сидели Ирина и Даниил, грели ладони о кружки горячего какао и знакомились, по очереди задавая друг другу вопросы.

– Ты из Петербурга? – спросила Ира.

– Я родился и вырос в Сургуте, а в Петербург приехал учиться шесть лет назад.

– Как интересно! А я петербурженка.

– Это видно сразу, – улыбнулся Даниил, – по твоему воспитанию. Такой прямой осанки в Сургуте не сыскать.

Ирина улыбнулась в ответ.

– Моя очередь задавать вопрос? – спросил Даня.

– Да.

– Ты играешь на музыкальных инструментах?

– Немного на фортепиано. Какой твой любимый поэт?

– Маяковский.

– Маяковский! – озадаченно воскликнула Ира, решив ненадолго остановиться на теме поэзии, и молодые люди поговорили минуту-другую о Серебряном веке. Затем снова была очередь Даниила.

– Тебе нравится осень?

– Нет. Сыро. Ты бывал за границей?

– Никогда. Ты любишь сладкое?