Тем не менее сами участники первого похода на Азов не рассматривали его как успешный. Ведь взять город не удалось. Лефорт утверждал, что причина произошедшего — недостаточное число войск, упорство осажденных и ошибки «одного генерала» во время штурма[1338]. Под последним он явно подразумевал Гордона, в адрес которого отпускал колкости в своих письмах. Шотландец в свою очередь писал о раздоре в командовании войсками, а также неоднократно критиковал неумелых инженеров-минеров, то есть учителя Петра Франца Тиммермана, и его сподвижников — Адама Вейде и Якова Брюса[1339]. Версия о том, что осада сорвалась из-за отсутствия у царя хороших инженеров, попала даже в европейскую прессу: «Царь Петр разумных и искусных инженеров у себя не имеет. И того ради безплодное было осаждение крепости Азова»[1340].

Очевидно, что критика инженерно-саперных работ была справедливой. Достаточно вспомнить о неудачной попытке проделать брешь в укреплениях башни на Каланче или гибели от взрыва собственных солдат. Однако и действия самого Гордона были, мягко говоря, небезупречны. К примеру, как отмечал генерал в своем дневнике, на военном совете 21 февраля 1695 г. было решено «послать как можно скорее по суше к Азову 10 000 человек, кои с 5 или 6000 казаков должны занять такую позицию перед оным, чтобы не допустить прихода туда никакой поддержки. Мне приказано командовать ими и поспешать отсюда сколь возможно»[1341]. Гордон получил требуемые войска, рано вышел в поход, однако под Азов пришел с большим опозданием, лишь ненамного опередив остальные войска. Таким образом, план командования по ранней блокаде Азова так и не был реализован и туркам удалось беспрепятственно пополнить гарнизон.

На теме блокады города следует остановиться отдельно. Судя по дневнику Гордона, все необходимые для изоляции города действия были предприняты лишь незадолго до того, как осада была прекращена. В учебной и научно-популярной литературе в качестве аксиомы говорится о том, что город было невозможно блокировать из-за отсутствия флота. При этом не учитывается, что город лежал более чем в 10 км от моря, а глубины в устье Дона делали опасным плавание для крупных морских кораблей. Турки использовали для переправки привезенных морем грузов малые суда. А войско Петра недостатка в речных судах не имело — для похода в верховьях Дона было выстроено 1259 стругов[1342]. В связи с этим также встает вопрос о том, насколько эффективно использовались имевшиеся в распоряжении командования воинские подразделения. К примеру, 6000 донских казаков, боевой опыт которых включал конные сражения с татарами и морские походы на малых судах, были в основном задействованы в осадных работах. Между тем гарнизон Азова сохранял сообщение с другими силами турок по Дону, а татарская конница чувствовала себя хозяйкой в окрестных степях.

Вряд ли будет ошибкой сказать, что основной проблемой русской армии под Азовом было плохое командование. Во-первых, окружавшие царя иноземцы были заняты не только осадой Азова, но и борьбой друг с другом за влияние на царя. Это сильно мешало как системной организации осадных работ, так и взаимодействию при штурмах. Во-вторых, Петр явно переоценивал возможности своих любимцев. Достаточно сопоставить успешные минные работы при осаде Казы-Кермена с постоянными ошибками саперов у Азова. Не лучшим образом на ход осады влияло и то, что сам царь, за которым оставалось последнее слово в деле принятия важнейших решений, не обладал реальным военным опытом. Компенсировать все это можно было бы большим числом войск, но и здесь обеспечить достаточное превосходство не получилось.

Несмотря на досадную неудачу русской армии под Азовом, в целом общий итог кампании 1695 г. можно назвать положительным. России удалось захватить днепровские городки, разместив в Тавани собственный гарнизон. В руках царя оказался важнейший перевалочный пункт, через который ранее крымские отряды переправлялись на правобережье Днепра для походов в Европу. Давнее пожелание польского короля Яна Собеского оказалось выполненным. Кроме того, вновь открылся свободный проход по воде в Черное море для отрядов запорожских казаков. На Дону основание укрепленного городка около одной из «каланчей» создало предпосылки для удачной осады Азова на следующий год. Важно и то, что летом 1695 г. Петр I получил личный опыт боевых действий и понял, что армии необходимо единоначалие. Еще одним итогом стало осознание важности коалиционного взаимодействия участников антитурецкого альянса и легитимизации союзных отношений с ключевым участником Священной лиги — Священной Римской империи германской нации, что должно было обеспечить полноправное участие России в будущих мирных переговорах с врагами «креста Господня».

В новом, 1696 г. основным оказался донской театр военных действий. Петр, для которого безрезультатная осада Азова в 1695 г. стала личным поражением, предпринял огромные усилия для того, чтобы успешно завершить начатую борьбу за устье Дона. Здесь были сконцентрированы основные военные силы Российского государства. Параллельно предпринимались усилия по укреплению связей со странами антиосманской коалиции. В наиболее сильную из них — Священную Римскую империю — была направлена специальная миссия.

Кампания 1695 г. активизировала российскую внешнюю политику. Петр I «вспомнил» о международных обязательствах в борьбе с османами и татарами, принятых согласно договору о Вечном мире 1686 г. Тогда российские власти вполне осознанно полагали себя присоединившимися к борьбе Священной лиги. Наступательный союз с поляками планировалось сохранять до конца войны, причем, согласно пункту 13 договора о Вечном мире, австрийцы и венецианцы, «не обослався» с Польшей и Россией, обязывались османов «к миру не склонять»[1343]. Очевидно, что итоги кампании 1695 г. убедили Петра в необходимости более тесной координации своих действий с союзниками и укрепления союзнических отношений. Особую роль здесь играли связи со Священной Римской империей — главной силой Священной лиги.

Еще на начальном этапе войны Москва и Вена информировали друг друга о действиях против общего врага. Так, в письме от 6 (16) августа 1687 г. австрийский император сообщал российским монархам (Ивану V и Петру I) о выигранной четырьмя днями ранее битве с турками при Мохаче, в ходе которой удалось уничтожить 8 тыс. вражеских воинов и захватить всю артиллерию. В ответном послании от 26 октября[1344] того же года цесаря информировали о первом Крымском походе, объявляя «с нашие… стороны, добродетелное в воинских промыслех вспоможение вашему цесарскому величеству также и королевскому величеству полскому». Российская сторона полагала всех воюющих с турками «святым союзом обязанных» и в грамоте от 13 января 1690 г. прямо указывала: «…для того что ваше цесарское величество общей наш союзник»[1345]. О совместной борьбе с османами свидетельствовали и дипломаты цесаря в 1695 г.: «…сокрушены быти возмогут пресилнаго неприятеля силы, естли все настоящей войны товарыщи… на того же равною охотою и горением (будут. — Авт.) наступать»[1346]. На «обнадеживания» цесарских дипломатов, звучавшие на тех или иных переговорах, в Посольском приказе ссылались «позднее как на союзные обязательства, которые принял на себя император»[1347].