Потом она встала, чтобы заняться волосами, и, вынув гребешки и заколки, распустила свои длинные пряди, которые упали черными потоками ниже её тоненькой талии.

Она подняла бамбуковый прут и принялась поддразнивать меня, нанося по поему распростертому на постели телу легкие удары. Я вскочил и хотел было выхватить у неё прут, однако задача оказалась невыполнимой. Я гонялся за девушкой по всей комнате, представляя собой, должно быть, весьма комичное зрелище: полунапряженный член, болтающаяся на бегу мошонка. Когда я уже готов был схватить её, Лили прыгала на постель и соскакивала с другой стороны, так что ложе всегда оказывалось между нами. Задыхаясь, я, в конце концов, лег и холодно заметил:

– До чего же противно видеть, как молоденькая леди совершенно голая прыгает по комнате! Лили, и тебе не стыдно?

Она поняла мои слова буквально и бросилась надевать сорочку.

– Конечно, я же голая! Я совсем забыла!

И она села на диван, стараясь прикрыть киску. Вскоре я снова избавил девушку от сорочки и в который раз заключил в свои объятья.

Затем я серьезно взялся за неё, перекатывая из стороны в сторону, а она тем временем ощупывала мое копье и теребила придатки так, как я её только что научил. Я не просил её трогать меня, пока я буду её сосать. Она делала это по собственной прихоти. Я открыл губы затененной щелки и внимательно осмотрел её снаружи и изнутри. Она была маленькая и розовая, довольно узкая и тоненькая внутри. Влагалище явно никогда не отрывалось. Лили была истинной девственницей. Она кончила, и некоторое время мы просто отдыхали.

– Теперь вы! – сказала она.

– Как?

– Как хотите!

Я раздвинул ноги и поставил девушку на колени между моими разведенными в стороны бедрами. Она наклонила голову и заглотнула своего дружка. Несколько подсказок, и вот уже она сосет меня, как профессионалка. Её большой рот и чувственные, полные губы говорили о том, что она рождена для того, чтобы всю жизнь сосать мужские орудия. Я подложил под её щеки ладони и задержал голову, медленно пронзая и оставляя теплый рот и поясняя, что совершаю с ней соитие низменным и неестественным образом.

Затем я извлек член из её ротика и велел сосать только мошонку, одновременно щекоча кончиком языка напряженный ствол. Пока Лили занималась маленькими оливками в мешочке, я тер свой увлажненный орган о её пылающие щеки и рассуждал о том, что в один прекрасный день могу кончить на её лицо, на волосы, короче говоря, на неё всю, пока каждый уголок её тела ни будет испачкан мною. Слушая эти сальности, девушка крайне возбудилась и взялась за порученное с новыми силами. Я просунул бедро между её ног и стал тереть им бороздку. В конце концов, я почувствовал, что не могу больше выносить прикосновений её языка. Я взял её голову и стал двигаться сам, продолжая беседовать с Лили самым отвратительным образом, когда разразилась буря; девушка щекотала языком мой член до тех пор, пока я ни отпихнул её.

Подняв глаза, она сказала очень авторитетным и серьезным тоном:

– Вот видите, ничего не осталось!

Я похвалил её, и она робко попросила меня позволить ей выпить воды. Я милостиво согласился, и тогда сладострастная весталка стала умолять позволить ей пососать меня ещё! Ей это понравилось!

Было пять часов. Мы находились в комнате с без четверти три. Я был совершенно разбит и до сих пор не успел упаковать вещи к завтрашнему отъезду. Мы целовались и пылко прощались.

Лили обнаружила неподдельную ревность и все пыталась заставить меня рассказать о других женщинах, желая, вероятно, услышать о моей любовнице. Она не верила тому, что я собираюсь отправиться в Лямалу один. Сказала, что будет писать мне каждый день, чтобы я о ней не забывал. Я не должен был вступать ни в какие любовные связи с женщинами, однако она позволила мне иногда проводить с ними ночи, поскольку считала, что мне это необходимо. Она сказала, что ей безразлично, скольких женщин я имел до сих пор, однако новых соперниц она не потерпит.

Дома она не сможет получать ответы на свои письма, поскольку её непременно выдаст почтовый штемпель. Тогда я договорился с ней о том, что буду подписывать письма инициалами и слать их в адрес почтового отделения на рю де Страсбур, что рядом с Восточным вокзалом. Ей никак невозможно было ездить в Париж без подходящего повода, однако часто родители могли неожиданно послать её туда за чем-нибудь, но тогда ей надлежало вернуться следующим же поездом. В таких случаях она могла бы зайти на почту.

Квартира на рю де Ляйпциг не слишком её заботила. Шалунья была не прочь, чтобы я сам снял какое-нибудь местечко, где она могла бы хранить peignoir27 и т.д.

Теперь она была полностью одета и призналась, что беседа со мной сделала её совсем мокрой. Я проверил. Под внешними губами, которые были очень большими и волосатыми, обнаружилось удивительное количество влаги, однако, поскольку смыкались они идеально плотно, снаружи было совершенно сухо.

Я рассказал ей о "французских письмах". Она не знала, что это такое.

– Почему бы вам ни достать их, тогда вы могли бы владеть мной всецело, не опасаясь оставить меня в интересном положении?

"Почему бы вам" было любимым выражением Лили, однако я знал, что не могу на него полагаться.

Я заставил её ощутить через брюки, как сознание того, что она такая влажная, возбуждает меня, и ей снова захотелось лечь в постель.

Я поинтересовался, похож ли её отчим на человека, втихоря читающего "Азбуку"? Я поделился с Лили своей уверенностью в том, что он влюблен в неё.

– Почему вы так решили? – спросила она, напуская на себя вид полнейшей невинности.

– Потому что ты девушка, которая призвана разжигать в мужчинах похоть, и я не понимаю, как он может жить под одной с тобой крышей и не хотеть тебя, тем более что мне он кажется натурой весьма страстной и почти не принимает в расчет твоей матери.

Я внимательно наблюдал за ней, однако она даже глазом не моргнула. Не было ни возмущения, настоящего или поддельного, ни отвращения, ни удивления.

– Ты должна тереться об него, где только сможешь, пусть твоя щека и волосы касаются его лица, когда вы вместе печатаете на машинке и тому подобное, а потом посмотри на его брюки и тогда увидишь, есть ли у него эрекция. Так ты выяснишь, испытывает ли он к тебе то половое влечение, которое я в нем подозреваю.

– Как-то на днях, – ответила она, – он вошел ко мне в спальню без стука. Я сидела перед зеркалом в сорочке и приводила в порядок волосы. Он страшно покраснел и вообще выглядел довольно глупо. Он отругал меня за то, что я не закрываю дверь, а я возразила, что, мол, нужно было стучаться.

Однако она забыла, что между обеими комнатами нет ничего, кроме занавески.

Она упомянула о новой привычке её любимого Блэкамура забираться в кресло у неё за спиной и нюхать ей подмышки. Я сказал, чтобы она почаще мыла эту часть своего тела.

– Разумеется, я мою. Каждое утро!

– Тогда используй пахучее туалетное мыло. Собаки терпеть не могут никакой парфюмерии.

– Мама говорит, чтобы я никогда не мылила подмышки мылом. Это очень вредно.

– Если хочешь привлекать мужчин запахом женщины, любым способом избегай мыла. Но совет твоей матери скорее годится для кокетки, а не для респектабельной девушки, и очень меня удивляет. Подозреваю, она просто этого не знает.

Потом я сунул обещанные пятьдесят франков ей в ладошку, тем самым буквально окрылив Лили. Когда она покидала меня, осыпая заверениями в любви, это была уже другая девушка: любящая, постепенно утрачивающая всякое стеснение. Я решил, что после нескольких подобных свиданий мне уже будет нечему её учить.

Вначале Бог дал знанья клад бесценный

Не то шуту, не то девице пленной;

Они живут и дышат лишь любовью,