Я вижу девушку. Наивную, со слабой улыбкой и похожую на ребёнка. Вижу кудрявого парня, что кидает в неё носки, смеётся и убегает, а она бежит за ним…

Чувствую этот запах печенья с молоком.

– Джекилайн?…

– Вот же дерьмо… – оборачиваюсь на другой голос и вижу Тейлора с распахнутыми глазами, пока глаза девчонки горели от счастья.

Бывало ли у вас когда-нибудь ощущение, что ваша жизнь не реальна? Что воспоминания вовсе не живые, а иллюзии, придуманные разумом. Думали ли вы когда-нибудь, что вас просто не существует?

Когда это произошло, я не смогла вспомнить, что было до этого. Вернее, что было после того, как я приехала сюда. Год из моей памяти просто исчез.

Я помню свою комнату, отца. Его безысходность… У моих ног большая спортивная сумка, а из неё торчат вещи, которые, скорее всего, я не смогла затолкать внутрь.

А дальше мрак…

Снова свет.

Мои запястья забинтованы, в некоторых местах запекшаяся кровь. Один глаз закрыт, точнее, на нем какая-то марля, что мешает открыть его полностью. Правое ухо пронзило болью, однако я даже не в силах поморщится, словно бы вместо моего лица было чужое, не контролируемое мной. Смотрю на белоснежный бинт и вижу каплю крови.

– Я должна ее увидеть! Дайте мне увидеть ее, пожалуйста! Пустите!

В палату неожиданно врывается темноволосая женщина и замирает. Ее глаза испуганы. Аппарат сбоку меня начал пищать.

– Мисс… Посттравматическая амнезия… Вам лучше уйти, – кусками вырывало подсознание и не могло понять, что происходит. Не могу подняться или закричать, тело не подчиняется.

– Не трогайте меня! Я должна… Скажи что-нибудь!

– Проснись, проснись, проснись! – кричал голос в голове. Я не проснулась. Боль стала сильнее, как и срывающийся крик, рыдающей женщины.

– Сьюзан!

Золотистые хлопья осыпаются прямо в воду, в спину отдает холодом. Острый грифель тянет за собой тонкую линию, затем ещё одну и ещё. Останавливаюсь. Всматриваюсь в рисунок, дыхание замедляется, пока глаза, не спеша скользят по очертаниям лебедя.

Я снова нарисовала его. Словно это какая-то моя пожизненная метка, от которой мне не скрыться – белый лебедь, который вмиг может окраситься кровью.

– Пора снимать свои штанишки, Хенсель! Нам нужна твоя заначка, которую ты спрятал от нас на прошлой неделе! – громкий, раздражающий смех сбил ход моих мыслей. Тайный мир исчез. Я снова вижу этих людей, слышу лишние звуки, наблюдаю за чужими проблемами. Только сегодня я была уверена, что дождь и пасмурная погода заставят незнакомцев в масках остаться в стенах школы. Я ошибалась. Ланч на улице, сидя на мокрой траве и промокая под холодным дождем намного вкуснее, чем в душной, потной столовке.

Стало не по себе.

Чувствую чей-то взгляд на себе. Начинаю осматриваться и замечаю ее…

Девушка с белоснежной кожей, такими же светлыми волосами и пустым выражением лица. Ее еле заметные губы сомкнуты, а темные как ночь глаза распахнуты.

Нас отделяли какие-то десятки метров, и было бы не так жутко, если бы она не шла мелкими шажками в мою сторону.

– Привет!

От испуга судорожно захлопываю блокнот, карандаш из моих рук вырывается и отлетает к стенке фонтана, зарывшись в листве. Смотрю вперед, бледноволосая исчезла. Поднимаю голову и упираюсь в улыбающиеся голубые глаза.

– Как долго ты стояла у меня за спиной?

– Этого было недостаточно, чтобы рассмотреть твои рисунки спятившего в блокноте смерти. Не волнуйся, – девчонка разлеглась на прохладном камне, широко улыбнувшись.

– Так его называет Тейлор. И я не спятила.

– Это… – глаза пробрались под меня. – Журнал ночных бабочек!? А ну, слезь!

Быстрым движением журнал вылетел из-под моего открытого портфеля, на котором я сидела. Девушка прижала к своей груди вещь и осуждающе посмотрела на меня.

– Как не стыдно тебе обращаться так с искусством? Это же лучшая рок-группа во всем мире! Ты только что осквернила мою душу… Осквернила Робина Таузента!

– Совсем забыла, что брала это в школу, – усмехаюсь. – Приношу свои извинения, мисс Джекилайн Вуд. Каюсь, Робин Таузени.

Осуждение медленно смылось рассеянием. Края розоватых губ слабо потянулись наверх.

– Я уже и отвыкла от этой мрачности… – Джек вяло переворачивается на спину. – Как же хорошо было в Эйвенте… Всегда солнечно, так тепло. А здесь мрачно и так..

– Жутко?

Девчонка задумалась.

– Я говорю так, будто я противник дождя.

– Ты предпочитаешь солнце, а кто-то другой любит дождь. В этом нет ничего плохого.

– Да, наверное, ты права. И было бы здорово, если бы от этого был бы хоть малейший толк. Посмотри! Я же бледная как поганка! Вселенная явно против моего голливудского загара. Даже этот полудурок Тейлор, выглядит поживее меня!

Мы засмеялись. Я останавливаюсь, когда понимаю, что смеюсь уже слишком долго. Но Джек не переставала… Она все смеялась и смеялась… Так искренне, звонко и явно не думая о том, что подумают другие.

– Как же ты прекрасна… – подумала я.

Однако сказать не осмелилась.

– Да не я это выставил школу на продажу, не я! Клянусь счастливым носком! Почему Вы не верите мне?

Заместитель школы разворачивается к кудрявому парню.

– В прошлом году, на химии, ты вылил все пробирки на пол и устроил в классе каток.

– Только одну! И было весело… Все оценили! Разве Вы нет?

– В позапрошлом распустил пчёл на международной выставке, и пришлось ловить их по всей школе.

– Ну, вообще-то, ос.

– А две недели назад взломал систему школы. Никто до сих пор не может подключить интернет и выставить геолокацию учреждения, на картах оно больше не числится.

– Да это все Сэм, со своей манией заполучить всю информацию с пентагона! Думаете, я на такое способен?

Послышался глубокий вздох.

– Ты способен на большее.

После этих слов мужчина уходит в школу, оставив парня одного.

– Харрисон сегодня не в духе, – заталкиваю свой блокнот в сумку, Джек качается на носках рядом.

– Эта чудачка сказала, что это я во всем виноват! Я что, главное шило в школе? Почему я?

– Это он.

– Что?

– Харрисон – мужчина. Это не женщина.

– Надо же… – удивился Тейлор. – А я уже хотел звать эту горячую штучку на свидание, лишь бы только она не оставила меня в исправительном классе.

Джекилайн потёрла свои плечи, задрожав от страха.

– Там так холодно…

– Я лучше ещё один месяц буду отбывать наказание наших родителей, и чистить свои носки зубной щеткой, чем они снова запрут меня в этой будке!

– Как же! Между прочим, в прошлый раз, это по твоей вине меня упекли туда!

– Это по моей вине?! А кто вместе со мной обклеивал его тачку прокладками, а?

– А иначе, тебя бы поймали даже раньше и упекли бы в обезьянник!

– А так, ты сама попала туда вместе со мной!

Слова теряются в пространстве, мои глаза смахиваются в сторону и дыхание молкнет. Замечаю, как во дворе школы постепенно стихает, но не до такой степени, чтобы стало совсем тихо.