– Значит, сделала не со зла. Уверен, она не хотела этого. Если бы она действительно хотела причинить вред кому-либо – сделала бы. Как многие другие.

– Так почему она не может сделать как многие другие? – я резко смотрю на него. Он теряется. – Просто… послать все к черту? Не думать ни о чем и ни о ком. Разве, это так сложно?

– Она много раз пыталась, – настала недолгая пауза. – Сколько было попыток… Много раз обжигалась, по чужой ошибке делала виноватой себя. Всегда пыталась помочь остальным, совсем забывая о собственном спасении. Многие пытались сломать ее. Не сломали. Так как она до сих пор жива? В чем секрет?

Несколько минут мы просидели молча. Звезды словно от обилия наших мыслей принялись поочередно растворяться. Не знаю, о чем сейчас думает Тейлор, но я точно уверена, что он точно так же не хотел бы узнать, о чем сейчас думаю я. Да и, честно говоря, слушать собственный разум сил уже не было.

Поднимаюсь на ноги и подхожу к выходу. Представляю невинный взгляд в свою спину и под это мгновенье замираю в дверях.

Он и вправду знает обо мне большую часть моей жизни. Даже больше, чем мне казалось…

– Многие думают, что она не сломлена.

… Однако самое ужасное, все ещё по-прежнему там, внутри меня.

– А оказывается, она просто мастерски умеет делать вид, что все еще по-прежнему жива.

Susan.

– Мне срочно нужна твоя помощь!

– Черт, Одри, ты посмотри на меня… Я же ходячее бревно! Я даже стоять ровно не умею.

– Просто помаши флагом и все! Танцевать не нужно!

Никогда не могла подумать, что отвечать отказом всегда так тяжело.

Последний раз убеждаюсь в своей никчемности, обреченно вздыхаю и принимаю в руки цветные пампушки.

– С тебя килограмм ирисок.

Девушка завизжала от радости, крепко прижалась ко мне и потрепала из стороны в сторону.

– Да хоть десять! – впихнув мне форму, девчонка попыталась успокоиться и своё «успокоительное» она нашла на моей шее. Одри снимает со своего пальца чёрное кольцо и начинает тыкать им в мою кожу.

– Что ты делаешь? – отмахиваюсь я, девчонка проверяет кольцо.

– Был бы это укус вампира, кольцо ударило бы меня током.

– Укус?

Маленькое зеркальце появилось в моих руках. Девчонка почесала область на своей шее, указывая на проблемное место.

Смотрю в отражение. Вижу красноватое пятнышко, обсыпанное точками по-ярче.

Матерь божья… Какой стыд! Резко впихиваю Одри ее зеркало обратно и тщетно поправляю волосы, пытаясь спрятать засос.

– Только посмотрите… У нашей малышки Сьюзан появился бойфренд! – вдруг появившийся из неоткуда Итан со своей шайкой смеется, а затем лезет в карман джинс. – Такое точно нужно записать на память. Покажу своим детям, лет через двадцать-тридцать.

Рывок.

Телефон отлетает в стену.

Уайт.

– Если ты доживешь до этого времени.

– Ты че творишь?!

– Не твоя вина в том, что только одного тебя обделили удивительной вещью, чём-то похожее на мозг.

– Мой телефон! Чего ты так взъелся? Ты из-за этой ходячей… – не успевает он договорить, как Уайт прижимает его к стене.

– Оставь его! – кричу я на русоволосого.

– Зачем ты все усложняешь?

– Прекрати. Почему так сложно прожить хотя бы один день без насилия?

– Не лезь, Аддамсон, уроки скоро начнутся. Ты ведь прилежная ученица, верно? – его тон был слишком убедительным, не только для меня одной, но и для Одри, которая начала оттаскивать меня от парней.

По итогу, Уайт сдержался, чтобы хорошенько не вмазать Итану. Не то, чтобы к ним подскочил наш физрук и поэтому они отцепились друг от друга. Это была инициатива Кэммерона. Еще бы, никто не должен узнать раньше времени кем он из себя представляет.

Время мчалось с непостижимой скоростью. Проносилось с визгом прямо передо мной, оглушало, а затем затихало в ночной мгле. Времени осталось так мало, слишком мало. Многие твердят – ошибки делают нас сильнее, и это правда, только каждая ошибка имеет свою цену, и по большей степени, это время. Каждый неверный шаг заставляет оступаться и каждый раз, срываясь с пропасти, ты начинаешь винить абсолютно каждого. Своим мечты, надежды… Даже себя.

Именно после этого путь к цели перестает казаться столь достижимым. Мечты начинают растворяться в тумане ложных надежд, а в голову проникать мысли, что тебя лишь когда-то одурманили сном.

Эта неделя оказалась сомнительно спокойной, предрождественская вечеринка прошла на «ура». Настали каникулы. Тётушка Тера больше не рвалась на работу в ночную смену, Тейлор в предвкушении выхода своей новой песни, а Джек, как обычно, продолжает любить эту жизнь. Я же больше не видела Уайта.

Сглазила…

– Сегодня ночью произошла утечка газа в доме мистера Вашингта Пауло, – проговорил маленький телевизор в метре от меня через кассира. – Как утверждают соседи, близких родственников, кроме сына у него не было. Выживших обнаружить не удалось.

Я помню этот взрыв. Помню, как кровать подо мной затрещала, стены задрожали. Все произошло так быстро, от чего на утро, проснувшись с опухшими глазами и в зарытой в цветной мишуре, я и не поняла, что это был не сон.

– Нет восемнадцати. Я не пробью тебе этот энергетик.

– Простите?

Парень грубо ставит жестяную банку на кассу.

– Либо паспорт, либо я вызываю охрану.

– Охрана из-за энергетика? Это как минимум не справедливо, мы что, в России?

Он тянется к красной кнопке.

– Хорошо, хорошо! – развожу руками. – Аскорбинку, пожалуйста.

– Осталась только с замороженной вишней.

Обречено вздыхаю. Даже здесь он со мной… Протягиваю купюру, закидываю аскорбинку в рот и выхожу из продуктового магазина.

Я слишком наивна. И иногда мне кажется, что наивнее меня в этом мире не существует.

– Изви… Извините!

Вижу Джек со стороны. Все словно не замечают ее.

– А, ой! Прошу прощ… Ай!

Кто-то наступает ей на ногу. Девушка подскакивает, и учебники из ее рук рассыпаются по кафельному полу.

– В следующий раз, я буду твоим гидом прямо до класса, – подхожу, опускаюсь к девушке. Голубые глаза засветились. Возвращаю девушке ее вещи и та заталкивает их в шкафчик. – Зачем ты просишь у всех них прощения?

– Когда я была маленькая, с «добротой» меня познакомили слишком рано. Это была моя прапрабабушка. Она познакомила меня с ней.

Доброта…

Сорвут с шеи, посмотрев с отвращением, и выкинут в урну как ненужную побрякушку. Только так теперь принято формировать чужие миры.

Глаза девушки погасли. Хорошо это или плохо, но за все эти долгие годы я научилась распознавать подобный взгляд от обычного расстройства.

Также взбираюсь к воспоминаниям…

Волнительный голос подруги моей бабушки, который просил его послушаться. Несдержанность бабушки, что открыла мне саму правду.

После ее крика позади провода, вперемешку со слезами, мои глаза замирают в одной точке, и дальше все впадает в искусственную кому. Голос бабушки, все резко отмирает. Ноги подрываются с места, разум затуманен и слышен лишь один ритм сердца. Я бежала так, словно от этого зависела моя жизнь. Бежала так, будто в самом конце, это могло бы спасти его. Я помню тишину в своей голове, помню, как дорога пред глазами затмевалась прозрачной пеленой слез, помню, как перебегала дорогу, но не помню того, пеклась ли я о своей жизни как волновалась о его.