– Поговорите со мной, – пробормотал Джонни, сам испугавшись силы охвативших его чувств.

– Это не вы напугали меня… Я сама себя напугала, – наконец прошептала она, ухватившись за спинку стоявшего рядом стула и пытаясь унять дрожь в ногах. Элизабет уже не удивлялась тому, какой огромной привлекательностью обладает этот человек, поскольку ей еще никогда не приходилось трепетать при одном только виде мужчины. Уж это она знала наверняка, насмотревшись на десятки женихов, которых приводил в дом ее отец.

Она никогда не трепетала, никогда.

И сердце ее никогда не билось так, как сейчас.

И жар, от которого раскраснелось се лицо, был вызван другим жаром – горевшим внизу ее живота.

Причиной, вызвавшей этот жар, был Джонни Кэрр.

Прежде чем посмотреть ей в лицо, он некоторое время разглядывал ее маленькие руки, вцепившиеся в резную спинку стула.

– Позвольте, я поддержу вас? – спросил он, протягивая к ней руку.

Еще ни один мужчина никогда не обращался к ней с такими словами. Ни один мужчина не предлагал ей нежность и поддержку. Как и большинство других женщин, она была просто продана по самой высокой цене, которую за нее предложили, хотя брачные договоренности и облекались в более куртуазные эвфемизмы.

– Я не причиню вам вреда, – тихо проговорил он, подходя и отцепляя ее пальчики от обрамлявших спинку стула резных головок святых.

И она верила ему. Верила, несмотря на то что, когда ее ладонь оказалась в его руке, он не торопился отпускать ее. Он возвышался над ней подобно башне – знаменитый воин Приграничья, флибустьер в башмаках с драгоценными пряжками и изысканном наряде.

– А я и не боюсь, что мне причинят вред, – тихо ответила Элизабет, подняв к нему лицо, чувствуя, как его рука согревает ее ладонь. Ее зеленые глаза улыбнулись ему из-под густых ресниц. – Я боюсь, что меня забудут.

Джонни по-мальчишески задорно улыбнулся в ответ. Растрепанные волосы обрамляли его орлиное лицо. Небрежным жестом он откинул их назад, и Элизабет впервые увидела в мочке его уха маленькую золотую сережку.

– Я никогда не забуду. – Он сказал это обычным тоном, как мальчик, уверяющий маму в том, что он будет хорошо себя вести.

Ей понравилась простота его ответа. Она вселила в Элизабет некоторую уверенность, хотя на какую-то долю секунды в голову ей пришла отнюдь не романтичная мысль о том, как бы она отреагировала на иной ответ при том неудержном желании, которое она в данный момент испытывала.

– Вы очень галантны, – ответила она, прикоснувшись рукой к черному бархату его бровей. – Я давно хотела это сделать, – добавила она с такой же откровенностью и простотой, с какими до этого говорил он сам.

– Это лишь начало, – заметил Джонни, улыбаясь еще шире. На бронзовом лице его белозубая улыбка показалась ей ослепительной. – Что же касается меня, то я давно мечтал увидеть вас лежащей вон на той постели, – продолжал он низким и мягким голосом, еще крепче сжимая ее руку в своей.

Без всякого кокетства и ханжества Элизабет ответила:

– В таком случае вам придется остаться здесь на ночь. – В этом танце она невольно оказалась ведущей.

Сама того не зная, Элизабет Грэм предлагала ему рай, но Джонни не торопился сорваться с поводка. Рывком притянув ее к себе, он наклонился к ее лицу и в тот момент, когда их губы встретились, прошептал:

– С удовольствием…

Губы Элизабет были сладкими на вкус. Как он и предполагал.

А Элизабет подумала, что от его губ исходит аромат наслаждения, двадцати пяти лет и… чуда. От него слегка пахло рейнвейном, и, когда она сказала ему об этом, он предложил налить чуть-чуть и ей. Уже опьяневшая от жгучего желания, она отказалась.

Знаток в подобных вещах, Джонни понял: у нее никогда не было любовников – в этом он мог бы поклясться, и сознание этого довело бушевавшую в нем страсть до точки кипения.

У них не было времени на романтичные поцелуи или традиционные предварительные заигрывания. Наоборот, ему надо было торопиться, поскольку она, изнемогая от страсти, прошептала:

– Я больше не могу ждать.

Джонни тем временем расстегивал ворот ее парчовой, отороченной мехом накидки. На мгновение остановившись, он наклонился и поднял Элизабет.

Пока он нес ее к постели, юная женщина, крепко прижимаясь к нему, покрывала его лицо поцелуями, не задумываясь о том, что он может счесть ее бесстыдной. Ей еще никогда не приходилось ощущать под своими руками силу молодого мускулистого тела, и, чувствуя его мощь, Элизабет впервые и без остатка отдавалась этому пьянящему дурману.

Достигнув кровати в три больших шага, Джонни уложил ее на вышитое покрывало и кружевные подушки, опустился на нее, поскольку она никак не разжимала рук, обвивавших его шею, и, мягко стараясь освободиться от ее объятий, стал нежно целовать ее глаза.

– Я никуда не ухожу, – ласково проговорил он, услышав, как она застонала, не в силах перенести то, что ей казалось потерей. – Я здесь. Я остаюсь… – И в этот момент он снова подумал о том, насколько же она была обездолена за годы своего замужества.

– Помоги мне, – прошептала она, содрогаясь от желания, позабыв о стыде и гордости, измученная страстью к этому мужчине, который забудет о ней уже через неделю. Не в состоянии думать ни о чем другом, она хотела только одного: ощутить его внутри себя.

– Мы поможем друг другу, – выдохнул он. Их лица касались друг друга, и он нежно обводил кончиком пальца контуры ее губ. Джонни отбросил в сторону парчовую накидку и стал осторожно освобождать Элизабет от ее многочисленных одеяний. Когда его пальцы нежно пробежали по ее бедрам, она застонала и кончила.

Плохо! Не так, как хотелось!

Слезы наполнили ее глаза.

– Не плачь, – ласково сказал Джонни. – В следующий раз все будет замечательно…

Услышав его слова, Элизабет распахнула ресницы и посмотрела на него своими зелеными глазами так, словно только что узнала его.

– Да-да, дитя мое, будет еще и следующий раз, – тихо проговорил Джонни, чувствуя себя на целую вечность старше этой женщины, к которой не прикасался еще ни один мужчина и которая не знала ровным счетом ничего. И словно в подтверждение своих слов он нежно провел пальцами вверх по ее бедрам.

– Здесь никого нет – только ты и я. И нет никаких правил.

Его мягкий голос обволакивал и убаюкивал ее, его рука, лежавшая внизу ее живота, заставляла Элизабет забыть все, что обычно воспитательницы внушают юным девочкам о чистоте и распутстве, об искушении и смиренности.

– Для тебя никогда не существовало правил, – пробормотала она. Ее огромные глаза были наполовину прикрыты от желания, которое вновь стало заполнять ее тело. – У меня не очень много опыта в этом.

Будь Джонни чуть менее вежлив, он бы ответил, что у нее вообще нет никакого опыта, но, как ни странно, именно это возбуждало его сильнее, чем это могла бы сделать искушенная в любовных забавах Джанет Аиндсей.

– Ну что же, – тихо сказал он, – в таком случае нам не остается ничего другого, как исправить это положение.

– Не хочу быть послушной ученицей. – В ее голосе прозвучала едва заметная нотка вызова, и Джонни подумал, сколько раз на протяжении ее жизни ей приходилось подчиняться чужой воле.

– Можешь остановить меня в любой момент, когда пожелаешь. Я – не эгоист. – Джонни произнес это с улыбкой. – Если ты не возражаешь, моя дорогая Элизабет, на сей раз мы не будем торопиться и станем продвигаться вперед понемногу.

– Я должна извиниться? – Теперь она тоже шутила, и из се взгляда исчезла вся серьезность.

– Никогда не извиняйся в постели – это правило первое и единственное, которое я признаю. Ну ладно, мы не станем торопиться в следующий раз…

Спустя некоторое время, приподнявшись на локтях, она обрушила на его лицо целый водопад поцелуев, которые сопровождались потоком произносимых задыхающимся шепотом благодарных слов. А он лежал на ней и наслаждался этими поцелуями, тем, как она обнимает его и гладит его спину. Единственное, о чем он думал, – это о том, что, к счастью, до рассвета осталось еще очень много времени.