Знайте же, мой возлюбленный папочка, что меня здесь считают лучшей шляпницей и слава обо мне уже разнеслась на многие мили вокруг. Я – Виро этой деревни. Очень грубо с Вашей стороны пытаться попортить мою добрую репутацию. За это Вы получите одним поцелуем и одной лаской меньше. Вот как я Вас наказываю за ваши оскорбления.

Но давайте поговорим серьезно.

Мне достаточно безразлично, на кого я работаю. Я спокойно отношусь к такому сорту женщин, которых Вы упоминаете. Они и так уже составляют большинство моих клиенток. Беда лишь в том, что они отнимут у меня уйму времени, тогда как если бы мне удалось получить заказ от оптовика, о чем я Вам говорила, мне осталось бы только подключить к работе моих девушек, после чего я могла бы сбежать и провести весь вечер с моим обожаемым папочкой. Что было бы очень гадко, но и очень приятно. Вам, у кого такая уйма свободного времени, почему бы Вам не обратиться к оптовикам и не подыскать для меня кого-нибудь среди них?

Если Вы не найдете способа оправдать мою поездку в Париж, я не отвечаю за свое целомудрие, поскольку с прошлой среды, после того, как Вы весь день провели у нас дома, у меня нет ни малейшего желания быть порядочной девушкой, скорее напротив.

Так что ищите и найдете. Вот увидите, Вам не придется жалеть о затраченных усилиях, поскольку Ваша маленькая дочка знает, как вознаградить Вас за все старания, на которые Вы идете ради неё.

Я люблю Вас,

Лили

Лили – Джеки

Без указания даты и места

(Получено 23-го июня 1898)

Скабрезный, но очень любимый папочка,

Просто очаровательно, что Вы думаете о своей дочурке. Она, со своей стороны, не забывает Вас, что вполне естественно, Вы не находите? Я с нетерпением жду знаменитых клиенток, о которых Вы пишите, ибо тогда мой обожаемый хозяин бросит все свои силы на удовлетворение меня!

Я стала такой гадкой, какой только могу быть, естественно, исключительно в воображении. Между тем, от мысли до её воплощения в жизнь всего один шаг, не так ли?

Сейчас Ваша маленькая девочка несчастна; её мать до ужаса строга и несправедлива к ней. Г-н А… считает, что её начинают доводить перемены в жизни и что я не должна принимать близко к сердцу то, что она говорит или делает, но мне все чаще не хватает терпения, и на этой неделе я уже дважды была на грани того, чтобы убежать из дома, поскольку перемена в её обращении со мной причиняет мне боль и переполняет отчаянием. Я плачу чуть ли не каждый день. Если бы я оказалась рядом с моим дорогим папочкой, все было бы совсем по-другому! Я хочу Вас ещё сильнее, чем всегда. Я изголодалась по той горячей привязанности, которую Вы выказываете в мой адрес. Я пала духом.

Безумно люблю Вас,

Лили

Я и в самом деле уже успел заметить, что Лилиан находится с матерью в натянутых отношениях. Об этом не нужно было даже думать. Любовница г-на Арвеля явно ревновала к тому вниманию, которое тот уделял её дочери и, как я видел, не выносила их забав. Они всегда обменивались двусмысленными шуточками и при том на весьма легкомысленные темы.

К примеру, папа поддразнивал Лилиан насчет "похода в театр". Он говорил: "Любишь ходить в театры, Лилиан?". Девушка хихикала, мать хмурилась, а мой хозяин откровенно смеялся. Я сидел, как дурак, и ждал возможности поинтересоваться у Лилиан, что значит "театр", тем более, что они не были заядлыми театралами. Оказывается, они были знакомы с одним джентльменом, который останавливался на некоторое время в их доме и буквально ненавидел драму. Он заявлял, что драматические театры являются вертепами и что люди посещает их лишь затем, чтобы предаваться нескромным ласкам и тискаться. Таким образом, "ходить в театр" на языке Арвелей означало действие, когда мужчина и женщина предаются похоти. Было очевидно, что Лилиан вот-вот превратится, мягко выражаясь, в орудие удовольствия своего отчима. Мне же нравилось видеть юную распутницу и чувственного старика вместе. Так я пришел к выводу, что ни г-н, ни г-жа Арвель не в состоянии дать стоящий совет брату или сестре. Какой линии поведения придерживаться в жизни; каковы их обязанности перед собой и обществом; будущее женщины; честность и порядочность мужчины – ничего, что бы указывало на добродетель, не обсуждалось в их доме. Почему? Мать и тот, кто претендовал на положение отца, были абсолютно не в состоянии чему-либо научить детей. На вилле "Лилиан" не знали чувств – только аппетиты. Их научили исключительно тому, что нужно зарабатывать деньги и экономить; есть и пить; а если им встретится человек не отличающийся такой хитростью, как они, пользоваться преимуществом.

Сейчас я не наблюдал в доме Арвеля никаких проявлений любви. Лилиан нравилась ему похотливо; г-жа Арвель души не чаяла в муже потому, что он был опорой, однако все они злословили за спиной друг друга. Когда же их аппетиты были удовлетворены, они начинали ссориться, как ссорились при мне, без малейшего смущения.

У папа был грубый, громкий голос; один строительных дел мастер отказался прийти к ним снова, поскольку, по его словам, не привык к тому, чтобы на него кричали. Г-жа Арвель была женщиной сварливой и не могла бы удержать при себе ни одного слуги, а Лилиан дерзила матери потому, что ощущала поддержку отца.

Тем не менее г-н Арвель временами тоже ополчался на дерзкую Лилиан. В мой последний приезд он сказал ей, что женщины неспособны добывать себе средства к существованию. Она насупилась, и на лицо её легла черная туча. Когда она отвечала, губы у неё были синими:

– Мне хватает. Разве я не плачу тебе за постой?

– Вполне, – проворчал Арвель. – Но ты не платишь ренту и налоги!

– Это будет последней каплей, – огрызнулась девица. Только попроси, чтобы я сейчас дала тебе деньги за ренту, и моей ноги здесь больше не будет!

Подобные ссоры имели место, как правило, перед едой, когда все их нервы были расшатаны приступом голода. Стоило им разогреться вином и мясом, как они снова делались приятными в обхождении, а папа щипал Лилиан, когда та проходила мимо, и обменивался ласкательными словечками со своей любовницей. Я всегда сидел и помалкивал, хотя г-жа Арвель могла обратиться ко мне и иронично заметить:

– Ну разве он не душка?

У меня часто возникало впечатление, будто я явился на ланч или обед в буфетную, где кухарка и повар вздорят со своей дочкой, служанкой хозяйки. Но что мне-то было с того? Я страстно желал Лилиан.

В ответ на её послание я предложил ей попробовать смириться с домашними неурядицами, ибо если она отважится оставить дом, жизнь её пойдет наперекосяк. Она и думать не могла о карьере молодой женщины, предоставленной самой себе. Счастье вне пределов социальных условностей было для неё заказано, и она вынуждена была разыгрывать лицемерку, чтобы сделать, как лучше, и принять все то, что исходило от матери, которая все же любила её, воспитала и дала образование. Я постарался обрисовать положение женщины, исходя из общечеловеческих понятий, и таким образом увидел, как молодой особе, хотевшей оказаться в надежных руках, было позволено упасть в мои объятья в надежде на добрый совет. То, почему Арвель не стремился наставить её на путь истинный, было очевидно. Он хотел её сам, хотя, возможно, в то время, он и не подозревал о своих желаниях или был неспособен оценивать собственные чувства. Полагаю, что проанализируй он ощущения, рождавшиеся в его груди, он бы постарался обуздать то, что я воспринимал как растущее желание обладать дочерью его любовницы. Однако он не отдавал себе отчета; он только знал, что её близость ускоряет ток его застоявшейся крови; что он снова чувствует себя молодым, когда веселит или ругает её – кроме этого, его ничто больше не интересовало и не трогало.