Через месяц девушке пришло письмо – писала Карла. Подруга из прошлого сожалела о смерти женщины и извинялась за неявку на похороны. Бегло просмотрев содержание бумаги, Катерина сложила лист вдвое, затем еще раз, а после бросила его в топку, оставив посланницу без ответа. Хватит Рудковски того, что она снова «прожила» город. Поддерживать связь с мутным прошлым – вот уж точно, чего делать не стоит.

На лето Джозеф, как условились, отправил Меланию в Геттинберг. Процесс переезда малышки напоминал передачу драгоценности: мистер Рудковски довел дочь до нужного кресла в поезде, наказал проводницам не сводить с девочки глаз, а затем пригрозился парой-тройкой друзей из полиции – на случай если что-нибудь, упаси Боже, пойдет не так.

На вокзале Геттинберга гостью встретило все семейство. Добропорядочная проводница, как обещала, спустила малышку по лестнице и подождала, пока за девочкой не придут «те, кто надо». Впрочем, долго стоять не пришлось – уже через пару секунд по вокзалу разнесся восторженный крик Катерины. Девушка налетела на Мелани, словно голодный кот на добычу. Удостоверившись, что Рудковски не воровка и не мошенница, проводница – премилая женщина – передала «передачу» и, пожелав всего доброго, вернулась в вагон.

В машине Мелани ждали Агата и Рафаэль. Голдман сам сидел за рулем: они не хотели запугивать девочку, попавшую в новый город – и семью – шоферами и помощниками. На счастье, Мелания больше не выглядела перепуганной, хотя улыбка все еще обходила ее лицо стороной. Существенно изменилось лишь то, что малышка теперь не хранила обет молчания. Мелани прощебетала до самого дома, чей вид заставил ее задержать дыхание.

В этом году погода совсем не щадила город. Жара стояла несносная, и Катерина пообещала сестре сходить на сажалку. Сама Рудковски сейчас находилась в отпуске, и ей жизненно важно было заместить работу делами. Отдыхать девушка не умела, так что сама или с кем-то, но Катерина искала пути, как сбежать от реальности.

После купаний Рудковски устроила девочке обзор дома. будто она сама здесь являлась хозяйкой и не ходила завороженная два года назад. Как поначалу у Катерины, у Мелани от восторга не закрывался рот. Рудковски, довольная впечатлением сестренки, умилялась: во-первых, малышка знакомится с новым и забывает про старое; а во-вторых, Катерина действительно мнила себя хозяйкой, и девушке ужасно льстило, что ее дом оценили.

В то же время Рудковски стыдилась за мысли, но замечала: с каждым днем члены семьи отходили все дальше от похорон. Мелания постепенно знакомилась с бабушкой. С первых дней они долго гуляли втроем с Катериной, а через время уже отправлялись на променады вдвоем.

Не стоял в стороне от знакомства и Голдман. Тот пытался наладить с малышкой контакт, но Рудковски и Бристоль, видя неловкие эти попытки, смеялись. Вероятно, мужчина ни разу не управлялся детьми. Он не мог подступиться к возрасту Мелани, то агукаясь с ней, то пускаясь в дебаты для взрослых. Словом, порой Рафаэль видел девочку взрослой, а в другой раз усматривал в ней хрупкого грудничка.

Чарли же был очарован малышкой не меньше, чем ее старшей сестрой, за что последняя умудрилась даже на парня обидеться. Кьюта этот факт рассмешил и дал повод для шуток, а Рудковски смекнула, что занимается ерундой.

Мелани расположила к себе всю округу. Не в последнюю очередь девочку полюбил мистер Боуи. Старичок видел в ней Катерину в детстве, и сходства эти его оживляли. Пусть садовник уже не владел такой силой, чтобы катать малышку в телеге с сеном, но забавлять ее шутками и историями – вот чем жил три летних месяца мистер Боуи.

Впрочем, привязанность чревата душевными муками, стоит в зал войти Расстоянию. Поэтому, когда в конце августа наступила пора прощаться, домочадцы взгрустнули. Семье неприятна была утрата их светлого лучика, и они понимали: холодным вечером дом согревать будут теплые воспоминания.

Наступил октябрь. Снова близилось время свадьбы. В доме шумели не меньше, чем летним утром на рынке. После трех месяцев с Мелани и под опекой мужчины Агата почти отошла от апрельского потрясения. Миссис Бристоль снова заинтересованно относилась к подготовкам, а иной раз проявляла в них даже инициативу.

В свою очередь, Голдман и впрямь занимался неслыханным, незнакомым ему самому – благородством. В другой час Катерина, пожалуй, воздала б ему за заслуги. Но сейчас, безразличная до всего, девушка избегала любых контактов. Она не замечала – и не хотела – признавать чьи-либо достижения.

В один из тех редких для Геттинберга, дождливых дней осени во дворец постучался Бенджи. Рудковски, закрывшаяся от всех, приоткрыла однако двери и, словно забыв о «геройствах» парня, впустила его на ужин.

К возвращению Уильямса в доме отнеслись просто. Даром что путешествие заняло почти шесть месяцев, домочадцы сделали вид, будто он съездил за хлебом и тотчас вернулся.

В то же время возникла проблема, что делать с шофером Голдмана. Паренек добрую половину году притирался к хозяевам и успел вписаться в семью, как пазл в мозаику. Посовещавшись, Рафаэль, Агата и Катерина решили: можно проверить, как юноши отыграют в команде. Сработаются – хорошо, у семьи в гараже два авто. Не поладят – неплохо. Где это видано, чтобы супруги сидели по разным машинам?

Продолжал посещать дворец Бристоль и Чарли. Иной раз, спотыкаясь о Бенджи, Кьют смотрел на приятеля без попыток напомнить о распрях из прошлого. Уильямс сам не хотел баламутить осевшее и беззлобно приветствовал бывшего друга.

За два дня до свадьбы в Геттинберг вновь приехала обожаемая всеми малышка. Правда, в этот раз с ней прицепом тащился по случаю праздника мистер Рудковски.

– Джозеф, мы с Рафаэлем очень признательны за твой визит, – искренне заявляла Агата. К торжеству она предложила мужчине пошить костюм на заказ. Джозеф вежливо отказался.

Катерина радовалась приезду семьи как дитя. Если не считать время с сестренкой летом, то был первый раз с похорон, когда Рудковски светилась.

В тот же день девушка убедила семейство пройтись по городу – благо, ноябрь в Геттинберге по теплу походил на причесанный ветром июнь. Семья праздно шаталась по желто-красному парку, по извилистым улочкам города, и Мелания ежечасно просила купить ей то сладкую вату, то иного врага желудка.

Катерина не без тоски замечала, что под руку с семьей ей гуляется слаще. С тем же чувством девушка признавала: компании не хватает присутствия матери. И хотя семья говорила на языке перебранок, это были ближайшие люди Рудковски. О других она не мечтала.

Джозеф, глядя на покой города, вспоминал, как провел здесь несчастные годы юности. Он вставал раньше солнца и отправлялся работать – возвращаясь в ночи, справлялся по дому. В свой единственный выходной – третье воскресенье месяца – юноша бегал на свидания с Элеонорой. Только в этот день парня радовал факт: он проснулся.

Вечером семья встретилась с Чарли. Девушка показала отцу «того парня», о котором, словно назло, не смолкала Агата. Еще во дворце Джозеф пытался устроить Рудковски допрос, на что та отмахнулась, уверив мужчину: парень ей просто друг.

На свидании их Кьют заставил отца Катерины смутиться. Джозеф не доверял «шутникам», и с опаской за дочь искал в нем подвох. Однако стоило Чарли с его неоспоримой харизмой и умением нравиться разговориться – мужчина смягчился. «Ну, болтает – и что? Может, дочь хоть от скуки с ним не помрет».

В день свадьбы Рудковски проснулась рано. Впрочем, если вместо сна хватать отрезки дремы, то и пробуждаться от них не приходится. Катерине не особо спалось, ведь теперь, пусть формально, но она породнится с Рафаэлем. И от этого осознания в душе девушки зрел протест.

Вместе с тем Рудковски решила, что слишком поздно о чем-либо сокрушаться и уж точно не стоит в праздничный день досаждать гостям кислой миной. Катерина поднялась с кровати и, хотя было еще темно, начала приводить себя в порядок.