9 мая Большой полк «против города Рублева» случился с Рязанским и Новгородским разрядами. Выступив 10 мая, войско прошло 8 верст и разбило лагерь в верховьях речушки Свинковка. 13 мая (у Гордона — 12 мая) объединенная армия пришла на Коломак, переправившись через реку «против Полтавы» на следующий день. Здесь, по наблюдению Гордона, войско имело хорошие запасы травы, леса и воды. Далее марш шел в междуречье Коломака и Ворсклы. В своей отписке 14 мая Голицын писал в Москву, что по царскому указу ожидает высланный в полк образ Донской Богоматери (о его отправке см. подробнее в главе 10 с. 441–442). Он жаловался, что это замедляет поход: «того образа ожидаю и для того иду в пути медленно и походу нашему чинитца от того мотчание… — А время нам, холопем вашим, приспело поспешать в предприятой путь». Голицын сетовал, что гетман Самойлович «присылает… безпрестанно, что случатца ему с нами и итит в поход без замедления»[304]. 15–18 мая войско вновь простояло на месте, в том числе из-за праздника Св. Троицы[305], а также по причине общего смотра войск, устроенного 16 мая (см. об этом выше). В. В. Голицын в очередной отписке вновь недовольно сообщал о своем стоянии в обозе до 19 мая за Коломаком в ожидании иконы. Он нервничал, что от посланного с Донским образом Жирово-Засекина до сих пор нет вестей[306]. «Изволь донесть, что в той посылке?» — недовольно восклицал по поводу указанной миссии Голицын в грамотке своему соратнику Ф. Л. Шакловитому в Москву[307]. 16 мая Голицын, вновь жалуясь на «мотчание», сообщал, что отправил Л. Р. Неплюева к И. Самойловичу, чтобы разрешить охватившее гетмана «сумнение» из-за задержки марша. Самойлович, располагавшийся с войском в 30 верстах от русского лагеря (в Новых Санжарах), нарекал через своих посланцев, что войску от долгого стояния на одном месте не хватает конских кормов, и интересовался причинами промедления[308]. Неплюев, помимо ряда текущих вопросов, должен был подтвердить гетману намерение Голицына послать гонца к хану и вручил список с грамоты, которая будет отправлена в Крым. Самойлович ответил, что напишет от себя к хану, опираясь на его содержание[309].
19 мая армия, пройдя «около 2 черкасских миль»[310], разбила лагерь у верховья р. Томлик, «что впадает в Ворсклу в полутора милях[311] ниже Полтавы» (видимо, р. Тагамлык). В этих местах все еще были обильные запасы воды, но уже трудно было достать дерево. 20 мая войска двинулись в путь, перейдя через два истока р. Липянки (приток Орели; впадала в нее недалеко от Нехворощи). Поменяв направление марша, армия двинулась на юг, добравшись до р. Орчик. Здесь на привале уже была выставлена вооруженная охрана: Гордон пишет, что от каждого полка выделили по 100 «мушкетеров» и орудию. Заставы окружали лагерь на расстоянии 300 сажен. Каждый пост был прикрыт рогатками. Движение ускорилось: за 19–20 мая было пройдено более 30 км (4 «черкасских» мили), а за 12–13 мая — 18 верст (около 20 км)[312].
24 мая армия Голицына пришла к р. Орели. Главнокомандующий сообщал в Москву о намерении переправиться через реку и уже там «ожидать чюдотворного пресвятые Богородицы образа». Он вновь раздраженно подчеркивал, что это ожидание замедляет продвижение войска, в которое царский посланец — князь Жирово-Засекин до сих пор не прибыл[313]. Вообще в отписках Голицына этого периода сквозит нескрываемое раздражение организованной Софьей акцией в поддержку своего фаворита. Посылка иконы оказалась медвежьей услугой, очевидно замедлявшей марш на Крым, и в своих отписках главнокомандующий ясно давал это понять.
27 мая к лагерю русской армии у р. Орели наконец-то прибыл князь Жирово-Засекин в сопровождении архимандрита Донского монастыря Никона. На следующий день, за полторы версты от ставки главнокомандующего, протопоп Захарий с остальным духовенством встречал присланные реликвии «с животворящими кресты и со святыми иконы». За ним шел В. В. Голицын с товарищами и сходными воеводами, московскими чинами, начальными людьми и рядовыми разных полков, которые встречали Донскую икону и мощи св. Георгия, как писал главнокомандующий, «с великим усердием и радостию, а многие со слезами, моля у Господа Бога и у ней, пресвятой его Богоматере о победе над неприятели креста святого». Приняв икону и мощи, протопоп и священники торжественно, «с молебным пением» препроводили их в полковую церковь, где был отслужен молебен о здравии великих государей и о победе «над враги креста Христова». Во время службы была освящена вода, которой окропили «знамя великих государей», а также полковые и ротные знамена, «всяких чинов ратных людей, так же наряд и всякие полковые припасы». Позднее Жирово-Засекина Голицын отпустил в Москву, а архимандриту Никону с прибывшим духовенством велел быть «при образе»[314]. В день приезда Жирово-Засекин объявил ратным людям о царской милости и торжественно вручил В. В. Голицыну, остальным воеводам и их товарищам привезенные мечи, палаш и сабли. К Самойловичу вручать меч и объявлять казакам о царской милости Жирово-Засекин ездил отдельно[315]. Однако чувство раздражения миссией Жирово-Засекина не оставило Голицына, несмотря на внешне торжественный прием царского посланца. «А Засекин у нас зело поступал спесиво и хотел делать прихоти, толко я ему мало чего спускал», — писал главнокомандующий Шакловитому[316].
28 мая, как отмечается в описании пути Донской иконы (фактически статейном списке Жирово-Засекина), войско Голицына начало переправу через Орель, переправлялось два дня, 30-го числа пришло на р. Чаплинку (в тот же день состоялась переправа через нее), куда пришел и Самойлович. Голицын поехал к гетману, где «ближняго боярина встретили гетманские дети Григорей и Яков с компаниею за пять верст, а гетман Иван Самойлович з генералною старшиною и с полковники в ратном ополчении за две версты и приятно и любовно меж собою увиделись и переговоря, гетман поехал к себе в обоз, а боярин и воевода стал ставитца на стан». В тот же день русские военачальники ужинали у Самойловича «в великом приятстве и между собою в согласии». На этой встрече решено было двинуться к р. Самаре на следующий день. 31 мая обозы «рушились на первом часу дня»[317]. За 20 верст до Самары, в районе р. Кильчени, войско начал донимать зной. Сама река полностью пересохла от жары и для добычи воды войску пришлось копать колодцы глубиной в аршин (ок. 70 см). Через Самару армия переправлялась 4–7 июня по 12 наведенным мостам, пропускавшим две телеги в ряд. Пока войска готовились к переправе и переходили реку, русские военачальники и казацкая старшина приглашали друг друга на обеды. 3 июня гетман обедал у Голицына. Хозяин и гости пили заздравную чашу за государское здоровье, а в это время в лагере Большого полка дали троекратный залп из полковых орудий. 4 июня бояре и воеводы обедали у ахтырского полковника И. Перекрестова, а 5 июня — у полтавского. Теперь во время осушения «государевой чаши» трижды палили казацкие пушки. 7 июня Самару перешли последние отряды: роты московских чинов во главе с Голицыным[318]. Украинские источники несколько нарушают идиллию русско-украинской дружбы, отраженную в русских источниках, использованных А. Востоковым. По сообщениям «Летописи Самовидца» и доноса на гетмана, полки Самойловича переходили реку первыми и по каким-то причинам спалили за собой мосты, построенные служилыми людьми Севского разряда. Это стало причиной инцидента («спора») между гетманом и русским командованием, а также замедлило переправу[319].
