9 ноября была дана отдельная грамота Л. Р. Неплюеву — готовить на будущую кампанию Севский полк. Причем, так же как и в предыдущих подобных документах, никаких четких указаний именно о походе на Крым в ней не было, а формулировка о целях и задачах кампании была такой же, как и в указе 22 октября. Время сбора вновь обещали объявить дополнительно[171]. Это произошло лишь 28 ноября, когда московским чинам с Постельного крыльца были оглашены даты сосредоточения войск: к 25 февраля, крайний срок — к 1 марта 1687 г. Словно оправдываясь за такое позднее объявление, правительство подчеркивало, что служба «сказана» всем участникам кампании «до нынешних сроков за долгое время». Грамоты в города с объявлением сроков датированы 1 декабря, формулировки целей и задач грядущей «службы» в них были по-прежнему крайне размытыми и неконкретными[172]. Отдельно был назначен срок сбора для формирований Белгородского полка — 15 марта для «дальних» городов, 25 марта — для «ближних»[173].
С целью сбора ратных людей в города послали стольников и дворян с денежным жалованьем рейтарам, копейщикам и солдатам. Раздав жалованье, они должны выслать первые партии ратных людей в полки «без мотчанья», а с остальными идти в пункты сбора самим[174]. В грамоте от 9 февраля 1687 г. воеводу Ахтырки стольника Афанасия Ивановича Левшина информировали о сборе там Большого полка к 25 февраля и 1 марта и приказывали записывать приезды «всяких чинов» ратных людей. Аналогичные грамоты были посланы воеводам в Сумы и Хотмыжск. Курский стрелец Ганка Варфоломеев повез из Разряда книги для записей приездов во все три города[175]. Записывать приезды в Большой полк Левшину поручалось до появления в Ахтырке кого-либо из уполномоченных на это товарищей главного воеводы. Этим уполномоченным стал В. А. Змеев, которому 15 февраля было приказано срочно выехать к месту службы. Он также должен был принять у Левшина «полковой наряд и пушки, и зелье, и свинец, и всякие пушечные припасы, которые присланы из городов». В помощь Змееву из Путивля решили послать дьяка Петра Исакова. Оба они должны были внимательно следить, чтобы «хто чюжим имянем за очи и подставою в приезды не записался»[176]. Змеев прибыл в Ахтырку 22 февраля, через некоторое время послав Голицыну списки приехавших на службу до 2 марта[177].
12 января 1687 г. московским чинам велено было «к нынешней службе совсем быти наготове и по нынешнему наряду ехать в указные места в полки бояр и воевод». Объявлялось, что и возглавляющие разрядные полки военачальники во главе с В. В. Голицыным будут вскоре отпущены из Москвы. Глава Разрядного приказа думный дьяк В. Г. Семенов отметил на указе распоряжение послать в города новые грамоты «о высылке ратных людей»[178]. Однако мобилизация проходила медленно, в том числе, возможно, из-за поздно объявленных сроков сбора. 28 февраля, уже когда миновало три дня с наступления первого срока явки в места сосредоточения войск, царское правительство обратилось к столичному дворянству: «А из вас многие на их государскую службу в те полки по се число не едут, живут на Москве и в деревнях и домех своих». Тех, кто не выедет на службу «тотчас», не дожидаясь «государского гневу и опалы», грозили «имать и приводить в Розряд и чинить им наказанье, а у иных поместья и вотчины отписаны будут на них, великих государей и розданы в роздачю безвозвратно»[179]. 14 марта в царской грамоте В. В. Голицыну правительство, оценивая явку служилых людей «из многих городов» в целом удовлетворительно, все же отмечало, что из отдельных городов стольники и дворяне «ратных людей выслали немногих, и в приезде объявилось самое малое число, а сами они, стольники и дворяне в полки наших великих государей ратных людей с собою никово не привели». Более того, в Разряде узнали, что в некоторых городах царские уполномоченные «от роздачи» царского жалованья «имали… у ратных людей взятки и чинили себе вычеты». От Голицына требовали похвалить тех стольников и дворян, кто привел ратных людей полностью и в срок и не уличен во взятках и вычетах. Их разрешали отпустить к Москве. Тех же, кто плохо провел мобилизацию, предписывалось отставить в Большом полку до царского указа, расписав их в чины и сотни. Все жалобы на взятки и вычеты полагалось расследовать, допросив ратных людей «сполна». Уличенных в указанных преступлениях приказывалось «при всех… бить кнутом нещадно и те все взятки и вычеты доправить на них сполна и отдать тем людем, с ково что взято или у ково что вычтено», а после наказанья записать их на службу «з городами». Распоряжение касалось и остальных воевод разрядных полков[180].
13 октября из Разряда послали память в Аптекарский приказ с требованием назначить в войско доктора, аптекаря, 13 лекарей и столько же их учеников, а также сторожа для лекарств. Только 16 февраля из Аптекарского приказа сообщили, что на службу «наряжены» доктор Захарий ван дер Гульст; аптекарь Юрий Госен; лекари-иноземцы Яган Термонт, Андрей Бекер («в полку гетмана Ивана Самойловича»), Адольф Евенгаген, Яков Вульф, Александр Квилон, Яган Фолт, Петр Рабкеев, Карлус Еленгузен; русские лекари Артемий Петров, Яков Починской, Василей Подуруев, Кузьма Семенов, Федор Чаранда, Иван Венедихтов, Андрей Харитонов, Данила Либедев; 13 «лекарского дела учеников» и отдельно — ученик и сторож для заведования «лекарственной казной» — всего 33 человека[181].
Для службы в Большом полку назначили переводчиков Посольского приказа Ивана Тяжкогорского (переводчик «полского, латинского и цесарского языков»), «с турского и татарского» Сулеймана Тонкачова (Тонкачеева) и Петра Татаринова, толмачей «татарского языку» Полуекта Кучумова, Петра Хивинца и Василия Козлова[182].
Сбор оружия, амуниции и прочего
27 октября из Разряда была послана память в Оружейную палату с указом «в полки бояр и воевод… взять в Розряд полковые болшие знамена»; в Большой полк — «знамя болшое, на котором писан образ Спасов Нерукотворенной», в Новгородский и Рязанский разряды, а также в Низовой полк — «полковые знамена, которые в тех полкех наперед сего бывали». Кроме того, в указанные полки следовало выдать 80 «сотенных знамен камчетых и тавтяных розных цветов теми ж образцы, каковы наперед сего деланы». Если в Оружейной палате были уже готовые знамена, их следовало прислать немедленно, а остальные «в указное число делать»[183].
Оружие и снаряжение для армии посылалось в пункты сбора из Москвы, Киева, городов Белгородского и Севского разрядов, а также некоторых других. В сентябре в Белгород из столицы было отправлено оружие для копейщиков и рейтар — 3270 «карабинов с курки и с перевезми», 4370 «пар пистолей с олстры», а также мушкеты для солдатских полков — 2959 шт. Общий вес оружия, разместившегося на 193 подводах, составил почти 3 тыс. пудов. В Севск на 165 подводах выслали 2861 карабин и 4436 пар пистолетов в ольстрах для рейтар и копейщиков, 1753 мушкета для солдат; а также 2 тыс. пудов ружейного пороха и столько же пушечного на 267 подводах. Грамоты воеводам Севска (Л. Р. Неплюеву) и Белгорода (М. А. Голицыну) об отправке всего вышеперечисленного датированы 8 сентября. А 25 ноября последовал указ переправить все оружие и снаряжение в Ахтырку (грамоты воеводам посланы спустя три дня). Неплюев получил грамоту и отправил груз в Ахтырку 10 декабря. Тамошний воевода А. Левшин принял его в конце декабря «и устроил все в одном анабре»[184]. 24 января появился указ отправить в Ахтырку 3603 «мушкета добрых», 101 «мушкет з замками» и другую амуницию из Киева[185].
