В последние полтора десятилетия отечественная историография переживает взрывной рост исследований, посвященных войнам и военному делу в России раннего Нового времени. Особенно это касается судьбоносных событий середины XVII в., когда Русское государство оказалось вовлечено в конфликты практически со всеми крупнейшими странами региона — Речью Посполитой и союзным ей Крымским ханством (война 1654–1667 гг.), а также Швецией (война 1656–1658 гг.). Появляются новые исследования и по военным событиям эпохи Смуты, Смоленской войны и Русско-турецкой войны 1672–1681 гг. Основная часть их посвящена детальному описанию отдельных кампаний, но встречаются и обобщающие работы[1]. Нельзя сказать, чтобы подобный научный интерес, отражающий в том числе и запросы современного российского общества, совсем не затрагивал «последнюю» войну Московского царства — Русско-турецкую войну 1686–1700 гг., однако внимание исследователей к данной теме на фоне остальных военных конфликтов следует признать явно недостаточным.

И дело здесь даже не в задачах изучения частных событий указанной войны, которые постепенно решаются отдельными исследователями. Основной лакуной, на наш взгляд, является отсутствие концептуального осмысления войны как целостного военно-политического процесса от момента заключения Русским государством союза с Речью Посполитой 1686 г. до подписания Константинопольского мира 1700 г. В отечественной науке это противостояние до сих пор дробится на отдельные крупные кампании: «бесславные» Крымские походы 1687 и 1689 гг. В. В. Голицына и «удачные» Азовские походы 1695–1696 гг. Петра I. Одной из очевидных причин этого является устоявшаяся традиция противопоставления «петровского» и «допетровского» периодов истории России, водораздел между которыми как раз проходит по рубежу конца 1680-х — начала 1690-х гг. И хотя общее понимание того, что юридически Россия находилась в состоянии войны с Османской империей и Крымским ханством все эти годы, несомненно, присутствует во многих работах, в том числе современных, оно мало влияет на сложившуюся историографическую традицию.

Само представление о данной войне в научном и общественном сознании, отраженное в таких системообразующих сводах человеческого знания, как энциклопедии, словари и учебные пособия, долгое время было (а частично и остается) весьма нечетким и противоречивым. В изданиях XIX — начала XX в. военные операции 1687–1689 и 1695–1696 гг. определялись исключительно как локальные события. Крымские походы объяснялись ответными действиями на нападения татар, Азовские — пониманием Петром важности владения Азовом и желанием получить выход к морю «по кратчайшему направлению»[2]. События же войны Священной лиги с Турцией 1683–1699 гг. никак не сопоставлялись с действиями России. Впервые о взаимосвязи боевых действий различных государств против Османской империи сказано в обобщающей статье «Турецкие войны России», написанной А. Василенко для «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона. Автор прямо указал на «присоединение России к священному союзу против турок» и на ее обязанность после заключения Вечного мира с Речью Посполитой вступить в войну и напасть на Крым. Действия Петра против Азова соотнесены с «исполнением священного союза», а поездка в Европу, переговоры в Карловицах и подписание Константинопольского мира представлены звеньями единой цепи событий[3].

В советский период авторы словарных статей постепенно перешли к системному описанию самой войны 1686–1700 гг. Так, в первом издании «Большой советской энциклопедии» в разделе, посвященном русско-турецким войнам, в перечислении действий русских правителей упоминается, что Петр I «продолжал неоконченную Софьей войну с Турцией»[4]. Первое же выделение конфликта в качестве самостоятельной «Русско-турецкой войны 1686–99 гг.» состоялось в 1969 г. в «Советской исторической энциклопедии»[5]. Аналогичное описание обнаруживается в «Советской военной энциклопедии» 1980 г.[6] «Русско-турецкую войну 1686–1700 гг.» видим в новом справочнике по военному делу[7] и электронной версии Большой российской энциклопедии[8].

Подобная эволюция словарно-энциклопедических дефиниций определенным образом свидетельствует о формировании общественно-научных представлений о войне как о целостном феномене, пусть и в самом общем, справочном, виде. Это, как представляется, дополнительно свидетельствует о необходимости появления комплексного научного описания ее событий, тем более что как факт российской истории война до сих пор отсутствует в специализированных учебных пособиях. В качестве примера можно привести новейшее издание книги «Военная история России», где упоминаются лишь Крымские и Азовские походы, а о самой войне — не сказано ни слова[9].

А. И. Филюшкин — известный отечественный специалист по истории Ливонской войны 1558–1583 гг. — отмечал, что ее изучение идет путем накопления «критической массы» работ, позволяющей изложить в обобщающем фундаментальном труде новую концепцию предмета исследования[10]. Однако, учитывая историографическую специфику избранной темы, авторы настоящей книги решили пойти иным путем, видя свою основную задачу в формировании целостной картины войны 1686–1700 гг. на основе комплексного описания и анализа событий, происходивших на разных театрах военных действий. При этом, что важно подчеркнуть, многие из них, включая походы на Крым, Азов и днепровские городки, рассматриваются с привлечением значительного количества малоизвестных либо не введенных в научный оборот источников. Предложенная работа, таким образом, сочетает и концептуальное обобщение, и новый фактический материал и поэтому может стать дальнейшим импульсом для более детального исследования отдельных кампаний Русско-турецкой войны и связанных с ней событий политического или экономического характера.

Изучение Русско-турецкой войны 1686–1700 гг. как единого процесса может способствовать преодолению ее недооценки в историографии. Например, в сравнении с Северной войной 1700–1721 гг., начавшейся немедленно после подписания мира с Портой. Между тем война 1686–1700 гг. продемонстрировала не только исключительно военные, но и военно-экономические и военно-организационные возможности, которых достигло в своем развитии Московское царство первых Романовых и которые потом подверглись фундаментальной трансформации в ходе Петровских реформ. С другой стороны, война, несомненно, повлияла на систему взглядов самого Петра I, и в первую очередь — касавшихся вопросов внешней политики и военного строительства. Именно в ходе нее он получил первые навыки ведения боевых действий, а также опыт реализации крупных инфраструктурных проектов, в дальнейшем пригодившийся в ходе Северной войны. Достаточно вспомнить, что одним из итогов данной войны стало создание военно-морского флота. Кроме того, в те годы Россия впервые в своей истории выступила членом международной коалиции — Священной лиги. Важность этого опыта для российской дипломатии трудно переоценить.

В связи с этим в рамках основной исследовательской задачи авторы не замыкаются лишь на описании военных действий, но и затрагивают, по возможности, военно-мобилизационные усилия, логистику, специфику малой войны в отдаленных и периферийных регионах, идеологическое обрамление кампаний и военно-дипломатическую активность русского правительства. Последняя, в частности, имеет определяющее значение для понимания причин войны, оценки ее результатов и осмысления ключевых итогов противостояния. Может быть, не все указанные аспекты в рамках обобщающей работы удалось рассмотреть в равной степени систематически, однако в целом представленный материал выполняет задачу обеспечения комплексного взгляда на историю войны.