«Могу просто так помочь».

Я недовольно хмурюсь.

«Слишком жирно. Давай «Хершиз»7 хоть куплю».

Джин закатывает глаза.

«Если только карамельный».

Я поднимаю глаза на Долан и каменею.

Женщина подозрительно щурится, а я лишь глупо ухмыляюсь, подставив под щёку кулак и ожидая, когда она переведёт взгляд в другую сторону.

«Чёрт, я такой в последний раз в Хаскисе десять лет назад видел».

Джин собирает свои листы в кучу и подписывает работу.

«Поищи на Нильском. Супермаркет «15\86» вроде называется».

Девчонка встаёт из-за парты и направляется к мадам Долан.

Та оценивающе всматривается в предложенные ей бумаги и забирает их.

Мой чистовик абсолютно чист.

Задания контрольной и домашку я несу один из последних, и «мои» работы Долан принимает совсем под звонок. Преподаватель сразу же замечает замазку на листе с домашней работой и недовольно хмыкает.

– Похвально, – фыркает мадам Долан и прячет работу.

Я ухожу от неё с горящим чувством стыда и вины.

Джин уже собрала вещи и ждёт, когда толкучка у дверей кабинета рассосётся. Я стою рядом с ней, и мне становится ещё хуже. Когда мы выходим в коридор, девчонка замечает, что у нас ещё пара общих уроков и с сарказмом строит догадки, стоит ли ей красть меня у Виктора и в последующие разы.

Джин рассказывает ещё одну чрезвычайно интересную вещь – перед ней извинился сам Андре Стюарт. Правда, произошло это не вживую, а лишь в диалогах «Инстаграм». Текст его извинения был скомканным, но девчонка нашла в его словах толику искренности – парень действительно жалел о своих словах и действиях. После, получив прощение, он даже подписался на Джин, из чего та сделала вывод, что, скорее всего, он – её фанат.

Я не могу долго держать все эмоции в себе.

– Джи…

– Ой, подожди, – подруга перебивает меня и смотрит вдаль. – Виктор Полански!

Среди толпы школьников мы быстро пробиваемся к нашему русскому другу. Джин обсуждает с ним случившуюся беду и спрашивает, как быть со сборником и когда он собирается делать очередную домашнюю работу. Виктор торопливо объясняет, что, если сама Джин не против, то он сделает домашку сегодня вечером и наверняка – если не стопроцентно – встретится со мной, чтобы передать сборник. Мне же быть почтальоном проще всех, ведь я каждый день вижусь с Полански, живу в одном доме с Джин Бэттерс и совсем, совсем не имею своих дел.

Виктор обеспокоенно поглядывает на меня в течение всего диалога.

Затем он говорит, что очень хочет курить и, извинившись, оставляет нас наедине.

Джин тут же поднимает на меня глаза:

– Ты что-то хотел спросить?

Мы сворачиваем на лестничную клетку и слышим звонок на начало урока. На лестнице резко становится пусто и тихо – даже дыхание отдаётся эхом под потолком.

– Боже, нам ещё на третий этаж тащиться, – саркастично выдаёт девчонка, закинув голову вверх. – Мои лёгкие курильщика не выдержат.

Её ступни уже становятся на первые ступени, и я резко хватаю девчонку за руки. Джин сразу поворачивается. Мы неотрывно смотрит друг другу в глаза на протяжении долгого времени.

У меня не хватает смелости сказать всё, что действительно хочется.

Я туплю взгляд в пол и замечаю книгу в её второй руке.

– Дашь «Бойцовский клуб» почитать?

Её руки такие мягкие.

Джин непонимающе ведёт бровью, но потом тепло улыбается.

Она отводит взгляд первая.

Я замечаю легкий румянец на её лице.

– Ты не читал «Бойцовский клуб»? – спрашивает она.

– Нет, – с трудом продолжаю я. – Я мало читаю что-то, кроме… сценариев, анализов, статей… Просто это мой любимый фильм.

– Конечно, – говорит она и отдает книгу мне в руки.

Это явно не то, о чём я хотел ей сказать.

– Спасибо кстати, – бормочу я.

Джин улыбается:

– Да пожалуйста, – отвечает подруга. – Вернешь как прочитаешь.

– За математику, – уточняю я. – Спасибо за математику.

Я выпускаю её руки из своих и прижимаю девчонку к себе.

Джин не сразу понимает, что к чему, и я попросту жду её ответной реакции.

Физика совсем вылетает из головы. Проходит минута, две, четыре – это уже не столь важно. Время принимает отрицательный вектор и абсолютно не имеет смысла больше.

Мурашки бегут по коже, и вовсе не от испуга.

Джин обнимает меня ещё крепче и не собирается отпускать.

В первый майский день, среду, я пришёл в школу с чувством какого-то странного ожидания и на первом попавшимся плакате нашёл ему причину.

Сегодня состоялась «Книжная ярмарка» в спортзале.

Скучное название скучному мероприятию.

Я не был противником литературы, да и особым любовником её не являлся. Трепетной нежностью к книгам проникся Виктор. Он мог часами застревать в книжных магазинах и внимать лишь аромат печати, а когда дело доходило до её изучения, Полански можно было в принципе оставить в покое.

По началу зрелище было романтичным, но потом дико надоедало.

Но даже Виктор, явный романофил и книгоман, считал школьную ярмарку поистине скучной. В российских школах такого нет, и все надежды Виктора, строящиеся планы и мечты были разрушены в миг на первом же мероприятии.

Ассортимент от магазинного не имел отличий, цены – завышены до крайностей, да и обещанные «различные сети книжных» приезжают с одинаковым товаром. Единственное, за что мой глаз зацепился в прошлый раз – небольшой столик со стопками комиксов, напечатанных на домашнем принтере, и их художник, сидящий за ними седовласый мужчина в рубашке в клетку.

Оказалось, что он живёт в соседнем городе и учился в нашей школе.

Его комикс я так не купил, а имени узнать не успел.

«Книжную ярмарку» спонсировал родительский комитет, любящий, видимо, бесполезно тратить свои деньги и время своих детей. Наверное, проблема была даже не в родителях, а в отсутствии полноценных возможностей – мы, вообще-то, не в Лос-Анджелесе живём.

Хотя до него около десяти миль езды.

Самая страшная часть в «Ярмарке» – обязательная.

Каждый ученик старшей школы города Прэтти-Вейст должен посетить данное мероприятие хотя бы на два часа. Обычно «Ярмарку» устраивали вместо последних двух уроков, поэтому – либо читай книги, либо помирай со скуки.

Совсем умирающих отпускали и через час.

Возможно, вся суть «Ярмарки» проходила мимо моих глаз благодаря интроверсии и необщительности. Возможно, нужно было смотреть не на книги, а на их продавцов. Возможно, такие мероприятия просто не в моём вкусе.

Возможно, «Ярмарка» действительно была скучной.

Свои последние часы учёбы я проводил в классе искусств – смывал красное масло с рук и вычислял, какие уроки из жизни я выпускаю.

Последние занятия в среду я либо прогуливал, либо посещал через силу.

Физкультура и информатика.

– Кошмар, – с ужасом тяну я. – Я же пропущу физкультуру.

Физкультуру я не посещаю, кстати, уже второй месяц.

Виктор начинает дико хохотать.

Девчонка, стоявшая рядом с нами, громко хмыкнула и попросила освободить место у раковины – у неё была гора кистей. Мы садимся с Виктором на подоконник. У меня всё ещё красное масло на руках, у Полански – зелёная полоска акрила на носу.

Мимо нас проходит мистер Лоудер, учитель искусства, и усмехается.

– Попробуй оливковым маслом дома смыть, – Лоудер осматривает мои руки, а затем поднимает взгляд на Виктора. – А ты – спиртом.

Мы киваем и загадочно хихикаем, наблюдая за уходящим Лоудером.

– Спи-иртом? – хитро тянет Виктор и оборачивается ко мне. – Не хочешь мне помочь?

Я ухмыляюсь:

– О-очень хочу.

Художественный класс значительно отличался ото всех остальных кабинетов в нашей школе – в нём было что-то своё, душевное и спокойное. Наверное, из-за большого количества предметов из тёмного дерева и развешанных по всему кабинету картин здесь было так уютно и так по-домашнему.