– Нет.

– А сегодня свадьба. Уже там. А мы им сказали, что улетели. По Руби-Коню всё время фигачат, вы в курсе? И тут тоже эта красота, – Миша кивнул на пробку. – Думали, успеем, но не успели. Не срослось. А им сказали, что как раз прекратили обстрелы и мы улетели. Вчера. А сегодня свадьба.

– Понимаете, мои родители болеют, – подошла невеста. – И если они поймут, что мы обманули, что мы еще тут… Они и так в подвале, не выйти, ничего, вчера как раз по детскому садику рядом прилет был…

– А почему вы их там оставили? – нахмурилась бабушка, и Миша с невестой стали вдвоем объяснять ей про родителей, что те больные и могут не доехать.

– И просто, чтобы не переживали, понимаете? Типа мы уже в Бельгии и всё хорошо. Но нужны французы.

– Бельгийцы, – поправил жених.

– Какая разница?.. Нужны бельгийцы, да, иначе могут не поверить. Мои по-французски всё равно не это самое, так что…

– Вуаля, медам, месье, – к нам подошел папа. – Кескёсе? Жёнёманжпа сисьжур!

– Это как раз не надо, ладно? – замахала руками невеста. – Это они знают… Миш! Вот один француз у нас есть. И… может, вы тоже? – заглянула она в бабушкины глаза. В королевско-саркастические.

Хотя они уже были, наверно, просто обалдевшие, и всё.

– И я! И мы! И мы! – запрыгал Антонпалыч, ухватив меня за руку. Я выдернула, но потом тоже сказала «и мы».

– И я, – подошла мама.

Все стояли вокруг бабушки и смотрели на нее.

– Э-э-эм… а вы что, снимать будете? – спросила бабушка. – На камеру?

– На телефон, – умоляюще сказала невеста. – Просто чтоб по вайберу…

– Салют, жевузем, мадам, – повернулся папа к бабушке, сняв воображаемую шляпу. – Же ес ля мурло де ля эколь…

– Ля эколь де ля уколь! – завизжал Палыч и прыгнул на папу. – Жульен буль-буль! Миау!

– Ну? – невеста глянула на Мишу.

– Не знаю, – кривился тот. – Халтура, конечно. Сама решай.

Невеста выдохнула и достала телефон.

– Готовы? – спросила она. – Или еще порепетируем?

– Вот-вот может всё поехать, – сказал Миша, кивнув на пробку. – Так что лучше по-быстрому.

Невеста выдохнула опять и стала тыкать в экран. Все замерли, как в фотку превратились.

Телефон зудел противным вайберным бззз. Потом хрюкнул и гнусаво спросил «аоивагвекваква?»

– Ма? – Некрасивое лицо невесты вдруг куда-то делось, а вместо него возникло красивое и счастливое. – Ма, тут плохая связь, ма! Представляешь? Это, наверно, из-за наших событий, ма! По всей Европе последствия!

– Ква-ква? – спросил телефон. Связь и правда была не очень.

– Не слышу, ма! Представляешь, мы тут в пробке, ма! Мы едем из Брюсселя, да, в нашу церковь, и тут пробка! Плохо слышно, ма! А это… это мсье Жене! Это наш друг, ма! Он привет тебе передает!

– Бонжур, мадам, – папа галантно поклонился телефону. Тот отозвался – «ква-ква».

– Ты нас видишь-слышишь, ма? Мы подружились тут с одной семьей! С одной семьей подружились, ма! – (Ква-ква!) – Это мадам Жене, она тоже привет тебе передает (бабушка величественно махнула рукой). Мы с Мишей по-французски не очень, ты знаешь, потому больше на мигах… Ты слышишь, ма?

– Ква-ква!

– Э-э-э…

(«Говорите друг с другом! – зашипел Миша. – По-французски! Делаем фон, фон делаем, фон…»)

– Мамуль де ля жабо, – сказал папа бабушке. – Эмву ле шампань?

– Уи, этплю де канкань! – ответила мама, потому что бабушка отвернулась и стала рыться в сумочке. – Шампань пармезань мерло-бухло ди пьянь!

– О, сьест требьен! Уи?

– Уииии… – мама старалась не ржать. («Нормуль-нормуль, смейтесь, это как раз гуд», – шипел Миша.) – Нормуль жюльен шампурель де шампиньон…

– Ма, тебе слышно, ма? Мы тут свадебный обед обсуждаем! А? Что?

– Ква!

– Плохая связь, ма! У вас всё нормально?

Тут меня что-то толкнуло к телефону. Я глянула туда и увидела лицо какой-то мумии в очках, а сзади бомжатник: подстилки, сумки, облезлая стена с трубами. Я уже в курсе была, что это убежище, а раньше не знаю, что подумала бы.

Мумия печально смотрела на меня, и я улыбнулась ей во все щеки:

– Салююююуу! (Постаралась изобразить киношную Амели.)

– Это… это Марта, – отрекомендовала меня невеста. (Я уронила челюсть. Потом дошло: папа сказал.) – Тоже из той семьи. А это сестра Марты. (Телефон повернули не к Антонпалычу, а к маме. Гы.) У вас всё нормально, спрашиваю?

– Ква-ква-ква-ква…

– Тронулись! – долетело откуда-то из-за поворота. – Тронулись! Народ, по местам!

– Всё, – невеста быстренько ткнула в «завершить». Типа оборвалось, да. – Огромное вам преогромное… – Она прижала руки к сердцу, как в кино. И лицо у нее было всё еще то, которое для мамы. Вокруг кричали:

– Тронулись! Тронулись! Все тронулись!

– Тронули-и-ись! – завизжала малая. – По места-ам!

– Так, всё. Давайте в темпе, – засуетился Миша. – Мы вам так… Вы нас так… – бормотал он отходящему папе. – Короче, не буду задерживать. Давай, давай, уже вон едут…

– Это он невесте, – объяснила мне Тонька на бегу. Будто и так не понятно.

– Тонь! Март! Не бегите! Дедушка вас подхватит! – кричала бабушка сзади, но мы все равно бежали.

– Тронулись! Все тронулись! – орали из машин, а мы бежали, бежали, специально плюхая ногами в сугробы, потому что когда еще?..

Деда – он и есть деда. Почему он всегда едет не туда? Именно поэтому! И потому еще, что плохо слышит; и потому, что про повороты говорит папа. Если б мама – дед, может, и слушался бы ее, потому что она у него «доця ма-аленькая, ушастенькая». Но мама не копенгаген в дорогах и в картах, по картам у нас папа. А слушаться папу – это, знаете ли… Всему есть свой предел.

Правда, мама с папой наловчились хитрить: когда надо повернуть, папа шепчет маме на ушко, а мама потом громко объявляет деду. Но тот не ведется, потому как знает про маму и повороты и понимает, откуда ветер дует.

– Ну развернись, ну люди просят, ну какого лешего, – нудит бабушка. Повороты – то единственное, где она заодно с папой. – Дорога пустая, слава богу, взял бы да развернулся, и никаких претен…

– Э-те-те-те, – кривляет ее дед. – Вот помело дурное! Вот дурное! Я тут срежу, говорят тебе!

– Паш, он тут срежет? – вопрошает бабушка.

– Не-ет! – хором кричат папа с мамой, и Антонпалыч присоединяется с опозданием: «Ни-и-ть!»

– Вот дурное!.. И еще эта подвякивает. Подучили. Никто никогда мной не командовал, вы поняли меня или нет? Вы поняли меня? – бурчит деда, делая полный вперед. Начинает по-крупному трясти. – Поняли или нет?

– Тише! Ну куда ты гонишь? Ой-й-й, – киношно стонет бабушка на очередном ухабе. – Ну что ты делаешь? Ну что за человек?

– Бня-бня-бня-бня! Давай тогда сама за руль! Давай-давай!

Хотя у нас и не водит никто, кроме него. В этом-то всё и дело.

Он гонит, а мы молчим. То грызлись, грызлись, потом поняли опытным путем, что проще помолчать, пока деда остынет и пожалеет машину. Он любит ее как родную и чуть не плачет, когда видит свежие царапины.

Дорога лесная, покоцанная и совсем пустая. Плохой признак: все правильные забиты пробками. Пробками, где стоят даже скорые…

– Не вздумай останавливаться! – вдруг включилась бабушка. – Не вздумай, говорят тебе!

Было непонятно, зачем и почему останавливаться. Но зато очень даже понятно, что теперь-то наш деда обязательно остановится.

– Не вздумай! Мы не знаем, кто это. Не знаем, понимаешь ты или нет?

– Э-те-те-те!

Я вытянулась по-страусиному, чтобы посмотреть вперед на дорогу, и увидела какого-то дядьку. Тот голосовал.

– Обязательно остановись, папуль! – крикнула мама. – Давай, давай, нельзя проезжать мимо! Это хороший человек, папуль, по глазам видно, причем издалека!

– А?.. Ну вот, доця маленькая дело говорит. Хорошо, что не в тебя пошла, не в твое помело кровь. Э-те-те-те! – дразнится деда, притормаживая у дядьки. – Расшумелась! А вдруг беда у человека?