— Я верю Тебе, моя Звёздная Матушка, и только Тебе. Я вырасту такой, какой меня сделаешь Ты, и выполню то, что скажешь мне Ты, даже если бы Ты захотела, чтобы я избавила от зла и невежества весь этот мир. И пусть мои завистники перестанут думать, что они чем-то уступают мне только из-за того, что ты — моя Мать. Я чувствую это.

Увлекшись описаниями подробностей и мелочей жизни юных сестёр, мы, кажется, почти совсем забыли о том, как текла жизнь их родителей — Гио Трейга и Алерты Ахан. По возвращении из дальнего странствия и налаживании жизни в селении (и вообще в Королевстве Аманта) после грабительских нашествий армии злобного правителя из-за моря, супруги целиком погрузились в привычные заботы и часто были слишком заняты разными делами для того, чтобы замечать казавшееся очевидным их беззаботным детям. Гио часто отлучался из селения и разъезжал по всему Королевству по разным надобностям и по долгу службы королю Сильфору, чьи седины и грозный взгляд холодных глаз теперь внушали почтение соседям и трепетный страх — врагам. Алерта часто была занята домашними хлопотами, однако в холодный сезон любила коротать вечера в уютном зале дома возле очага, читая рукописи, которые ей приносили дочери из библиотеки. Зная, что это дело рук «буквоежки» Аулы, женщина умилялась, глядя на эту очаровательную непоседу. Аула уговорила её прочитать все книги мудрецов древней Ориссы и в особенности понравившиеся ей книги Элистата Меноварского, по словам старших сестёр, помешанного на астрологии. В отличие от Меллы и Трисии, Алерте сии труды пришлись по душе и она не уставала приятно удивляться тому, что, как ей казалось, тем было похоже на то, о чем она догадывалась с того самого возраста, в котором сейчас находилась её приёмная дочь или даже полутора годами раньше. В том же самом воодушевлении и в таком же состоянии понимания смысла древних текстов находилась и сама Аула, что не могло, опять же, не вызывать мучительной зависти её старших сестёр.

— Смотри-как ты, — шепнула Мелла Трисии. — Обе сидят и читают эту дребедень. Нам бы с тобой так.

— Да что уж, — ответила та так же тихо. — Мы немножко другие и тебе, наверное, приятнее от того, что о тебе думает Оллсо Део.

Последние два слова Трисия сказала громче обычного, и тогда Мелла предупредительно толкнула её локтем в бок. Действительно, ситуация была не очень выгодная: они подсматривали в дверную щель и, с другой стороны, о дружбе Меллы с младшим сыном осевшего здесь выходца из соседнего селения Малгорен здесь ещё никому не было известно. Она собиралась преподнести отцу и матери приятный сюрприз в день своего наречения.

Но иногда по вечерам Алерта с Аулой не читали. Тогда Аула оставалась в полуосвещенном зале одна, созерцая лиловато-оранжевое пламя большой печи и золотистое сияние негаснущих светильников на стенах. Иногда к ней присоединялась Эйа, бывшая здесь теперь и нянькой, и усердной помощницей по дому, и хранительницей ключей от всех амбаров и потайных мест дома. Тогда до самой ночи продолжались их неторопливые в месте с тем непринуждённые разговоры обо всём на свете. Эйа была прекрасной подругой и хорошей наставницей по жизни, и Аула не чувствовала себя рядом с ней ущемлённой и скованной, как это бывало в школе, где учителя часто показывали своё действительное или мнимое превосходство над учениками. Хозяйка же в это время удалялась к себе, посвящая свободное время шитью, рукоделию или ведению дневников, куда записывала всё, что приходило ей в голову.

Её внутренняя жизнь отнюдь не была такой же правильной, размеренной и гармоничной, как внешняя, которую видели другие. Каковы были движения и завихрения тайных вод её души, переживания и помыслы, не мог видеть и чувствовать никто, кроме неё самой, поскольку она очень умело скрывала от всех свои истинные чувства и мысли.

Не стоит, однако, думать, что тайные стенания души Алерты, желания и угрызения совести были вызваны неким преступным или просто предательским деянием или намерением совершить таковое. Как бы ни думал читатель, она ни разу так и не воспользовалась подаренным ей некогда шансом. Поначалу Алерта, борясь с одолевавшим её искушением, перестала носить на шее злополучный камень, который ей не терпелось втайне от мужа потереть пальцем и вызвать на встречу того, кто его ей подарил. Хотя, даже если она этого и не делала, то будто бы слышала низкий, завораживающий голос предводителя чужого ей племени полулюдей-полудраконов и даже ощущала его незримое присутствие. Оно было, скорее, просто дружеским, однако в душе у Алерты зрело нечто иное, что очень её пугало.

В конце концов, она рассказала обо всём Гио, и вместе они решили спрятать злополучный камень-портал так, чтобы до него нельзя было легко добраться. Драгоценная реликвия была помещена в шкатулку из кварца с замком из чёрного металла, заперта на ключ и отвезена в храм в центре ближайшего города Оттари. Добраться до самого города и храма не составляло труда, однако семейная реликвия была отдана на хранение стражу, который славился на всю округу своим суровым нравом и неподкупностью. Это был не кто иной как жрец Ассирус, который во время нашествия Паллиэна не сказал под пытками ни слова только потому, что намеренно залил себе в рот едкую жидкость, от которой язык на довольно долгое время распухал и переставал двигаться. Решив, что пойманный монах немой, рассвирепевшие палачи отпустили его, избив напоследок до полусмерти, и убили местных предателей, которые сообщили им о том, что он знаток всех государственных тайн Королевского Союза. И вот этому-то человеку, умолчавшему затем даже о своём двухтриадном пребывании в Тетрагоне Целителей после экзекуции, Гио с Алертой решили доверить свою семейную тайну, зная наверняка, что тот никому не разболтает и не купится даже на слёзные мольбы самой владелицы. Дав слово, Ассирус никогда его не нарушал.

Казалось бы, гроза миновала, таинственный призрак больше никого не посещал в тихом Авингоре, однако жизненному потоку Гио с Алертой увы, более не суждено было вернуться в прежнее русло. Однако, решив забить печали разными заботами, они надеялись отвлечь себя от тягостных мыслей и душевных терзаний, которые постепенно и коварно подтачивали их силы.

Последнее же время, зимой, когда Гио отлучался на много дней по государственной службе или по поиску покупателей избытков урожая, тоска Алерты всё чётче оставляла свои следы на её прекрасном лице. Аула и Эйа порой замечали её покрасневшие глаза с распухшими веками и дорожки от слёз, но до некоторой поры хранили молчание.

— Всё же меня это тревожит, — однажды сказала Эйа, оторвавшись от усердного натирания воском дорогих столовых приборов и передавая резной серебряный стакан Ауле. — Может, спросим у матушки, что с ней происходит? Или ты, Аула, догадываешься сама?

— А могу ли я вмешиваться? — ответила та вопросом на вопрос. — Конечно, всем бывает тяжело.

В это время, когда происходил этот разговор, Аула уже не была маленькой непоседливой егозой, а постепенно превращалась в прекрасную стройную девушку, которой годиков через шесть-семь уже можно будет подыскивать жениха. Её глаза, большие и на редкость красивые, сияли небесной голубизной, оттеняя ею матовую бледность лица и подчеркивая изящество черт, фигура постепенно становилась всё более женственной, голос — всё более уверенным, бархатистым и певучим, и уроженка юго-западных гор не могла никак нарадоваться на свою подопечную. Однако последнее время тревога за Алерту Ахан превысила степень восхищения её приёмной дочерью.

— Я могу только догадываться, от чего она плачет, когда запирается в комнате, — продолжала Эйа. — Но не всегда могу высказывать догадки вслух. Она никогда не говорила, что Гио её обижает или обделяет любовью.

— Отец не виноват, — с неожиданной резкостью сказала Аула, вскинув на неё пронзительный взгляд. — Моё сердце мне говорит… моя сила в сердце говорит мне…

Она запнулась.

— Продолжай, Аула… что говорит тебе твоя сила в сердце?