Представляется, что первоначально для московского правительства семантические различия «вступления» в Лигу или «присоединения» к ней не носили особого содержательного смысла в рамках борьбы с «врагом всего християнства». Все участники противостояния считались союзниками: «…цесарь обязуется с великим государем союзом, так как обязан с королем польским и с венецыяны»[1348]. Аналогичный посыл звучал в посланиях российских монархов 1686–1696 гг. в Венецианскую республику, основной темой которых являлась борьба с Оттоманской Портой. Венецианцы со своей стороны также воспринимали Россию как союзную державу, главной задачей которой являлось отвлечение отрядов крымского хана от европейского театра военных действий[1349]. Иногда о существовании широкого альянса проговаривалась и австрийская сторона: «…при нынешнем общем союзе таких славных четырех союзников»[1350].
В то же время, несмотря на выгодную для России общесоюзническую риторику с момента заключения Вечного мира 1686 г., осторожная позиция В. В. Голицына, не давшего полномочий посетившему в 1687 г. Вену посольству Б. П. Шереметева входить с австрийцами в юридически обязывающие соглашения, имела свои резоны. На первом, крымском, этапе войны руководитель русских посольских дел, как уже было показано, вынашивал планы политического подчинения ханства. Если бы их удалось реализовать, добившись от Крыма в том числе и обязательства прекращения набегов на Речь Посполитую, формальные союзнические отношения с Веной или Венецией стали бы ощутимым препятствием на пути выхода России из войны.
К 1695 г. крымские прожекты Голицына потеряли всякую актуальность. В этих условиях Россия, по мнению И. Шварц, имея лишь двусторонний договор с Польшей об участии в Священной лиге, по мере втягивания в войну начала осознавать опасность потери союзников[1351]. В декабре в Вену для предварительных переговоров был направлен посланник Козьма (Кузьма) Никитин, сын Нефимонов. Одновременно в Венецию была послана дружественная грамота. Стремление заключить письменный трактат с Австрийским государством было продиктовано не столько потребностью легитимизировать присутствие России в Священной лиге, сколько необходимостью получить письменные гарантии о продолжении совместной войны до полного разгрома турок и «общего согласия» при ведении мирных переговоров[1352]. Летом 1696 г. ситуация еще более обострилась в связи со смертью Яна III Собеского. Возможная победа ставленника Франции принца де Конти на выборах нового польского короля угрожала выходом Польши из войны. В этом случае Московское государство могло оказаться в полном одиночестве, так как союз со Священной лигой на основе договора с Речью Посполитой оказался бы дезавуирован.
Задачу укрепить отношения с цесарем возложили на дьяка Козьму Нефимонова[1353]. Его отправили в Вену в декабре 1695 г. в статусе посланника (указ о начале подготовки миссии датирован 28 ноября) в сопровождении переводчика Степана Чижинского, двух дворян — Владимира Семенова сына Борзого и Семена Иванова (взятого из подьячих Посольского приказа) и трех подьячих «для письма» из того же ведомства — Ивана Ратькова, Степана Ключарева и Гаврилы Деревнина[1354]. Нефимонов получил два наказа (тайный и большой общий) и «верющую» грамоту. Первый наказ составлялся по «наказным тайным статьям»[1355], которые были переданы вместе с «образцовой» грамотой 15 декабря Е. И. Украинцеву думным дьяком А. А. Виниусом (видимо, от самого Петра I)[1356]. Согласно тайному наказу[1357], дипломат имел право обсуждать заключение наступательно-оборонительного союза с широким разбросом по времени — от 3 до 7 лет. Петр, ссылаясь на пассивность Польши, предлагал австрийскому императору заключить прямой союз[1358]. При отказе Вены от вступления «в тот союз и оружей согласного соединения» российский монарх освобождал себя от каких-либо дальнейших обязательств.
Планируемый договор базировался на пяти статьях, которые предстояло обсудить с цесарскими «думными людми». В первой из них оговаривался вклад Москвы в борьбу с общим врагом. Отмечалось, что Россия участвовала в войне с турецким султаном и крымским ханом с 1686 г. по условиям оборонительного и наступательного союза с Речью Посполитой и «для ползы всего общаго християнства», совершала различные тяжелые походы с разорением вражеских жилищ и разгромом войск противника. В 1695 г. войска царя захватили днепровские городки (Казы-Кермен и др.) и нанесли сильный ущерб оборонительным сооружениям Азова, взяв выше по течению две «великия укрепленныя башни», которые перегораживали Дон.
Начиная со второй статьи речь шла о перспективах. Россия и Австрия при участии остальных союзников, должны были объединить усилия в боевых действиях, организовав синхронное наступление на врага (для Вены — «ранним вешним походом»), чтобы «согласным нашествием» разделить силы противника. Предстояло заключить прямой союз, а после этого вести совместную войну и затем «обще» участвовать в мирных переговорах.
Утверждалось, что, подписав «крепкое обязательство», страны будут уверены («совершенно надежны») в действиях друг друга. Запрещались сепаратные переговоры с неприятелем, а подписание мирных трактатов могло осуществляться лишь с «общего согласия». В случае наступления турок и татар «многими силами» на Российское государство цесарь должен был атаковать «места и грады турские». В качестве ответной меры Москва планировала «на татар наступать, где возможно»[1359].
Нефимонов в случае согласия австрийцев на подписание договора, должен был просить у «думных людей» по перечисленным статьям «крепости за руками и печатми». Только получив «писменное укрепление» и «любительную» грамоту Леопольда I, русский посланник мог вернуться на родину. Особо оговаривалась необходимость максимально раннего выступления войск императора в предстоящее лето[1360]. Кроме того, К.Н. Нефимонов получил специальное предписание обеспечить оперативную отправку в Россию 10 «инженеров и подкопщиков добрых и искусных» (или хотя бы 6–7), которым предстояло участвовать в военной кампании 1696 г. под Азовом[1361].
Текст «верющей» грамоты содержал схожее с тайным наказом описание походов 1695 г., дополненное обещанием «в будущую весну» вновь послать войска под «Азов и иныя места». О делах должен был сообщить посланник К. Н. Нефимонов, словам которого следовало «верить», а по результатам переговоров сделать «обнадежителное соответствование» для общей пользы и союза[1362].
По нашему мнению, царский дипломат первоначально был нацелен на проведение предварительных переговоров о двустороннем союзе, вероятно, не обладая полномочиями на подписание договора (отсутствовала полномочная грамота). Скорее всего, заключить такой договор предстояло особой дипломатической миссии более высокого ранга. Выскажем в качестве гипотезы предположение, что именно тогда могла зародиться идея Великого посольства. Второй целью Нефимонова являлась организация максимально быстрого приезда в Россию австрийских инженеров для участия в осаде Азова, запланированной на весну — лето 1696 г. Все это подтверждал его статус, прописанный в «большом» наказе: «…ехати… в посланниках наскоро, не мешкая нигде ни часу»[1363].
