Миссис Де Виль неохотно пускала Чарли к ребенку. Она боялась, как бы «придурок» не вытворил чего с ее «сладеньким малышом». Но детская в доме Де Вилей была одна, а значит, хотела женщина или нет, Кьют мог часами забавляться с братом.

В школе мальчик, затюканный злыми насмешками, ни с кем не общался. А редкие монологи с братом не заменяли того погружения в социум, какое особенно требуется малышу. Когда же маленький Арчи впервые агукнул, Чарли едва не заплакал от счастья. Теперь-то он мог познать суть общения с человеком, да еще и с родным.

Подрастая однако, Арчи быстро усвоил: если желаешь задобрить родителей – нужно действовать так, как те хотят. А хотели они, чтобы мальчик прилежно – в контраст Чарли – учился, а затем поступил в институт, и чтобы соседи по улице восхищались их маленьким гением и завистливо отмечали: «Как же этим Де Вилям повезло!»

Взрослые зорко следили за тем, как бы «мелкий засранец» в лице старшего сына не испортил их очаровательного малыша. Братьям не разрешали видеться слишком часто, и, преследуя цель выгнать Чарли из комнаты, мать с отцом нагружали его бесполезными заданиями. Кьют мог трижды за день сбегать в магазин на окраине, убрать дом, подмести во дворе. Только вечером, когда сил у мальчонки почти не оставалось, он закрывался в комнате и сидел с зеркалом наедине.

Так, предмет продолжал служить Чарли и внимательным слушателем, и забавой, и, что главное, – отражением души. Зеркало стало даже наставником: не ругало за промахи, но учило высказывать все тревоги в груди.

Играя с отражением, Кьют разделался с робостью – ее вбили в парнишу издевки родителей и злых детей. В зеркале Чарли оттачивал позы, заучивал симпатичную мимику и на нем же тестировал, как доносят эффектные речи.

Правда, в жизни нельзя ограничиться комнатой. То есть можно, но будет ли это жизнь? Задавался вопросом и Кьют и, едва дождавшись восемнадцати, порвав с горестным прошлым, бежал из дома. Без карманных запасов и сожалений – лишь бы вырваться из родительских пут.

Первое время Чарли ютился у любимой тети – Луизы Кьют, кузины отца. Парень тотчас перенял ее фамилию – разорвать нити с горе-семейством и начать все с пустого листа.

Поселившись у тети, парень и не помышлял становиться обузой. В первые недели он уже нашелся с работой и обеспечивал – хоть и скудно – себя сам. Кьют устроился грузчиком на пекарню, и теперь, кроме тяжких воспоминаний, каждый день таскал того же веса мешки.

Луиза, вдова сорока пяти лет, жила в маленьком городе. Он скорей походил на неброский перевалочный пункт и был настолько компактен, что вмещал в себя одну улицу. Всякий раз на обеде Чарли искал возможность по ней побродить. С большего парня одолевали грустные мысли: о печальном, так и неслучившемся детстве и об ускользающей юности, проходившей в Богом забытой дыре.

После приносящей копейки работы Кьют спешил домой на помощь Луизе. Чарли обожал тетю и с радостью крал с ее плеч «мужские» заботы. За всем этим у парня не осталось часа на важное и прекрасное – Кьюта обступила депрессия. Испугавшись дрянного исхода, парень начал усиленно думать, как же вырваться с трассы крысиных бегов.

И однако прошлое Чарли дало ему больше, чем невыносимые воспоминания. Кьют прочно усвоил, что значит жить в изгнании, и авансом с уважением относился ко всей округе. Особенное сострадание парень проявлял к отверженным обществом. Из детства он вынес: любить того, кто по меркам публики того заслуживает, – проще простого. Но попробуйте посочувствовать тем, кого выгнали на задворки. Речи о вездесущности сострадания и любви тут же рассеются.

Чарли не прохаживал мимо бездомных, не жалел ушей для страдающих, раздавал (хоть и мелочь) нуждающимся и взамен получал обожание всех перечисленных. О его душе вскоре зашептался весь город. Вопреки тому, что места вроде этого кишат сплетнями и пересудами, в сторону Чарли не кинули ни единого бранного слова. Впрочем, ругать парня было не за что: все, чем юноша славился – готовность услышать, помочь.

Тем не менее Кьют решился уехать из города. Он уже убежал от родителей, а теперь хотел вырваться из дыры и больше никогда не попасть в ей подобную. Остановка в убогих деревнях ощущалась для Чарли хуже ада. Тогда парень сказал себе, что отныне ему предстоит кочевать только по приятным глазу и сердцу местам.

В жизни Кьюта началась нескончаемая череда путешествий, какая в конце концов привела парня в Геттинберг. И лишь здесь Чарли захотел осесть на подольше. Он не вычеркнул из своих планов поездки – нисколько. Просто душа его захотела заслуженно передохнуть.

Чтобы жизнь перебежчика стала возможной, парень искал постоянный доход. Если первое время он жил на добытую по́том и экономией сумму, то уже через несколько месяцев – даже при скромных расходах – денег едва ли хватало на бутерброд и компот.

Кьют стал предлагать помощь всякому, кто встречался на пути. Отказать обаянию и харизме юноши было невозможно, так что Чарли давали работу и там, где ее, казалось, не найти. В тот период Кьют понял всю магию зеркала: оно подсветило Божий дар парня и дало инструмент, чтобы убеждать людей и почти беспрепятственно двигаться к цели.

В одном из путешествий Чарли встретил забавного мужичка. Их пути повторяли друг друга: оба начали жизнь на задворках, оба искали поддержки и скитались по свету – словом, этих людей свела сама судьба.

Как то часто случается, гость, зашедший в жизнь Кьюта, открыл парню дверь новый мир. Выслушав речи юноши, зарядившись энергией его слов, мужичок посоветовал Чарли попробовать выступления. Тот воспринял совет поначалу как шутку, но затем призадумался: разве зря он полжизни кривлялся с зеркалом, чтобы после всего не попробовать с публикой? И решив, что терять ему особо нечего, парень в тот же вечер забрался на сцену местного кабачка.

Кьют очаровал толпу с первой минуты. Зрители почти лежали от хохота, а сам Чарли нарвался на бурю оваций. Так случайная встреча спасла юношу от бесплодных попыток куда-то пристроиться. Кьют был твердо намерен забыть про унижения и зарабатывать тем, что приносит ему удовольствие.

Новичкам очень редко приходится мечтать о многом. Поначалу и Чарли шатался по барам и кабакам. Но со временем парень задался вопросом: мол, зачем развлекать безразличных к жизни пьяниц, если можно предстать перед достойной публикой? Да, та требует от шуток грации, но и парень не промах. Что касалось работы хоть в каком деле, Кьют не ведал лени – мог часами трудиться и не замечать.

Постепенно набирая опыт, утолщая сумку с запасом шуток, Чарли стал посягать на невзрачные мероприятия. Он не трусил выступить на сезонных ярмарках, любил заявиться на чужой концерт или предлагал себя в качестве тамады.

Еще год спустя, когда Кьюту исполнилось двадцать пять, парень открывал и вел главные события года – Рождество, День города, Новый год. Каждый пребывал в неподдельном восторге: публика оттого, что ее пробирает на смех; Чарли – ведь он мог наконец-то общаться с живыми душами, делить с ними свои любовь и талант.

К тому времени Кьют не встречался с семьей восьмой год. Впрочем, он не скучал по родителям – только время от времени сокрушался о том, что не мог наблюдать взросление брата. О возвращении парень и вовсе не думал: слишком глубоко в сердце проросли корни раны.

Так, с каждым годом все больше отдаляясь от семьи, Чарли перестал видеть в них родные души. Кьют решил: россказни про родню – это то, чем он не станет ласкать уши публики.

Катерина и Чарли сдержали слово: свадьба прошла, если к событию в принципе можно было применить это слово, едва ли заметно. Отец и сестренка, Агата и Рафаэль – вот список гостей, приглашенных на праздник.

Впрочем, никто не страдал от отсутствия пышности. В памяти Бристоль и Голдмана живым оставалось собственное торжество – Джозеф решил временно воздержаться от излишеств. Молодые не смогли отвертеться лишь от колец и нарядов. С великим трудом пойдя на компромисс с отсутствием праздника, Агата решительно настояла на дорогущих украшениях и бесподобных нарядах для жениха и невесты. И теперь на ужине в одной из невзрачных – такие имелись – кафе Геттинберга, «декорации» в виде свадебных атрибутов выглядели нелепо.