После мучительной ночи, когда я несколько раз вставал и выполнял свои обязанности сиделки, с ноющими членами, залитыми и моим собственным потом и потом моей страдающей подруги, я урвал все же несколько коротких часов сна, однако, намереваясь покинуть постель в восемь утра, я обнаружил, что все члены мои скованы; суставы затрещали, и я взвыл от боли. Спешу напомнить, что до того момента я не знал, что такое физическое страдание.

В бессильной ярости, сходя с ума от сжигающего жара ревматизма, я потерял все то мужское, что во мне ещё было, и забылся настолько, что стал горестно укорять мою несчастную больную Лили:

– Я принес себя тебе в жертву. Тебе была отдана лучшая часть моей жизни. Я никогда не отказывал тебе ни в чём, что мог дать, а теперь ты отняла у меня единственное богатство – мое здоровье! Я буду калекой, и что от меня останется? Пока я был крепок и полон сил, мне и в голову не приходило жаловаться. Я проводил возле тебя ужасные ночи без сна и покоя, глядя, как ты мечешься в жару; я пытался заснуть, мокрый от твоего пота, и внезапно кидался в вонючий холод, чтобы принести тебе лекарства, разжечь камин и ухаживать за тобой как за ребенком. Каждую ночь ты с регулярностью маятника могла видеться меня у своего ложа. А теперь я живая развалина! По твоей вине меня покинули силы и здоровье! Ты забрала всё, даже его! Одному Богу известно, как я выберусь из этой адской нужды! И именно в тот момент, когда я хотел, чтобы ко мне вернулись мои жизненные силы!

Мне стыдно продолжать описывать весь этот бред. Я сошел с ума. Я проклинал себя, проклинал весь свет, проклинал нашу постель и плевал на матрас и смятые простыни, хранившие запах моего пота.

Бедная Лили потрясенно зажалась в угол, глаза её расширились от ужаса, а судорожные всхлипывания сотрясали ослабленное тело.

Когда-нибудь я попрошу у неё прощения за эти бессвязные богохульствования. Она меня простит, поскольку всегда любила и будет любить. Она доказала свою любовь. Она обладала всеми теми качествами, которые мы хотим найти в женщине – нежностью, преданностью и искренностью.

Может быть, я уже попросил у неё прощения? Кто знает?

Как я натягивал на себя одежду, как выползал на улицу, не помню, но мне удалось забраться в кеб и доехать до домика моей пожилой матери, обитавшей на окраине Парижа.

Там я висел на перилах до тех пор, пока меня не отнесли в постель; беспомощное, стонущее бревно утром 10-го февраля 1898 года.

Я прошел через все муки мышечного и суставного ревматизма. Я отлично знал свой недуг, поскольку видел, как с ним борется моя возлюбленная.

Руки начали причинять мне боль и заставили второпях начиркать несколько строк карандашом прямо в постели, чтобы сообщить Лилиан Арвель в Монте-Карло о том, как худо я себя чувствую.

Наутро 20-го февраля я получил нижеследующее письмо без даты.

Обе мои руки были уже скованы приступом и лежали бесформенными снопами ваты. Тем не менее, мне удалось расположить письмо Лилиан на подушке и дождаться, пока я не останусь один. Превозмогая боль, я зажал его между двумя моими обрубками. Зубами разорвав конверт, я прочел следующее:

Лилиан – Джеки

Пятница. (Без указания даты и места)

Если моему папочке захочется доставить удовольствие своей несмышленой дочке, он должен переправить ей обратной почтой двести франков. Представьте себе, с того самого момента, как мы приехали сюда, я только и делаю, что проигрываю, так что сейчас у меня нет и полпенни.

Разумеется, дальше так продолжаться не может, и я сразу же подумала о Вас, прекрасно зная, что Вы будете рады оказать мне эту маленькую услугу и таким образом доказать, что любите меня так же сильно, как об этом говорите.

Последние два дня я очень плохо себя чувствовала, и теперь от всего сердца жалею Вас, побывав в постели и испытав те же муки, что и Вы недавно. Если бы я только могла оказаться рядом с Вами, как бы я была счастлива всячески заботиться о Вас и ласкать, доказывая тем самым, как горячо Вас люблю.

Мне не терпится вернуться в Париж. Здесь ужасная скука. Я похожа на тех селянок, которых раздражает один вид шпиля деревенской церкви. Вдали от моего дорогого Парижа я ощущаю себя совершенно потерянной.

Да, я флиртую, но исключительно из чувства патриотизма; так что у Вас нет необходимости ревновать, ибо любовь моя принадлежит Вам одному.

Если Вы спросите, как мне удается флиртовать "патриотично", отвечу:

В нашей гостинице живет один молоденький немецкий офицерик, который просто без ума от меня. Я подыгрываю ему, а когда он уверяется в мысли, будто я дала наконец-то себя соблазнить, смеюсь. Это повергает его в состояние такой меланхолии, что я не берусь её описать.

Вот видите, дорогой мой папочка, какая безнравственная у Вас дочь!

Ну да хватит сплетен, не буду больше надоедать Вам моими побасенками. Покидаю Вас с уверениями в том, что с нетерпением жду следующего месяца. Догадываетесь почему?

Лили

Голова моя так и упала на подушку. Я закрыл глаза и застонал от смешенной физической и душевной боли.

Telle que la voila

Sous les rideaux honteux de ce hideux repaire,

Dans cet infame lit, elle donne a sa mere,

En rentrant au logis, ce qu'elle a ange la.

(Альфред де Мюссе)15

БЕЛЬ: … Ложиться в одну постель с мужчиной, как это, должно быть, странно!

ЛЕДИ БРЮТ: Что ж, поначалу и в самом деле довольно необычно, но очень скоро привыкаешь.

(Сэр Джон Ванбруг)

На следующий день пришла почтовая открытка, на которой был изображён замок Монте-Карло, а подпись гласила: "Souvenir de Мonaco"16.

Своей рукой Лили написала: "Лучшее и нежное напоминание". Надо ли говорить, что на это послание я не ответил. Я был слишком болен и слишком измучен во всех отношениях.

Эрик Арвель – Джеки

Париж, 10, Рю Виссо, 4-е марта 1898

Дорогой Джеки,

Вы должны простить меня за то, что я не написал Вам раньше и не поблагодарил за все те приятные часы, что Вы подарили мне во время моего пребывания в Монте-Карло, где я, как мне кажется, почти получил квалификацию больничной сиделки, благодаря гриппу, который рядил нашу компанию за ужином, но зато заполнял все мое свободное время.

У меня есть для Вас новости от полковника Б…, который приезжал в Монте-Карло, вынужден заметить, не только затем, чтобы "поднабраться".

Надеюсь, домашние Ваши в порядке. Передавайте от меня привет всей семье.

Я все ещё читаю некоторые из присланных Вами книг. Когда у Вас будет время и "envie" 17 , не забудьте, что повар виллы "Лилиан" ещё не умер, а сама она почти доделана и готова к процветанию в веках.

Примите наилучшие пожелания, к которым присоединяются обе мои дамы. Надеюсь, думая о Лилиан, что с "Морд Эмли" все будет в порядке и не получится, как с "Пэлл Мэлл Трибьют".

Остаюсь искренне Ваш,

Эрик Арвель

"Морд Эмли" было названием истории с многочисленными продолжениями, в которых живописались приключения некой лондонской простолюдинки и которыми полнились страницы одного еженедельного журнала, регулярно высылаемого мной г-ну Арвелю. Намек на добродетель героини романа, который как раз читали г-н и г-жа Арвель, потряс меня своей вопиющей бестактностью.