Итак, я отправился на виллу "Лилиан" с твердым намерением заставить мою возлюбленную согласиться сыграть роль в этой partie carree36.

Я стал подумывать и о том, что у папы с мамой могли возникнуть некоторые подозрения относительно наших взаимоотношений как любовников, причем они наверняка считали меня гораздо богаче, чем я был на самом деле.

Приняли меня, как всегда, радушно; я заметил, что папа обращается с падчерицей нежнее обычного. Она же, казалось, поощряла его. Я намеренно не стал обращать ни малейшего внимания на растущую страсть хозяина к девушке, поскольку был всецело сосредоточен на идее привлечения её к моему отвратительному замыслу. Я уже в тайне упивался прелестями подготавливаемого мною хладнокровного акта насилия.

Собаки были чрезвычайно беспокойными, особенно Лили, к которой весь день приставал Блэкамур, её сын.

Папа получал удовольствие, созерцая это буйство собачей похоти, и мне неожиданно почудилось, будто я вижу, как его обычно такой затуманенный взгляд загорается живой искрой преступного кровосмешения.

Мания близкородственного размножения, которой в свое время были подвержены все истинные ценители, явно не противоречила его страсти к дочери собственной любовницы.

Здесь я должен упомянуть одно маленькое обстоятельство, подтвердившее мою точку зрения на данный предмет.

За три месяца до этого у Лили, первой суке, которую я им подарил, началась течка, и по недосмотру служанки, как уверял меня г-н Арвель, огромный сторожевой пес по кличке Бордо покрыл бедное животное. Никто не видел, как это произошло, но все знали о случившемся как о факте. Через два месяца Лили ощенилась дворняжками, которых вытащила на свет Адель; несчастную мать удалось спасти от смерти только заботливым выхаживанием.

Ни с одной из моих собак никогда не случалось ничего подобного. Я всегда старательно избегал всяческих "мезальянсов".

Внутри меня все клокотало от возмущения. Своей беспечностью они подвергли риску жизнь суки, и что хуже всего, в результате никому не нужных страданий милая Лили была потеряна для целей размножения.

И тут мне в голову пришла ужасающая мысль о том, что Эрик Арвель в каком-то диком приступе скотства сам позволил этому неуклюжему кабелю надругаться над бедным созданием. Вероятно, он, как Нерон, получил удовольствие от жестокого зрелища непропорционального оплодотворения, может быть, даже в компании с Лилиан, кто знает…

Я чувствую, что мои рассуждения безумны, однако я дал слово описать себя таким, каким я был и есть. Под этим кровом лжи и похоти я тонул в трясине разврата.

Перед ланчем у меня состоялась продолжительная беседа с Лилиан, и я назвал её планы утопичными. Что скажут папа и мама? Она не смогла ответить, или точнее, как мне показалось, не отважилась. Сказала только, что я явно устал от неё, раз написал, что она внушает мне отвращение.

Я притянул Лилиан к себе и нахлопал по ушкам. Она смеялась и мурлыкала, как делала всегда, когда я дрался с ней; оливковая кожа её щек покраснела под ударами моей любящей ладони, но девушка была счастлива. Я нежно её расцеловал и сказал, что она глупышка. Она не внушает мне отвращения физического. В постели она самое очаровательное существо, о котором только может мечтать мужчина, но как женщина, пытающаяся преуспеть в жизни, она представляется мне напрочь лишенной здравого смысла.

Казалось, она была этим удовлетворена, и мы пошли к столу. День прошел так, как проходили в Сони все дни. Папа спорил с мамой, потом шумно возился с Лилиан, она нежно ласкала его, а я целовал её по укромным уголкам всякий раз, когда нам удавалось остаться наедине.

В разговоре было упомянуто имя Рауля, и я услышал, что он получил повестку и должен к ноябрю прибыть в расположение полка с тем, чтобы отслужить срок воинской повинности как гражданин Франции. Максимумом считалось три года, однако ему, сыну вдовы, полагалось провести под трехцветным флагом всего лишь год. Г-н Арвель объяснил, что это и есть одна из причин, почему он до сих пор не женат на своей любовнице. Когда мальчик закончит двенадцатимесячную военную подготовку, он намерен повести Адель под венец.

Мать души не чаяла в Рауле и за ужином стала открыто выспрашивать мое мнение по одному весьма деликатному вопросу.

Парень неплохо зарабатывал на торговле вином в Лондоне, и руководители фирмы очень его за это любили. Они были крайне огорчены, когда узнали, что в течение целого года окажутся лишенными его услуг и невозмутимо посоветовали Раулю остаться в Англии и сделаться дезертиром. Лилиан и Адель явно воспринимали это как нечто само собой разумеющееся.

К моему величайшему удивлению хозяин дома не принимал участия в нашей дискуссии. Лицо его не выражало никаких эмоций, и я видел, что он совершенно безразличен к тому, будет ли сын его любовницы и брат дочери, к которой, как я интуитивно чувствовал, он пылает страстью, опозорен на всю оставшуюся жизнь или нет. У женщин же своего мнения по данному вопросу пока определенно не было.

Осознавая, что на моих глазах неизбежно и безвозвратно гибнет будущее интеллигентного молодого человека, я возмутился и, хотя мне никогда не приходилось с ним встречаться, заговорил резко и возбужденно, делая упор на то, что непростительной глупостью будет позволить ему стать на всю жизнь изгоем и поставить на себя клеймо трусливого симулянта из-за какого-то года епитимьи в синем мундире и красных брюках.

Повторение здесь всех моих доводов было бы знаком неуважения к разуму читателя; достаточно сказать, что дамы выслушали меня с большим вниманием и я сумел убедить их в правильности моей точки зрения.

Адели так запали в душу мои замечания, что она выразила надежду, что я в скором времени встречусь с Раулем и изложу ему свой добрый совет лично, ради неё. Все это происходило на глазах Арвеля, который даже не шелохнулся. Он только и делал, что ворчал, сдерживая ярость.

Мне не составляло труда понять, что он ненавидит Рауля в той же степени, в какой, очевидно, любит Лилиан и просто-напросто ревнует её к брату. Ему было все равно, станет ли Рауль опозоренным неудачником, дезертиром или нет; однако он явно предпочел бы увидеть его втоптанным в грязь, нежели наоборот.

Странная аномалия! Тем более, если он желал сестру, которая, насколько я мог судить, уже стала его любовницей. В душе он бы, вероятно, хотел, чтобы Рауль сделался изгнанником и не беспокоил никого своим присутствием во Франции.

Теперь я горд, размышляя о том, что уберег Рауля от позора, поскольку я уверен, что если бы посоветовал им тогда позволить парню уклониться от воинской повинности, они бы прислушались к моим словам, а любовник матери не пошевелил бы и пальцем, чтобы спасти Рауля, и только порадовался бы его падению. Адель слишком любила сына, оказавшегося между обеими возлюбленными г-на Арвеля, а также неким мистическим образом, который в тот момент был для меня загадкой, между ним и Лилиан.

Перед самым ужином мне подвернулась возможность побыть наедине с Лилиан, и я предложил ей ланч о обществе двух моих друзей из Англии, леди и джентльмена. Имен я называть не стал. Лилиан начала было отказываться, однако я настоял на своем, сказав, что уже пообещал. Девушка прекрасно поняла, что ей предстоит сыграть роль нашей общей сладострастной игрушки, и я видел, что моя идея ей нравится, хотя она всем своим видом старалась показать, что это не так. Лилиан согласилась составить нам компанию за столом, но отказалась участвовать в чем бы то ни было непристойном. Я возразил, что тогда и собираться незачем. Ей придется позволить мне делать с ней все, что я захочу, и безоговорочно отдаться обоим моим друзьям.

– Нет.

– В самом деле "нет"?

– Увидите!

– Мне нужен определенный ответ. Разрешишь ли ты нам делать с тобой все, что мы захотим? После ланча мы, вероятно, все разденемся догола. Ответь прямо "да" или "нет".