На некоторой части территории Калужской области вятичи имели предшественников в лице финно-угорских племен, известных под общим названием «меря» 9. Кроме вятичей, на территории нынешней Калужской области проживало племя голядь, упомянутое в русских летописях под 1058 и 1147 гг. Примерный район расселения этого племени ограничен рекой Протвой на севере, реками Угрой и Окой на юге и востоке 10.
Правда, по наблюдениям 3. Ходаковского, в долине Протвы, куда летопись дает основание поместить племя голядь, нет ни одного названия «голядь». Зато речка Голядь упоминается в писцовой книге 1623 г. как впадающая в реку Москву с левой стороны 11.
В восточной части очерченного летописью района расселения голяди находится теперешняя Таруса. Племя голядь относится к числу балтийских (предположительно литовских) племен. Его предками считают галиндов, обитавших в Прибалтике.
В бассейн рек Протвы и Оки племя голядь попало, по-видимому, в результате миграции. Окруженная славянами (вятичами) голядь, вероятно, довольно быстро была ассимилирована ими. Во всяком случае, после XII в. упоминаний о голяди в источниках не встречаем.
II. Земля вятичей в составе Черниговского княжества.
Тарусское княжество
Подчинение вятичей Киеву при Святославе не было прочным. Владимир I Святославич дважды ходил на вятичей и возложил на них дань (походы 981, 982 гг.). Чтобы ослабить независимость этого племени, Владимир вывел из области вятичей наиболее влиятельных военачальников и поселил их на границе со степью. Во второй половине XI в. вятичи входили в состав Черниговского княжества, которое возникло в 1024 г., но в 1036 г. прекратило существование, а затем было восстановлено в 1054 г., после смерти Ярослава Мудрого. В результате боя на Нежатиной Ниве киевским князем в 1078 г. стал Всеволод Ярославич, передавший черниговское княжение своему сыну Владимиру Всеволодовичу (Мономаху). В Поучении детям Мономах упоминает о двух своих походах против князя вятичей Ходоты и его сына. Эти походы были, возможно, связаны с борьбой Мономаха против Олега Святославича, выгнавшего Мономаха в 1094 г. из Чернигова. Под 1142 г. Ипатьевская летопись указывает, что великий князь Всеволод Ольгович не уступил вятичей своим братьям. Интересно, что Всеволод Ольгович рассматривал вятичей как свою «отчину», хотя в 1139 г., по занятии киевского престола, он передал черниговское княжение двоюродному брату, Владимиру Давыдовичу. Довольно активную роль играли вятичи в период острой борьбы между великим князем Изяславом Мстиславичем и князьями черниговскими Владимиром и Изяславом Давыдовичами, с одной стороны, и князем Святославом Ольговичем, с другой. В 1146 г. Святослав Ольгович, пограбив окрестности Карачева, бежал «за лес у вятиче». Очевидно, в составе Черниговского княжества вятичи сохраняли автономию, хотя уже в это время там сидели «посадники» черниговских князей. Давыдовичи, созвав вятичей в Дедославле и призывая их воевать против Святослава, говорили: «Се есть ворог нама и вам». Это выражение показывает, что черниговские князья признавали особые интересы вятичей, а в данном случае подчеркивали только совпадение интересов обеих сторон. В следующем, 1147 г., Святослав завоевал голядь, а затем с большим войском подошел к Дедославлю. При его приближении посадники черниговских князей «выбегоша… из вятичь», а Святослав «заем вси вятичи и Добрянеск и до Воробиин, Подеснье, Домагощь и Мценеск». Крайне важно, что завоевание голяди и вятичей шло в этот период рука об руку. Земля вятичей как арена политической борьбы
фигурирует и в последующих известиях XII в. Под 1196 г. упоминается о том, что два князя (Всеволод и Давыд), ведя борьбу с черниговским князем Ярославом Всеволодовичем, «вятьскыя городы поймали и пожьгле». Здесь имеются в виду города вятичей.
По наблюдениям Н. П. Барсова, городами вятичей в XII в. являлись Козлеск или Козельск (на Жиздре), Де-дославль (впоследствии - Деделова слобода), Лобынск (Люблинец Амосов) против устья Протвы, Неринск, по-видимому, у устья Нары, и Колтеск (впоследствии Кол-тово) на Оке; они были порубежными вятическими городами на границе с Ростово-Суздальской землей. В земле вятичей находился также город Корьдна, приурочиваемый к позднейшему поселению Карнадьи на реке Зуше или к Карникам и Карничкам на реке Корнике. «Может быть, - указывал Барсов, - остатки земельного имени вятичей сохраняются доныне в названиях селений Вятского на р. Старке в Тарусском уезде по Калужской дороге в Серпухов, Вятчина на р. Святице по дороге из Мосальска в Ельну» 12.
В начале XIII в. Черниговское княжество раздробилось на уделы - Курский, Путивльский, Рыльский, Вщижский, Трубчевский, Козельский, Стародубский, Карачевский и др. Время образования Тарусского удела так же, как и время возникновения города Тарусы, достоверно неизвестно.
В нижнем течении реки Тарусы, недалеко от ее устья, в трех местах, находящихся в довольно тесной близости друг к другу, были обнаружены восточные монеты: в селе Городище 3 дирхема 787 - 810 гг.; на левом берегу реки Тарусы почти напротив города Тарусы (расположенного на правом берегу Тарусы) - 50 дирхемов, из которых определена одна монета, чеканенная между 899 и 907 гг.; в селе Вяцком, юго-западнее города Тарусы, - один дирхем, чеканенный между 914 и 943 гг.13 Эти находки монет вблизи Тарусы свидетельствуют о том, что здесь в VIII - X вв. проходили торговые пути, а возможно, были и поселения. Автор считает, что Таруса существовала примерно с X в. и допускает возможность возникновения Тарусы на месте поселения под наименованием «Турово», основанного переселенцами из Турова (Пинского). Но источников, подтверждающих это предположение, в нашем распоряжении нет.
Археологических раскопок в районе Тарусы в настоящее время не ведется. Предметы, найденные здесь случайно, во время землеройных работ, нуждаются в экспертизе специалиста-археолога. Вопрос о времени возникновения города может быть окончательно решен только на основании археологических раскопок.
Н. И. Павлищев на карте, изображающей Русь в 1054 г., помещает южнее Протвы поселение «Турово», а на следующей карте, показывающей территорию Руси в 1224 г., на месте «Турова» - «Тарусу» 14. Однако «Турова» на месте Тарусы источники не знают 15, так же как не знают они и Тарусу в 1224 г. Употребление в двух случаях термина «князь… туровской» вместо «торусской» в Любецком синодике по списку XVIII в., очевидно, не может подтвердить версию Павлищева, поскольку это чтение представляет собой описку позднейшего переписчика, как думает Р. В. Зотов. «Туровские князья…, не имевшие никакого отношения к черниговским, - пишет Зотов, - не могли быть записаны в синодике черниговских князей, да и кроме того, в летописях и родословных книгах нет туровского князя Симеона Юрьевича» 16. Замечание, что туровские князья не имели отношения к черниговским, само по себе не является для нас доказательством, поскольку Зотов не допускал существования Турова на месте Тарусы. Но Зотов ссылается на сочинение Филарета, использовавшего помимо Любецкого, по-видимому, п другие синодики 17 и называющего обоих князей не туровскими, а торускими. Это более убедительное доказательство ошибочности чтения «туровской» в Любецком синодике. Д. Яхонтов со ссылкой на 3. Ходаковского утверждает, что город Таруса имел значение еще при вятичах 18. Но Ходаковский ни о каком городе Тарусе не говорит: «Святослав 964 г. мог найти… вятичей… только перешедши из Волги в Оку и следуя по оной вверх к устью реки Тарусы и далее» 19. Легенда, объясняющая происхождение названия «Таруса» и связывающая его с походом Святослава, самим Яхонтовым признана поздней 20.
Яхонтов относит возникновение титула «епископа тарусского» к 1215 г.: «В истории суздальской и владимирской епархии первым епископом упоминается в 1215 г. Симон святый, в том же году получивший и титул тарусского» 21. Этот вывод основан на книге Амвросия, изданной в 1807 г., где о Симоне сказано следующее: «Симон, святый, епископ суздальский, владимирский, юрьевский и тарусский, хиротонисан 1215 г. из игуменов Владимирского Рожествена монастыря» 22. То, что Симон был суздальским и владимирским епископом, хорошо известно из источников 23. Однако ни в одном источнике ему не приписывается титул юрьевского и тарусского. Уже Леонид, подчеркнув отсутствие у Амвросия ссылки на какой-либо источник, счел «сомнительным» наличие атрибуции «тарусский» в епископском титуле Симона 24.
