И даже несмотря на эту маленькую измену, я всё равно её любила! Она была моя. И только моя!

Надо честно признать, что уважением на дороге моя Таврюша не пользовалась. Рассчитывать на снисходительность к ней, как к младшему товарищу на общем пути к прогрессу, тоже не приходилось. Как-то раз, на проспекте меня подрезал слишком наглый Москвич. Он не только подрезал, но и поцарапал Таврюше бок. Причём, сделал это совершенно сознательно – я видела его презрительно ухмыляющееся лицо. Такое оскорбление трудно стерпеть. Догнала его на первом же светофоре, вышла из машины и сказала всё, что думаю о наглеце. Самым приличным выражением в моей тираде было словосочетание – «жертва аборта». На дороге ведь нет мужчин и женщин, есть только водители, и они должны защищать своих любимых.

Кстати, о защите. Незадолго до этого аналогичная ситуация произошла и у меня. Совершенно случайно, подчёркиваю – совершенно случайно, а не в процессе неприличного авто манёвра, я оцарапала дверцу Волги. Слева, между сплошной двойной и моей Таврюшей, настойчиво лез очередной джигит, и мне пришлось, как можно плотнее, прижаться к машине, стоявшей справа от меня. В этот момент и зацепила эту благородную Особу. Я вся скукожилась, вжала голову в плечи, ожидая потока упрёков, исключительно, в нецензурных выражениях. Однако, водитель машины, осмотрев незначительное повреждение и увидев моё расстроенное, полное раскаяния лицо, махнул рукой и уехал. Не думаю, что им руководили благородные чувства. Скорее всего, он просто подумал: “ну что взять с этой несчастной бабы за рулём убогого четырёхколёсного велосипеда”.

Любовь приходит и уходит. Во Франции у меня появилась новая пассия. Звали это чудо Рено Клио. В отличии от малышки Таврии, пропахшей бензином от вечно дымящей печки, в её салоне пахло ландышами. Наш роман начался с непонимания. В тур по Франции мы отправились с мамой. Точнее, нас отправил мой супруг. Несмотря на почтенный возраст, мама была весьма энергичной особой. Но опасаясь, что ей одной будет тяжело выдержать самостоятельную туристическую поездку в автобусе, на семейном совете было решено, что мы поедем вместе. И не просто вместе, а вместе со мной на арендованной машине.

Побывать во Франции было её мечтой. Страна мушкетёров и марсельезы приводила маму в романтический трепет. Теоретически Францию она знала очень хорошо, так как всю жизнь преподавала французский язык в школе. В той же школе преподавала и немецкий, но к Германии была совершенно равнодушна. Наверное потому, что недоверие к немцам, укоренившееся у русских за последние двести лет, у нас в крови. Да и немцы любовью к русским до сих пор не страдают.

Будучи с младшей дочерью в одной из клиник Германии, во время прогулки я услышала, как один из группы молодых немцев, проходя мимо нас, процедил сквозь зубы: “руссиш швайне”. Дочь расстроилась почти до слёз.

– Не переживай, – успокоила я. – Ты только подумай, мы во время войны, хоть и из последних сил, но наподдавали им так, что они до сих пор помнят, а теперь они нас лечат и горшки за нами выносят, а мы платим им как обслуге. Вот они и бесятся, – моя версия вполне примирила её с жизнью.

Известна история, ставшая почти анекдотом, свидетелем которой оказался мой давний знакомый. В аэропорту Франкфурта-на-Майне шла регистрация московского рейса. Почти у самой стойки регистрации, громко разговаривая, толклись двое крепких русских парней. К ним подошли и втиснулись в очередь ещё пара таких же русских. Стоявшие позади немцы начали роптать. Тогда один из парней обернулся, поднял вверх указательный палец и произнёс только одно слово: “Сталинград!” – немцы тут же перестали гудеть и затихли.

Вообще-то, о жизни наших эмигрантов в Германии и о спесивых немцах – отдельная история и, когда-нибудь, об этом напишут. Это я так, к слову. Речь не о них.

Итак, моя мама – бывший школьный учитель, педагог по призванию и очень хорошая мама по жизни, и я – с опытом вождения на “четырёхколёсном велосипеде” чуть больше двух лет, в парижском аэропорту берём напрокат очередную малышку по имени Рено Клио. А теперь представьте себе картину: на огромной автостоянке две женщины из России впервые за границей, – мать и дочь (не то, чтобы дамы, но вполне интеллигентные особы со знанием французского языка) беспомощно сидят в арендованной машине. И вокруг нет ни одного человека, кому можно было бы задать один единственный вопрос: где у машины задний ход? Уже смешно? Понимаю. Но мне было не до смеха. Собственно, проблема была в том, чтобы просто развернуться и выехать со стоянки. Простенько и со вкусом. Для этого нужно было всего лишь объехать заградительные блоки, в которые мы уже почти час упирались передним бампером. Однако, несмотря на сильнейшее напряжение моей инженерной мысли, малышка Клио упрямо двигалась только вперёд.

Как говорится, смеркалось. Почти потеряв надежду, я выскочила из машины и в бессилии заметалась по стоянке в надежде найти хоть какое-то живое существо. Но кругом было только море безразличных к нашей беде безмолвных Авто. И Небесные Силы, поняв моё отчаяние, сжалились и послали нам Ангела в виде достойного гражданина Франции, выходившего из недр стоянки. Я почти упала к его ногам, твердя по-английски: “Хэлп ми, плиз. Хэлп ми”. И повторяла только одно слово: “реверс, реверс”.

«Ангел» снисходительно улыбнулся, подошёл к открытой дверце, запустил руку в салон машины и двумя пальцами дёрнул вверх пумпочку на рычаге переключения скоростей. Такого свинства от малышки Клио я не ожидала. В следующую секунду «ангел» исчез где-то в утробе аэропорта, а мы, наконец, покинули стоянку.

На улице уже не смеркалось, а было конкретно темно. И так как дорога была совершенно прямой, то путь от аэропорта до Парижа мы преодолели без приключений. В городе наша радость победы несколько поубавилась. В руках у нас была лишь схема города. Проплутав в темноте ещё с час, приставая с расспросами к случайным ночным прохожим и тыча им в нос нашу жалкую схему, мы, наконец, добрались до отеля.

За этот недолгий отрезок пути мы вполне подружились со строптивой француженкой, носящей имя богини. Видимо, она прониклась доверием к нам и больше никаких неприятностей не доставляла. А может быть, вместе с нами в машину сел и наш Ангел-хранитель, которого она чувствовала и понимала, что теперь ответственна за нас перед Богом. И случай доказать это был. В один холодный дождливый день мы неслись по совершенно пустой дороге, довольно резко уходившей влево. И только войдя в поворот, я увидела идущие впереди нас машины. Резко тормозить на мокром асфальте было опасно. Перестроившись на встречную свободную полосу, плавно притормаживая, стала обходить их слева. И, естественно, именно в этот момент вдали появилась фура. Я изо всех сил давила на тормоз, пока машина, скрежеща колодками, скользила по мокрому асфальту, выбираясь на свою полосу. Ровно в полуметре от впереди идущей машины Клио окончательно сбросила скорость и не спеша пристроилась в фарватере. Я с трудом разжала занемевшие от напряжения пальцы. Думаете, мама испугалась? Нет. Она просто посмотрела на меня и ничего не сказала. Зато, вернувшись в Москву, хвасталась знакомым:

– Ну, Сашка молодец! Как она вела машину!

И мне было очень приятно это слышать от моей суровой мамы, обычно не щедрой на похвалы. Я с нежной благодарностью вспомнила ветреницу Клио.

Нужно сказать, что путешествие с мамой было тоже нелёгким испытанием. Штурман из неё был никакой, и мне приходилось работать за двоих. Она больше смотрела по сторонам, отрывая моё внимание от дороги неожиданными возгласами:

– Ой, посмотри, какой розовый каштан! У нас такие не растут.

Каштан действительно был необычайно красив. Розовые соцветия будто подсвечивали сочную зелень дерева.

Именно такие, то ли в Италии, то ли во Франции власти Киева как-то закупили для посадки на Крещатике. Правда, весной каштаны зацвели обычными белыми цветом, которым испокон века цветут в этом городе. Вот скандал-то был на всю Европу. Потом долго выясняли, кто же жулики – те, кто продавал, или те, кто покупал. Выяснить это, конечно, не удалось. А каштаны, а что каштаны, не выкапывать же. Так и растут. Правда, тут одни умники предположили, что деревья сами виноваты – переопылились с кем-то.